Не в парнях счастье - Страница 11

– Мам, ты уверена? – ахнула я. От открывающихся передо мной жилищных перспектив захватило дух. Кто в девятнадцать лет не мечтает о собственной квартире? И кого в девятнадцать лет волнует, отходит ли линолеум? Я была готова строить свое счастье хоть вообще без линолеума.

– А что, дочь? Конечно, так будет лучше! – смирился отец. Мать же, как только вышел срок, сама оформила все документы, дабы не тревожить (по ее словам) нервы отца, а в особенности не допустить к его рукам от греха подальше ни одной квартирной бумажки, потому как пропьет как пить дать (простите за каламбур). А потом прописалась в квартире, притащив папашу в ЕИРЦ как шелудивого котенка, за шкирман. И уже на законных основаниях, запрятав документы и папин паспорт (папа все ворчал, что она с ним ведет себя, как прораб с гастарбайтерами), мама наконец собрала чемоданы.

– Ну, дочь, не забывай нас! – торжественно обняла меня она и прослезилась. После этого мы целый день возили на тележке их вещи, используя для переезда наземный общественный транспорт, иными словами, троллейбус. Грузовика нанимать не стали, так как никакой мебели из дома они не забирали, у бабушки и своей мебели из старого ДСП имелось предостаточно. Вечером, сидя на тюках и коробках, попили чаю, откопали чемодан с постельным бельем, застелили кровать, бывшую до этого бабушкиной. Постояли перед бабушкиным портретом, перекрестились, и я отбыла домой – в свою теперь уже совершенно квартиру номер тринадцать в девятом доме по нашему бульвару. Свезло, так свезло. И Сергей, кажется, везение это оценил тоже.

– Слушай, я у тебя останусь? – спросил он как ни в чем не бывало буквально на третий день после маминого переезда. – А то я выпил, мать дома достала ворчать!

– Да что ты, конечно, оставайся, – радостно заверила его я. – Ты же знаешь, я буду просто счастлива. А хочешь, вообще у меня живи!

– Ну… не будем загадывать так уж далеко, – довольно улыбнулся он. – Живи! Я еще не готов вот так серьезно. Но…

– Я не это имела в виду, – смутилась и сдала назад я. – Просто, если тебе так удобно, ты можешь оставаться столько, сколько надо.

– Да? Ну, спасибо, – пробормотал он и заснул. Я понимала, что Сергей не привык жить в таких условиях. И портьеры из тяжелого бархата, даже если бы я исхитрилась и купила их, тут негде было бы повесить. Но он остался раз, остался два – он тогда, кажется, сильно конфликтовал с мамой. Она не одобряла его бизнес, считала это какими-то детскими игрушками. Она не одобряла его друзей, его любовь к хорошей компании и особенно к хорошему спиртному в этой самой компании, не любила его жизненной позиции и требовала от него чего-то, чего он, по-видимому, дать ей никак не мог. А я не требовала ничего, краснела, когда он выходил из ванны с брезгливым выражением на лице, потому что там на стенах появлялся, пардон, грибок. Я терла, терла, но он не оттирался, а наплывал заново буквально за неделю.

– Ничего, – смиренно говорил он. – Может, все-таки покрасить?

– А если снесут?

– Ладно, – махал он рукой. Постепенно в моем доме оседало все больше и больше его вещей. Бритва, лучше которой для мужчины нет. Гель для бритья, запах которого напоминал мне о нем, если он долго не приезжал. Книга по компьютерам, в которой я не могла разобрать ни слова, кроме номеров страниц (ах, какой он умный!). Несколько пар носков: он купил их у нас в промтоварах, на Карбышева, потому что не собирался ночевать, но переночевал, а потом надо было идти на переговоры с кем-то.

– Слушай, он что, у тебя живет? – хмурилась Катерина. – Смотри-ка, даже зубная щетка стоит. А это что за таблетки? Алка-зельцер. Понятно. Дин, ты в своем уме?

– Он не живет. Он… бывает, – уклонялась я от ответа.

– Да? Но он бывает у тебя пять раз в неделю. Как на работе, согласно трудовому законодательству. А в субботу и воскресенье ты даешь ему выходные.

– Кать, я счастлива, – только качала головой я. – Когда он тут, я просто счастлива. Он может бросить меня в любой момент. Ты же понимаешь, это все не для него. Это просто из-за мамы, они там что-то совсем собачатся.

