Небеса в огне. Том 2 - Страница 9

По спине у Ильмари пробежал холодок.

– Не делай этого. Ты продержишься еще немного. Ты попадешь на поднебесный корабль! – взмолился он. Мужчина не собирался сдаваться, но по ее взгляду видел, что это бессмысленно. Она давно разгадала его. Знала, что больше нет надежды на путешествие к солнцу, что ее ждет одна лишь тьма.

Ильмари принес в ее комнату все масляные лампы, которые сумел найти, зажег их. В комнате с голыми стенами никогда еще не было так светло, как сейчас. Ламп было много, и они распространяли вокруг приятное тепло, а свет от них придавал серым стенам золотистый оттенок.

Закатив глаза, она посмотрела на стенную нишу, в которой стояли маленькие деревянные воины, вырезанные им для Талама. Их мечи и копья давно сломались. Сын любил эти игрушки и часто играл ими в сражения. Рядом сидели обе куклы, которые Мая сшила для Серин из лоскутков ткани. Глаза и губы она вышила на лицах тонкой пряжей. Серин умерла с куклами в руках. Это было больше года тому назад. Когда три луны спустя умер и Талам, в душе Маи что-то надломилось. Она продолжала работать, есть, дарила ему свою любовь, но ее воля к жизни, которая помогла пережить столько тяжелых лет, угасла вместе со смертью детей.

– Я вынесу тебя наверх, на свет! – торжественно произнес Ильмари. – Клянусь! Мы и без Соломона справимся. Ты же знаешь, какой я сильный. Я могу пронести тебя много миль. Мы вернемся на Дайю, начнем все заново. Тебе нужно лишь набраться сил…

Она подняла на него взгляд своих больших темных глаз. В них по-прежнему читалась благодарность. И любовь.

Мужчина взял ее руки в свои. Как же они холодны!

– Мы справимся. Мы будем первыми, кто найдет выход из пещерного царства Таркона. Мы убежим от всего этого.

Женщина закрыла глаза.

– Спи, красавица моя. – Взяв платок, он промокнул ее влажный от пота лоб. – Спи, а когда проснешься, полная сил, мы спланируем свой побег.

Он не отходил от жены, продолжая держать ее за руки. В душе он упрекал себя. Нужно было бежать гораздо раньше. Должен быть выход из этих проклятых пещер, убивающих всех, кто нашел в них пристанище. Он в который раз принялся ломать голову над тем, с чем связана такая смертность в пещерах. Кто-то считал, что дело не в недостаточном количестве солнца, а в яде, содержащемся в воде или скалах, которые медленно убивают их. Или же это связано с проклятием богини, поскольку, в конце концов, она готова была терпеть в своем мире только собственных созданий, как бы искренне ни молились ей люди.

Ильмари поднял голову и посмотрел вверх. В этих пещерах богиня повсюду. Ему вспомнились кристаллы, которые он видел в своих путешествиях. Они росли на неровном полу длинных туннелей, на дне русла реки, он видел их даже в домах.

Мая уснула. Ильмари наблюдал, как движутся под веками глазные яблоки, и вспомнил тот день, когда их дочь впервые назвала ее Маей. В Доме мертвых они знавали хорошие времена. Были счастливы здесь, внизу. Мая и дети наполнили его душу неведомыми прежде чувствами. Но это лишь усугубляло боль. Он знал, как ему повезло. Знал, что это была милость. И теперь, что бы он ни пытался сделать, счастье уже не вернуть.

Ламги, убийца, которым он был когда-то, доверенное лицо бессмертного Муватты и бессмертного Аарона, был погребен глубоко под этими чувствами. И вот сейчас он зашевелился снова. Именно Ламги сумеет найти выход из пещер, и, если для этого ему придется идти по трупам, совесть не будет мучить его.

– Я вытащу ее отсюда! – с холодной решимостью повторил он. Изменился даже его голос.

Мужчина поглядел на Маю. Глаза ее под веками перестали двигаться. Он осторожно провел рукой по бледному лицу. Оно было холодным, как и руки, которые он по-прежнему сжимал в ладонях.

Коснулся ее груди, проверил сердце. Оно не билось. Она умерла так же, как и жила: молча.

Ильмари осторожно завернул жену в саван. Отыскал самую тонкую ткань, которую только сумел найти. Безупречно белую, без ткацких огрехов. Ткань, от которой не отказалась бы даже сама Шелковая.

