Не то, что кажется (СИ) - Страница 30

Я уже не разбираю дороги, просто прорываюсь сквозь заросли, обдирая руки и ноги. Внезапно налетаю на Пита. Вот такую он точно не должен был меня видеть: растрёпанную, заплаканную. Не хочу ни о чём говорить. Пытаюсь обойти его, чтобы идти дальше, хочу вернуться к себе в палатку и быть там в одиночестве до окончания времён. Но Пит заслоняет мне путь. Шаг в сторону – снова блок. Я просто оттолкну его и пройду. Упираюсь ему в грудь, но сил нет. Я просто оседаю на землю, заходясь в рыданиях. Пит обнимает меня, нежно прижимая к себе, гладит мои волосы, целует ладони.

Чувство времени исчезло, мои рыдания стихли, а слёзы высохли, но никто из нас не шевельнулся и не произнёс ни слова. Казалось, что если я сделаю хоть движение, мираж растает, и я окажусь в одиночестве на сырой земле, замерзающая и дрожащая в сгущающихся сумерках в лесу.

Первым подал признаки жизни Пит, значит, он настоящий. Он встал и поднял меня на руки. Я не спрашиваю, куда он несёт меня и почему не даёт идти самой. Это неважно. Пусть просто касается меня, пусть будет рядом.

Лес уже начинает погружаться во тьму, я чувствую тревогу, но молчу. Через несколько минут Пит выносит меня на крохотную полянку, которую я не встречала ещё в окрестностях лагеря. Он опускает меня на плотный ковёр из травы и опавших раньше времени листьев. Ни слова, ни звука. Мы просто молчим.

Я закрываю глаза, когда чувствую его губы на своих. Нежный, лёгкий поцелуй быстро крепчает, как январский мороз, заставляя дрожь проноситься по всему телу. Вот так, одним поцелуем, Пит заставляет оживать моё тело клетка за клеткой. Сумерки опускаются на поляну, придавая всему фантастический вид. За нами наблюдают десятки глаз лесных обитателей, но в то же время мы только вдвоём. Без камер, без принуждения. Руки, принесшие мне столько боли, теперь дарят наслаждение. Лёгкие касания вызывают отклик моей кожи, заставляя покрываться её мурашками. Или это вечерняя прохлада леса. Я не различаю.

Где-то в глубине сознания бьётся мысль: «Касался ли он так её? Целовал ли так её губы?»

Я гоню прочь сомнения, помогая Питу избавиться от одежды, как помог он мне. Теперь нашим губам и языкам доступно больше, нежели глазам. И до сих пор ни слова, ни звука.

Пит избавляет меня от остатков одежды, и я чувствую, как сухая трава щекочет обнажённую спину. Его пальцы проходятся по моим бёдрам. Это ново для меня. Нежность нова.

Но что такое нежность, я понимаю, когда тёплые пальцы начинают ласкать меня. Сначала легко, потом более настойчиво, вызывая волны неведомого доселе удовольствия.

Я распахиваю глаза в почти тёмное небо, когда смелые руки исследуют дальше, проверяя, насколько тесным будет путь.

Сейчас почему-то я думаю о том голоде, что впервые почувствовала в пещере на семьдесят четвёртых Играх. Вот к чему ведут те слабые, далёкие ощущения, едва заметные трепетания где-то ниже желудка.

И снова Пит приносит мне боль. Острую, тягучую, но столь желанную. Будто в другом измерении я слышу хруст сломанного хвороста, с трудом понимая, что слишком сильно сжала то, что попало в ладони.

Медленные, плавные движения Пита заставляют небо, с пробивающимися через густую синь вечера звёздами, ритмично раскачиваться над нами. Закрываю глаза. Ещё больно. Но это чувство заставляет жить, заставляет неметь пальцы ног и рук, пока не выливается в нечто незабываемое, нечто мягкое, но вязкое, и столь приятное, что просто не хочется ни о чём думать.

Небо стало совершенно тёмным с яркими точками звёзд. Луны не видно на участке, что открывается нам из-за деревьев. Мы лежим бесконечно долго, приводя в порядок дыхание и мысли. Я переворачиваюсь на бок и кладу голову Питу на грудь.

- В твоих волосах листьев больше, чем на деревьях, – слышу первые слова от него.

- Мы же в лесу, – отвечаю немного охрипшим от молчания голосом. – Кстати, ты же понимаешь, что в ночном лесу опасно. Мы можем и не найти дорогу в лагерь.

