Не засыпай - Страница 2

Мой проверенный временем обеденный стол из тика, мой потрепанный персидский коврик и моя цветастая, сделанная вручную книжная полка, заполненная моей эклектичной коллекцией книг и журналов, – все это заменено минималистичным дизайнерским шиком.

Я уже собираюсь принести извинения и уйти, когда мой взгляд падает на ярко разрисованные цветочные горшки, стоящие в окне дома напротив. Я годами наблюдала этот вид. Это определенно моя квартира.

Голова кружится от вопросов. Кто эти люди? Где мои вещи? Самое важное – хотя я едва ли могу думать об этом, – почему я забыла, что больше тут не живу?

– Где Шона? – спрашиваю я, остановившись на практических вопросах.

– Кто?

– Моя кошка!

– Прошлой зимой в дом все норовила залезть какая-то одноглазая рыжая кошка. Мы отнесли ее в приют.

– Вы убили мою кошку? – я ужасаюсь их бесчувственности.

– Мы ее не убивали. Мы отдали ее в приют для животных.

– Что, по-вашему, делают в приюте с полуслепыми кошками?

– Слушайте, – нетерпеливо перебивает женщина, протягивая мне телефон. – Нам обоим нужно идти спать. У нас обоих рабочие совещания рано утром. Позвоните своему парню, а затем спускайтесь и ждите его на улице.

Я, едва ее слыша, прохожу через открытый дверной проем – в свою спальню.

– Эй, вам нельзя туда входить! – кричит она, идя следом.

Ультрасовременная кровать на платформе, смятые простыни из бамбукового волокна – не мои. Металлический торшер и абстрактный узор «зебра» на стене – тоже. Я беру фоторамку с прикроватного столика. Люди на фото мне незнакомы.

– Не трогайте! – Она вырывает у меня рамку.

Я едва понимаю, что ее лицо слишком близко к моему. Кожа покрылась красными пятнами, что напрочь убивает природную красоту этой женщины. Ее крик заглушается треском внутри моей головы. Он все убыстряется и убыстряется, пока не начинает звучать как счетчик Гейгера в месте радиационного загрязнения.

– Грант, звони копам, – приказывает она.

Звук в голове резко обрывается. Последнее, чего бы мне сейчас хотелось – это столкновение с полицией. Я ясно осознаю, что они не займут мою сторону. Пусть я и в смятении, но знаю, что ситуация явно не в мою пользу. Мне едва ли удастся объясниться с полицией, когда у меня нет ни малейшего понятия, что происходит.

– Подождите! – говорю я громче, чем необходимо. – Я ухожу.

Ноги трясутся, я крепко держусь за перила, чтобы не упасть, и спускаюсь к выходу на улицу.

– Больше не возвращайтесь. Если я увижу вас тут снова, тогда мы точно вызовем копов, – говорит женщина, стоя на лестничной площадке. Я открываю дверь и выхожу в холодную ночь.

Опустившись на верхнюю ступеньку крыльца, я облокачиваюсь на кирпичную стену под панелью домофона, пытаясь придумать, куда мне идти. Меня выбросили на холодную улицу из собственного дома посреди ночи. Я напоминаю себе, что это больше не мой дом. Пара наверху, очевидно, живет тут уже какое-то время.

Голова пульсирует от растерянности. Я осматриваю свои карманы: вдруг я запихнула свой телефон куда-то. В переднем кармане джинсов я нахожу пачку наличных. В кармане длинного кардигана лежит какой-то предмет, завернутый в футболку.

Я кладу футболку на колено и аккуратно разворачиваю ее. Внутри – нож из нержавеющей стали, в крови, такой свежей, что я чувствую ее запах. Нож падает на ступеньку, с металлическим звоном ударяясь о бетон.

Мне противно коснуться клинка. Немного поколебавшись, я поднимаю его футболкой и бросаю все вместе в урну, установленную рядом с кирпичной стеной. Закрыв веки, я слышу, как захлопываются дверцы машины чуть выше по улице. Это такси высаживает пассажиров. Я стою посреди улицы и машу автомобилю, который едет ко мне, освещая фарами мокрую дорогу.

– Куда? – спрашивает водитель, как только я забираюсь внутрь.

