Не то, что кажется (СИ) - Страница 9

Вода стала теплеть (я даже не заметила, как Пит что-то нажал, чтобы изменить температуру). Под упругими тёплыми струями моё окоченевшее тело начинало расслабляться. Усталость. Она во всём теле, в каждой клетке организма. И тут я решаюсь на отчаянный шаг – я рискну поверить. Заглушаю крик мозга, и внемлю зову сердца. Со мной так бывает редко, но ситуация более чем подходящая.

И я растворяюсь. В тёплом душе, в слезах, в бездонных глазах Пита… Я судорожно хватаю его за футболку, прижимаюсь лбом к сильной груди. Пресная вода смешивается на моём лице с солёными каплями.

Пит! Это Пит! Я должна поверить, что это он. И я верю. Пытаюсь верить.

- Тише-тише, солнышко, - шепчет Пит. – Всё будет хорошо. Ты сильная, и ты не одна. Я с тобой. Всегда.

«Всегда». Это слово… Наше слово! Теперь я верю. Боюсь, нервничаю, сильно рискую, но верю!

- Чёрт тебя подери, Пит, – сквозь слёзы ворчу я. – Ты же меня убедил в своей ненависти… Не оставил сомнений.

- Так было нужно. Прости, – нежно шепчет парень.

Пит берёт в ладони моё лицо и приподымает. Вода стекает по нашим лицам, но мы не обращаем внимания. Пит покрывает мои щёки, лоб, подбородок нежными короткими поцелуями, обминая губы, а я, наслаждаясь, закрываю глаза.

И тут снова вспышка. Хлыст, холод голубых глаз, боль… Я отшатываюсь, с ужасом взирая на того, кому только что подставляла лицо под поцелуи.

Пит всё понимает и не настаивает, лишь грустно улыбаясь. А потом будто возвращается в реальность, увлекая меня за собой.

- Я дам полотенце, - говорит Пит, выключая воду.

Парень стаскивает с меня свою мокрую футболку, которую надел вчера, и я остаюсь в одном белье. Меня снова начинает трясти: холодно, да и вчерашний страх снова нашёптывает мерзости. Но Пит даже не смотрит на меня, он вытаскивает из шкафчика у стены большое светлое полотенце и набрасывает мне на плечи, а потом и сам снимает промокшие брюки и футболку, закутываясь в такое же полотенце.

- Бельё тоже сними: оно мокрое, – говорит он. – Не переживай, в ванной камер нет.

- Только ты выйди, – прошу я.

- И оставить тебя одну в ванной, где куча острых предметов? – поднимает брови Пит. – Ещё чего. Я отвернусь.

- Пит, пожалуйста. Я выйду через пять минут. Обещаю.

Он колеблется пару секунд, но потом говорит:

- У тебя пять минут, не больше, – и выходит из ванной.

- В шкафу есть тёплый халат, – доносится из комнаты.

Я стаскиваю с себя мокрое полотенце, вытираю волосы, снимаю мокрое бельё. От воды все ранки на теле начинает щипать, особенно ещё не совсем заживший ожог и царапины от замка сорванного Питом платья. Волосы уж слишком отросли и теперь ужасно спутались, так что нужно поискать расчёску, раз уж я не собираюсь пока выпрыгивать в окно, то нужно привести себя в порядок.

И только сейчас я замечаю, насколько роскошна эта ванная комната. Ещё бы! Это же Президентский Дворец – сердце Капитолия, а значит и всего Панема.

Стены и пол отделаны мраморной плиткой молочного цвета, такая же и мебель, с витиеватыми ручками золотистого цвета. Несколько огромных зеркал разной формы расположились вдоль одной из стен. Потолок весь расписан нежно-зелёными узорами. Сама комната, наверное, почти такого же размера, как гостиная в моём доме в Деревне Победителей. Что же говорить о самой душевой кабине и огромной ванне на пьедестале.

Встряхиваю головой, выбрасывая глупые мысли из головы. Мне плевать на всю эту роскошь. Открываю дверцу большого шкафа и вижу халат, о котором говорил Пит. Это его размер, который слишком велик для меня. Но так даже лучше. Я укутываюсь в нежную пушистую ткань, подвязываясь поясом.

На одной из полок нахожу необходимые мне инструменты, чтобы привести волосы в порядок.

И тут мой взгляд падает на отражение в зеркале. Я такая жалкая. Что меня ждёт? Я же не проведу всю оставшуюся жизнь в комнате Пита, изображая перед камерами его наложницу? Ни я, ни Пит этого долго не выдержим. Хотя Пит умеет удивлять своими способностями перевоплощаться. А вот я… Наверное, не зря он не признался мне раньше.