- Ты же гениальная охотница. Я думал, ты нас выведешь.

- Так ты всё это планировал? – улыбаюсь, заглядывая в глаза любимому.

- Конечно, – усмехается он.

- Надеюсь, ты хоть фонарик взял?

Пит делает виноватый вид, явно говорящий, что нет. А потом целует меня, снова затягивая в водоворот ощущений.

- Нельзя, – шепчет он мне в губы, – тебе будет слишком больно.

Стон разочарования срывается с моих губ. Но, думаю, он прав.

- Что дальше? – срывается вопрос, пульсирующий всё это время на задворках сознания.

- А что дальше? – Пит продолжает перебирать мои волосы, вытягивая из них запутавшиеся сухие листья и веточки.

- Я, ты… Лиза.

- Лиза будет счастлива, она просто дождаться не может, когда я заберу из нашей с ней палатки свои пожитки, чтобы туда мог заселиться её новый парень.

Я приподнимаюсь на локте, удивлённо уставившись на Пита. Картина начинает складываться, и я чувствую себя полной дурой.

- Её новый парень?

- Ну да, – ровным тоном отвечает Пит. – Она вроде влюбилась, говорит, даже способна отказаться от своих пристрастий.

Сажусь, обнимая свои коленки, злость и ненависть к этой девушке начинает таять, как снег весной.

- Так эту драку она затеяла…

- Чтобы спровоцировать тебя на более решительные действия в отношении меня. Я же думал, что ты и видеть меня не хочешь, а Лиза твердила обратное, да и ей хотелось, чтобы я быстрее съехал.

- И где же ты теперь будешь жить? – с деланным удивлением смотрю на Пита.

- Ну, надеялся, ты приютишь, – улыбается парень.

- А Гейл?

- Подвинется.

Наш разговор Пит прерывает очередным поцелуем – нежным, мягким, чарующим. В груди с каждой секундой разрастается странное чувство, оно давит, распирает, растёт, но не приносит боли или неудобства. Кажется, оно не вмещается в моей грудной клетке, ему тесно настолько, что мне хочется поделиться им с Питом. Я понимаю, что это чувство не что иное, как счастье. Простое, человеческое счастье от близости любимого, родного человека.

- Нам пора, – нехотя прерываю поцелуй. – Нас могут хватиться, да и чем позднее, тем опаснее в лесу.

Пит помогает мне подняться, чего я никогда и никому не позволяла. Мы отряхиваемся, надеваем одежду и двигаемся в сторону лагеря. Зашли мы недалеко, думаю, на дорогу уйдёт не более пятнадцати-двадцати минут. К тому же, фонарик нашёлся у меня, что облегчит нам путь.

Едва подойдя к лагерю, мы замечаем, что что-то не так. Люди с фонарями суетятся, слышно, как кто-то выкрикивает наши имена.

- Чёрт! Нас хватились, – выругался Пит. – Но, похоже, тут что-то ещё.

Мы пробираемся сквозь последние заросли, через несколько секунд нас находит Джоанна Мейсон.

- Где вас, мать вашу, носит?! Быстро в штаб, срочное собрание.

- Что случилось? – на ходу спрашиваю девушку.

- Сноу мёртв. Какой-то фанатик выстрелил в него на площади из лука с криком: «Сойка жива!»

- У нас не больше суток, пока будет грызня за власть, – отрезает Пит, припуская шагу к штабу, где нас уже ждут остальные.

========== Не то, что кажется. Эпилог ==========

Время не остановить. День за днём, минута за минутой, секунда за секундой. События после смерти Сноу разворачивались со скоростью света. Пока министры, советники и чиновники делили власть, мы напали. Власть была свергнута, повстанцы победили. Жители Капитолия проснулись в другой стране, отличной от той, в которой засыпали. Я не буду рассказывать о том, какие изменения претерпел Панем, расскажу лишь коротко о себе. Несмотря на все предложения и просьбы, мы с Питом решили оставить власть и руководство тем, кто в этом разбирается. Лидирующие позиции заняла семья Тонни Брута, его родители тоже были за повстанцев, но от сына это скрывали, чтобы в случае поражения не подвергать его опасности. Но, как видите, яблоко от яблоньки…

Бруты оказались людьми справедливыми и намного более честными и порядочными, чем можно подумать о капитолийцах.

- Как вам живётся тут, в Четвёртом? – спрашивает моя лучшая подруга, с которой мы не виделись вот уже более трёх лет.