Небесная музыка. Луна - Страница 4

Я спешно выключаю песню и поворачиваюсь к подруге.

– Все в порядке? – спрашивает Кирстен, которая, судя по всему, только пришла домой, и, не дожидаясь моего ответа, продолжает восторженно:

– Суперновость! Эми проведет нас на «Ред Лордс»… угадай, куда?! В супервип! Представляешь?!

Кирстен смеется и начинает прыгать от переполняющих ее эмоций, и ее высоко завязанный светло-русый хвост, кончик которого окрашен в малиновый, начинает смешно подпрыгивать вместе с ней. Порой она – сущий ребенок.

– Серьезно? – выдыхаю я недоверчиво. – Ты шутишь?!

– Да нет же, нет! Я же говорила тебе, что мать Эми работает в агентстве, которое привозит «Лордов»! Она обещала провести нас туда! – последнее слово она произносит с благоговением. И я ее понимаю.

«Туда» – это супервип, особое место между фан-зоной и сценой, там, где стоит техника и молчаливые суровые секьюрити. Место, откуда кажется, что музыканты выступают только для тебя одного.

– Круто, это действительно круто, – улыбаюсь я, несколько ошарашенная новостью. Но, черт побери, какая же она приятная!

Кирстен хватает меня за руки и заставляет прыгать вместе с собой, смеясь в голос:

– Это невероятно круто, детка!

Она хлопает в ладони, как ребенок, увидевший рождественский пирог. Ее светло-голубые глаза горят от восторга. Подозреваю, что мои – только медово-карие – тоже. «Ред Лордс» – крутая рок-команда, которая входит в топ-5 любого уважающего себя любителя современной тяжелой музыки. Рок-звезды. Настоящие идолы. Мы опоздали с нормальными билетами на их концерт – я имею в виду в фан-зону, потому что сидячие места никому не сдались, а тут такой сюрприз от Эми, нашей общей подруги. В большей степени она подруга Кирстен, потому как они вместе учатся на модном новом факультете «Композиция в кино». В Хартли мы почти не пересекаемся, только обедаем вместе.

Эми и Кирстен с ума сходят по «Лордам» уже несколько лет, хоть обе с детства занимались игрой на фортепиано и, казалось бы, должны любить совсем другую музыку, классическую, а не мощный рок. Я легко могу назвать их обеих помешанными на этих парнях. Нет, мне они, конечно, тоже нравятся – не настолько, чтобы я состояла в закрытом фанатском обществе «Красные леди», но настолько, чтобы новость о том, где мы будем находиться на концерте, приятно будоражила.

Отлично, «Лорды», ждите меня. Мы нехило оторвемся, обещаю! Представляю, как посмотрит на нас Лилит – наша третья соседка, – когда узнает об этом. Лилит – будущая актриса, и она пренебрежительно относится к группам, подобным «Красным Лордам», зато обожает поп-музыку, особенно всех этих сладкоголосых мальчиков в бой-бендах.

Наша бурная радость продолжается недолго – я тащу Кирстен завтракать. Она варит кофе, а мне достается честь делать тосты и яичницу. Постепенно наша маленькая квартира на втором этаже наполняется тягучим кофейным ароматом. Мы, болтая, садимся за стол. Я то и дело поглядываю на часы, а Кирстен с легкой душой рассказывает о том, как вместе с Эми ходила в клуб и подцепила какого-то жуткого парня с не менее жутким испанским акцентом, от которого с трудом отделалась. Подруга уже свободна – ее неделя финальных экзаменов закончилась быстрее, чем моя. Если я переживу сегодняшний день, то мой весенний семестр тоже закончится, и начнутся каникулы. Некоторые берут и летний семестр, но мне нужно подзаработать денег и немного отдохнуть от учебы.

Мы прощаемся – я оставляю грязную посуду на Кирстен и убегаю, решив, что волосы выглядят вполне прилично, особенно если их затянуть в хвост. За спиной у меня чехол с гитарой, моей девочкой «Арией»[2], которую я безмерно обожаю и берегу, через плечо висит сумка. В голове – беспокойство, которое бывает только перед экзаменами.