– Все собачатся. И что? Я со своими тоже собачусь, но не бегу со своей зубной щеткой никуда. Нет, я понимаю, ему тут у тебя очень удобно. Пиво в холодильнике, обед на столе. И он тут – царь и бог.

– Хочешь, я тебя с ним познакомлю? – предложила я. – Ты поймешь, почему я его так люблю.

– Нет уж, увольте. Такие знакомства не в моих правилах. Или имей в виду: я могу высказать ему все, что о нем думаю. И что вот так пользоваться твоей дуростью – это низко. И то, что нечего тебя дразнить, тебе надо реально строить свою жизнь. Сессию сдала – молодец, скоро третий курс. Думать надо о будущем, а он только тратит твое время. И вообще, не хочу я с ним знакомиться. Я из-за него к тебе в гости не могу ходить. И ты ко мне почти не ходишь.

– Я буду ходить, Кать, не обижайся! – пообещала я.

Да, это действительно не так просто – совмещать полноценную личную жизнь и дружбу. Особенно если обе эти штуки одинаково важны. Хотя, конечно, нет. Как бы я ни была привязана к Катерине, отношения с Сергеем стали для меня просто всем. Поэтому-то я так и мечтала, чтобы они с Катериной все-таки познакомились, может, не подружились, но установили какие-то нормальные отношения. Чтобы не приходилось вот так разрываться между первым и пятым этажами. Недалеко вроде, но стоило мне засесть у Катерины за чаем и болтовней, которую мы обе так любили, по какой-то иронии Сергей обязательно нарисовывался у меня дома, звонил, спрашивал, где это я шляюсь так поздно и почему не кормлю любимого мужчину ужином. Катерина фыркала и требовала, чтобы я «уважала себя» и сказала ему, чтобы сам разогревал ужин, раз приехал без предупреждения. А я бежала и грела, и кормила, и слушала, и кивала. И оправдывалась, почему дома такой бардак и почему я опять не купила лампочку для коридора, чтобы он мог ее ввинтить. И где, в конце концов, его любимая домашняя майка.

Да, надо признать, что жить как нормальная супружеская пара мы начали еще до свадьбы. А поженились где-то через полгода, после зимней сессии третьего курса. Мне было двадцать лет, и хотя за два часа до свадьбы Сергей на меня жутко наорал, потому что я не отгладила его свадебный костюм, я все равно была счастлива до невозможности, когда он надел мне на палец кольцо и сказал заветное: «Да, беру». А к тому, что он вечно мной недоволен и частенько на меня орет, я уже, в принципе, привыкла. Свадьбу мы играли у меня дома, так как его мать категорически отказалась как-то в этом участвовать. Она считала все это какой-то позой (я лично слышала, как она сказала вот это словечко: «поза») и решительно проигнорировала наше бракосочетание, чем страшно возмутила моих родителей.

– Тоже мне – цаца, – весь вечер ворчала мать.

– Она просто не готова, – оправдывалась почему-то я.

– К чему? К тому, что ее великовозрастный сынок в тридцать с лишним лет женится? А что, надо подождать до семидесяти?

– Мам, не начинай, а?

– Ладно, дочь, тебе жить – она твоя свекровь, – вздохнула мама. То, что у меня будет не только муж, но и свекровь, несколько пугало, особенно своей неопределенностью. Сложно составить мнение, если знаешь о человеке только то, что он очень крут и что у него огромный пушистый кот Валечка. А в целом свадьба прошла без эксцессов. Да, кстати, Сергей с Катериной познакомились лично, вживую, так сказать, именно тогда, на нашей свадьбе. Катерина была моей свидетельницей, а с его стороны шафером выступал какой-то молчаливый бородатый мужик огромного размера, который только после нескольких стаканов сказал Катерине, что соответственно приметам свидетели на свадьбе обязаны друг с другом переспать.

– Ага, сейчас все брошу. Только бретельку поправлю – и бегу, – ухмыльнулась Катерина. Я тоже улыбнулась, отослала свидетеля куда и положено, то есть туда, куда Макар (кто это этот Макар?) телят не гонял, и тихо спросила Катерину, наклонившись к ее уху:

– Ну, как тебе мой Сережа?