Я даю ему адрес Марко, хоть и не знаю, как Марко отреагирует, когда я окажусь у него в середине ночи. В наших отношениях есть четкие границы. Одной из них является то, что мы не заваливаемся друг к другу без предварительного звонка. У нас даже нет ключей от квартир друг друга. Я убеждаю себя, что Марко не захотел бы, чтобы я блуждала по темным улицам, не имея места, куда можно пойти.

Городской свет пульсирует в отдалении, пока такси петляет по почти пустым улицам под печальные мелодии Билли Джоэла, поющего «доброй ночи» своему ангелу по радио. Когда мы проезжаем фонарь, я замечаю надписи на тыльной стороне своих ладоней. Я выгляжу, как человеческий щит с граффити.

Разобрать можно лишь некоторые послания. Большинство стерлись настолько, что они едва ли различимы в свете фонарей, периодически озаряющих меня.

Над костяшками пальцев черной шариковой ручкой написаны буквы. Я прикладываю кулаки друг к другу. Буквы складываются во фразу «НЕ ЗАСЫПАЙ». Над правым запястьем я записала название и адрес места «Ноктюрнал».

Я наклоняюсь вперед и говорю водителю везти меня туда.

Среда, 3:44

Я прижимаюсь лицом к рифленому стеклу двери в бар, но ничего не отзывается в памяти при виде «Ноктюрнал». Размытые цветные пятна двигаются за толстым стеклом в стиле «ар-деко», будто ожившая картина импрессиониста.

Рев бара выливается на улицу, когда открывается дверь. Цветные кляксы, которые я видела сквозь узорчатое стекло, превращаются в людей в длинных плащах, обматывающих шарфы вокруг шеи. Их пьяные глаза ищут проезжающие такси, пока они громко переговариваются между собой голосами, еще не настроенными на тихую улицу.

Как только они проходят мимо, я хватаюсь за дверь, прежде чем она захлопывается, и вхожу в темную, словно пещера, комнату, наполненную тусклым светом и оглушающим гулом смеха и звенящих бокалов.

– Мы скоро закрываемся, – говорит официантка так, словно знает меня.

Она отсоединяет бархатный красный шнур. Он падает позади меня, когда я захожу внутрь. Справа закрытая зона с пустыми ресторанными столами. Уборщик в белой форме бесшумно моет пол, будто медленно танцуя во сне.

Я спускаюсь по двум ступенькам в оживленную барную зону и теряюсь в компании восьмерых людей, встающих из-за стола. Вставая, они царапают своими стульями пол и пьяно бредут в сторону выхода. С ними уходит и основной шум.

Пара прожженных пьяниц остаются, сидя на барных стульях, будто на жердочках, и опрокидывая свои стаканы. Никто из них не разговаривает. Их взгляды прикованы к стаканам с жидкостью, будто бы это их единственный источник покоя. Позади барной стойки располагается трехстворчатое зеркало тридцатых годов прошлого века.

Я будто бы смотрю на искаженную версию себя в ярмарочном зеркале. Мои волосы очень длинные и намного темнее моего натурального каштанового оттенка. Теперь это цвет кофе, американо. Я заплетаю их в косу, чтобы не мешали, и удивляюсь тому, как умело я делаю это, хотя никогда этому не училась.

Бармен с темной козлиной бородкой и в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами, обнажающими татуировку, наливает напиток мужчине, ссутулившемуся на барном стуле. Бармен смотрит прямо на меня, и его широкая улыбка наполняется теплотой узнавания.

– Лив!

Я так удивлена тому, что незнакомец знает мое имя, что инстинктивно оглядываюсь – не стоит ли рядом моя тезка.

– Я знал, что ты вернешься перед самым закрытием, – все происходит так, будто бы он продолжает предыдущую беседу. – Что тебе налить, Лив? За счет заведения.

– Спасибо, но мне хочется только воды, – говорю я, неловко садясь на свободный стул за стойкой. – Сегодня не пью.

– Пару часов назад ты совсем не то говорила, – усмехается он, протягивая мне стакан ледяной воды.

– Я была тут раньше?

Глаза бармена весело пляшут, наблюдая мой ступор.

– Конечно. Где-то в десять. Ты выпила несколько бокалов и затем ушла.

– Одна?

– Ты была с каким-то парнем, Лив, – отвечает он, внимательно глядя на меня. – Ты не помнишь?

Тревога сдавливает мне грудь. Прямо сейчас бармен, очевидно, знает обо мне больше, чем я сама.