- Китнисс, – голос из-за двери выводит меня из горестных мыслей, и я вздрагиваю. – Пять минут уже прошли.

- Я уже иду, – стараюсь не выдать хрипоты из-за подступивших вновь слёз.

Медленно открываю дверь и проскальзываю в комнату. Не знаю сама, но, видимо, это уже инстинкт – держать возможную угрозу в поле зрения. Стараюсь идти вдоль стены, сохраняя между нами приличное расстояние. Пит это видит, и его взгляд тускнеет. Но, думаю, он и не ждал жарких объятий.

Возле кровати стоит тележка с разнообразной едой, и мой рот тут же наполняется слюной. Я уже не помню, когда ела, а когда ела нормально – так тем более.

- Китнисс, садись, – Пит жестом предлагает меня присесть на кровать. – Тебе нужно поесть.

- Спасибо, я не голодна, – зачем-то вру я, хотя урчание в желудке уже становится болезненным.

- Ну да, – неприкрытая ирония. – Тюремная еда просто суперпитательна и вкусна. Садись уже.

Я осторожно присаживаюсь на край кровати. И когда уже собираюсь что-нибудь взять с тележки, Пит меня останавливает:

- Китнисс, подожди ещё минуту – пусть остынет, а я пока обработаю твои раны.

Он достает какую-то серебристую баночку из прикроватного столика и подходит ко мне. По телу пробегает дрожь от того, что он собирается ко мне прикоснуться. Это как болезнь: стоит мне увидеть его руки, и воспоминания о принесённой боли лавиной сносят все другие чувства. Но я стараюсь держать себя в руках.

- Ожог болит, – честно признаюсь я. – Остальное мелочи.

- Приспусти халат.

Я немного опускаю халат с плеча и чувствую, как тёплые пальцы нежно наносят прохладный гель, который сразу же приносит облегчение.

- Мне так жаль, – выдыхает Пит прямо возле моего уха. – Я не смог уберечь тебя от этой ужасной идеи Сноу с клеймом.

Не важно уже, чья это была идея – дело сделано, и птица, которую я ненавижу всем сердцем, навсегда поселилась на моём плече, как напоминание о том, что всем было бы легче, если бы я погибла на семьдесят четвёртых играх.

- Пит, прости, – я натягиваю халат обратно. – Но я… мне ещё сложно воспринимать твои прикосновения адекватно.

Пит удручённо отходит подальше от меня, огибая кровать.

- Я знал, что так будет, – говорит он. – Но всё равно оказался не готов. Ты меня всё ещё боишься, но лучше бы ненавидела. Так было бы проще.

- Я… - мне нечего ему сказать. – Мне правда жаль, Пит…

- Мне тоже.

Повисает неловкое молчание. Знаю, всё должно быть иначе. Я должна сломя голову броситься ему на шею, он исступлённо целовать меня. Мы должны шептать друг другу нежные слова, плакать о том, как сильно скучали, что и не надеялись увидеть друг друга живыми. Но всё иначе. Мы словно два каменных изваяния сидим на разных краях кровати, опустив глаза в пол.

Первым тишину нарушает Пит.

- Ты ешь давай, уже и так остыло.

Я принимаюсь за еду. На тележке на большом подносе стоят несколько блюд – те, что мне раньше очень нравились: тушёный рис с бараниной, козий сыр, горячий шоколад в чашке и небольшие булочки. Пит не забыл. И пусть его забота приняла странный характер, но он и вправду продолжает оберегать меня, продолжает искать путь, который поможет мне выжить. И как бы мне ни было больно это признавать, я бы поступила также.

И тут меня накрывает жгучий стыд. Я набиваю живот капитолийскими деликатесами, пока Гейл и остальные изнывают от мук в подземельях этого ужасного места.

При этой мысли кусок в горло не лезет. В прямом смысле – я давлюсь и начинаю сильно кашлять. Кажется, что воздух заканчивается. В голове в секунду проскакивает мысль, что глупо умереть вот так – от застрявшего в горле куска баранины, пережив столько, сколько выпало на мою долю.

Наконец прокашлявшись, я вижу испуганные глаза Пита, и мне становится неловко.

- Извини, – бормочу я, вытирая выступившие во время кашля слёзы. – Просто я подумала о других. Что я даже не знаю, живы ли они, и что с ними.