Я выхожу из дома и, привычным жестом воткнув в уши наушники, быстрым шагом направляюсь в сторону метро по широкой дороге, вдоль которой тянутся невысокие кремовые дома. Мы с Кирстен и Лилит снимаем квартиру в Южном Карлтоне – тихом жилом райончике на юго-востоке от центра, затерявшемся между общественным Сэнт-Оливер-парком и одним из деловых кварталов огромного мегаполиса. Тут нет особых достопримечательностей, вместо шумных баров и модных кафе между магазинчиками приткнуты несколько скучных пабов, нет бутиков и клубов, а жизнь течет размеренно и даже немного уныло. Поэтому и туристы тут не встречаются. Зато цены на жилье не слишком высокие, да и до Хартли на метро можно добраться довольно быстро.

На улице тепло, легкий скользящий ветер треплет волосы и ласково приглаживает траву. Небо высокое и яркое, словно хрустальное, – оно кажется мне огромным бокалом, наполненным лазурью. В глаза бьет яркое солнце, и я щурюсь, вспоминая, что забыла взять солнцезащитные очки. И у неба, и у солнца есть свои собственные песни, но сегодня они поют дуэтом.

В день, когда я пришла на свое первое занятие в Хартли, небо было точно таким же – чистым, безграничным и пронзительно-голубым, хоть на дворе стоял не май, а сентябрь. Казалось, кинь в это небо камень – и оно пойдет трещинами или и вовсе рассыплется, и миллионы осколков падут на землю под аккомпанемент ветра.

Сколько я себя помнила, я всегда жила музыкой. С самого детства.

Когда все девчонки играли с куклами и плюшевыми медвежатами, я часами напролет сидела с детским ксилофоном в руках, а потом и с электропианино, которое подарил дедушка. Я с удовольствием слушала музыку по телевизору и по радио, а взрослые только диву давались, почему ребенок равнодушен к новой игрушке, но в восторге от губной гармошки. Они не понимали, что музыка умеет пленять с самых ранних лет. И до сих пор многие не понимают, что такого особенного в музыке, да и вообще в искусстве. Это ведь глупость, развлечение, не то что настоящая работа!

Еще в детстве я обожала петь, и это получалось неплохо – по крайней мере, мне так казалось. Я понимала, что если люди улыбаются – значит, им нравятся мои песни. И я мечтала, что однажды стану настоящей певицей – тогда улыбаться мне будут все. Как на концертах Элинор Фелпс[3], которую я обожала. В детстве мне казалось, что музыка делает людей счастливее. А музыканты были в моих глазах супергероями. Какой же ребенок не хочет стать супергероем? Я не была исключением. К тому же всегда знала, что обладаю суперспособностью. Ох уж эта детская наивность…

Часто я представляла себя знаменитой, брала старый микрофон или же пульт и пела, громко и с чувством. Чаще всего – на выдуманном мною языке, который звучал как редкостная тарабарщина. Игра в певицу была моей любимой, правда, с подружками, жившими по соседству, поиграть в нее не удавалось. Певицей желали быть все девчонки, а мне не хотелось уступать, поэтому чаще всего мы либо ссорились и расходились, либо выбирали другую игру. Зато роль зрителей охотно выбирали дедушка, бабушка и приезжающая время от времени тетя Мэган, которая всегда просила называть ее просто Мэг. Дедушка был хитрым – он предлагал мне поиграть в радио. Я переставала скакать по всему дому, пряталась под журнальным столиком между двумя креслами, на котором стояло радио, и пела оттуда, а дед и ба занимались своими делами, время от времени заказывая песни.

Когда я стала немного взрослее, начала посещать уроки музыки. Дедушка отвел меня к частному преподавателю – мисс Вудс. Она обучала меня игре на фортепиано, а также основам вокала. И она же первая сказала, что у меня «абсолютный слух и потенциально большое будущее» – если я, конечно, буду упорно к этому самому будущему стремиться и много работать над собой. Мисс Вудс была строгой, но справедливой учительницей. Она давала все, что только могла дать, однако прекрасно понимала, что мне недостаточно посещать только лишь частные уроки. По ее словам, мне нужно было учиться в музыкальной школе при одной из столичных консерваторий или же вовсе заниматься в специализированной музыкальной школе.

«Тогда у тебя будут все шансы поступить в Хердманскую национальную музыкальную школу или Королевский колледж искусств», – говорила она мне своим высоким пронзительным голосом. – А может быть даже в школу музыки Фэрланд!»