Тщательно зашил саван мелкими стежками, не торопясь, снова и снова поглядывая на тело Маи. Оно казалось мирным. Только слишком узким. Он осторожно накрасил темные глазницы, придав им цвет здоровой кожи.

Губы были чуть красноватыми. Мая очень редко пользовалась румянами и ароматными маслами, которых у нее имелось в достатке, ведь ей нужно было придавать умершим хоть сколько-нибудь живой вид, когда семьи приходили попрощаться с ними.

Порой, когда ей хотелось соблазнить его, она красилась. Его жена была чувственной женщиной. И хорошей матерью. Он помнил вечер, когда он вернулся домой после долгого путешествия, а Мая и дети ждали его. Они были разрисованы всеми цветами радуги, плясали вокруг него, не помня себя от радости. Через неделю Серин заболела. Тогда она танцевала в последний раз.

Ильмари судорожно сглотнул.

– Все, что было в моей жизни хорошего, подарила мне ты, – прошептал он, склонился над умершей, нежно поцеловал ее в губы. – Ты заберешь с собой все хорошее, что было во мне.

Выпрямившись, он накрыл ее лицо саваном. Руки Ильмари дрожали, когда он зашивал его. Когда же нужно было сделать последний стежок через нос, как того требовала традиция, силы почти оставили его.

После того как работа была выполнена, он поднял Маю с каменного стола, с которого поднимал стольких мертвецов. Она показалась ему легкой как перышко. Осторожно взвалив тело на плечо, он понес его по витой лестнице, в просторный холл Дома мертвых.

Никто не пришел, чтобы попрощаться с ней. Когда он нес в Белую пасть Талама, Мая была рядом.

От его семьи ничего не осталось. Одинокий, он шел вдоль Чернопоясной, к тому месту, где река с грохотом изливалась в пропасть. Ильмари встал на уступ скалы, возвышавшийся над Белой пастью. Мелкая пена, брызгая ему в лицо, смешивалась со слезами. Долго он стоял так, не в силах бросить тело жены в пропасть. Держал Маю, как держат на руках спящего ребенка. Вопреки всему надеялся, что она вот-вот проснется, пошевелится в саване.

Прошло много времени, прежде чем он смог отпустить ее. Когда он предал ее пасти, вместе с ней ушел и носильщик мертвых.

Вернувшись в Дом мертвых, Ильмари был полон мрачных чувств. Вынул нож и направился в храм. Соломон поспособствовал пробуждению Ламги. Что ж, посмотрим, как ему понравится знакомство с ним.

Перебраться через высокую стену маленького храма было до смешного легко. Здесь не было стражи, не было злых собак. Оба молодых жреца отправились в путь с избранником богини. В храме оставался лишь Соломон.

Ильмари крадучись двигался по хорошо ухоженному саду с тыльной стороны храма, где находились частные покои священнослужителей. Пристройка была длинной, с маленькими окнами. Из одного из них лился теплый свет масляной лампы.

Подойдя ближе к окну, Ильмари услышал тяжелое хриплое дыхание. Отверстие было очень маленьким, на самом верху пристройки. Созданное не для того, чтобы впускать свет, а исключительно для проветривания помещения. Убийца ухватился за высокое отверстие и подтянулся. Комната, которую он увидел, была освещена множеством масляных ламп. Со стен свисали пучки цветов, в нос Ильмари ударил аромат ладана.

На ложе первого Хранителя света лежала Елена. Зеленое платье задрано над бедрами. Лицо прижато к постели. Зарывшись лицом в ладони, она негромко всхлипывала, пока обнаженный жрец сильными движениями овладевал ею сзади.

Ильмари опустился на пол. Он всегда подозревал, что Соломон пользуется своим положением. В душе всколыхнулась ярость. Случайно ли, что муж красивой женщины выиграл путешествие на свет? Мужчина попытался совладать с чувствами. Гнев всегда был плохим советчиком. Возможно, Соломону просто подвернулся удобный случай. А для всего остального доказательств нет. Пусть жрец в последний раз употребит свою власть над людьми, данную ему Великой богиней. Кроме того, будет лучше, если друснийка уйдет из храма, когда он поквитается со священнослужителем, иначе на него, чего доброго, повесят убийство. Или, хуже того, она попытается остановить его, и тогда придется убить и ее тоже.