Не то, что кажется (СИ) - Страница 27
Доктор Пустус принёс мне этот блокнот и карандаш, который я прячу в выемке под кроватью. Я буду записывать по возможности свои мысли, чувства, потому что не знаю, что станет со мной, когда я откажусь от своего «я», я должен иметь что-то, что сможет меня вернуть, какую-то моральную карту для обратной дороги.»
Вот зачем Пит завёл этот дневник, который мог раскрыть его замысел, рассекретить. Чтобы иметь надежду остаться самим собой.
Записи без дат, но я понимаю, что писал Пит не каждый день. Далее я уже просто не могу сдержать рыдания, когда он начинает сходить с ума, входя в роль. Сходить по-настоящему. Путается, где он, а где тот Пит, который нужен Президенту Сноу. Тогда то он и начал выводить это кровавое «Китнисс» на стенах камеры.
Строка за строкой повергает меня в шок. Его заставляют смотреть на казни и пытки, на кровь. Заставляют час за часом наблюдать за мучениями друзей. Далее я узнаю, что он знал о спасательной операции Тринадцатого, о которой ему сообщил доктор, но сам сделал так, чтобы его не смогли спасти. Я помню, как умирала моя душа - медленно и мучительно, когда мне сказали, что он мёртв, что его не смогли спасти. А оказывается, Пит сам этого не хотел, зная, что революции конец, как и мне. Вот снова момент выбора между мной и собой. Он мог бы быть свободен, но отказался. Ради меня.
«Сегодня суббота. Понедельника я страшусь, как никогда. Именно в понедельник меня заставят взять в руки орудие пыток. Я проявляю интерес и охоту к этому делу, но внутри меня всё просто стонет от страха и отвращения. Я не смогу. Это будет провал. Я даже не мог смотреть, когда отец освежёвывал белок, что приносила Китнисс с охоты. Я не такой как она, я слишком слаб.»
Я чувствую укол обиды от того, что Пит считает меня настолько чёрствой и жестокой.
«Сегодня ко мне в камеру впустили девушку, что должна была что-то сделать с камерами. Красивая капитолийка с длинными вьющимися волосами цвета охры, заплетёнными в странную витиеватую косу. На ней чёрная облегающая одежда и множество металлических украшений. Заклёпки не только на одежде, а и над обеими бровями, но я с удивлением отмечаю, что её это не портит.
- Здоров, парень, – говорит она.
- Привет.
- Я Лиззи. Можно сказать, я глаза Президента. Я немного поколдую над камерами, через которые он следит за тобой. А пока расслабься, я их отключила.
Проверка? Правда? Я сомневаюсь. Нужно не забывать, что это Капитолий. Но всё же что-то заставляет меня верить этой девушке.
- Ты не особо осторожна в выражениях. Хочешь посидеть по-соседству?
- Чихать я хотела на этого старого ублюдка, – отвечает Лиззи. – Я и так тут в ссылке. Хакнула комп одного чудика из его окружения, чтобы узнать и продать инфу о месте расположения следующей Арены, так меня и засадили на пару месяцев, а теперь вот из госбезопасности перевели сюда – следить, как стонут и отливают в чугунные толчки заключенные Его Величества. Теперь целый день пялюсь на камеры.»
Дальше Пит описывал, как рыжая приходила к нему ещё вечером, как она поняла, что пытать людей ему совершенно не хочется, не смотря на слухи о переметнувшемся Победителе.
«- Я же вижу, что у тебя поджилки трусятся, – сказала девушка мне. – Но по-другому никак. Сноу убьёт тебя, а потом и твою Сойку выпотрошит, ты же понимаешь, что революции кардык?
Она читает меня, как книгу. Надеюсь, другим это не под силу, но ей я верю.
- И что же мне делать?
- Ты должен научиться причинять боль. Я помогу тебе»
Я захлопываю блокнот, чувствую, как отвращение и омерзение поднимаются кверху. Не хочу, не могу читать дальше. Надеюсь, Пит не описывает, как именно она ему помогала. Хватит на сегодня. Описание их знакомства только разозлило меня. Вряд ли сейчас я смогу поблагодарить Пита за всё, что он сделал для меня. Только глупостей наговорю.
Решительно поднимаюсь, кладу блокнот обратно и откидываю полог палатки.
- Думал, не дождёшься.
Сталкиваюсь с Питом нос к носу. Надеюсь, он не слышал, как я швырнула блокнот.
Пячусь обратно в палатку, язык словно прилип к нёбу. Это чувство всё ещё накатывает, когда я вижу его.
- Прости, я немного задержался, – Пит бросает куртку на спальный мешок. – Китнисс, ты в порядке?
- В полном.
- Мама Гейла сварила ароматный чай из лесных трав в котелке. Я и тебе прихватил.
Пит протягивает мне медную кружку, над которой поднимается пар. Я принимаю, стараясь не коснуться его пальцев. Металл обжигает пальцы, но я терплю. Пит усаживается на постель, приглашая меня присесть рядом.
- Китнисс, ты хотела поговорить? – парень поднимает на меня глаза цвета неба. Его взгляд пронизывает меня, ожидая ответа.
- Да, - отвечаю.
Отступать некуда. Пусть будет тяжело и больно, но мы должны объясниться. Обо мне, о нём, о Лизе и о Гейле, о том, что было в Капитолии, и что нас ждёт здесь. Руки дрожат, несмотря на температуру кружки. Я сажусь прямо на пол палатки напротив Пита. Вдох. Выдох.
========== Поединок ==========
- Итак, – говорю, присаживаясь напротив Пита. – Ты должен мне всё рассказать.
- Конкретнее.
Не могу сидеть на месте. Встаю и начинаю нарезать микроскопические круги по ограниченному пространству палатки. Если быть точнее, то я просто топчусь на месте, переступая с ноги на ногу.
- Ты, Хеймитч и Гейл.
- Между нами ничего нет, – невинно говорит Пит, вскинув брови.
- Смешно.
Начинаю злиться. Даже не на него за глупую шутку, а скорее на себя за то, что говорить я начала совершенно не о том, о чём хотела.
- Пит, я не об этом. Вы что-то там планируете, решаете, делитесь со всеми, кроме меня. Это совершенно не справедливо.
Пит посерьёзнел. Озорное выражение исчезло с его лица.
- Китнисс, зачем тебе это? Тебе же и так досталось. Просто живи: общайся с сестрой, помогай матери, ходи на охоту. Ты же и сама понимаешь, что мы готовим новый бунт. Капитолий должен быть повержен, и он будет. Зачем тебе, столько пережившей, снова лезть в это?
- Знаешь, я слишком глубоко погрязла во всём этом, чтобы вот так просто взять и забыть.
Пит встал, запустив пальцы в волосы. Он делает так, когда чрезвычайно озабочен, когда принимает решение.
- Китнисс… – его взгляд, направленный на меня, совершенно иной, чем секунду назад. Словно без маски. Словно это тот же Пит, что я когда-то знала. – Я столько боролся, чтобы хоть как-то оградить тебя, защитить. Зачем ты снова впутываешься в это?
От этих слов, от этого взгляда внутри всё начало ныть, и я поймала себя на том, что смотрю на его губы. А он на мои.
Внезапно погас свет. Генераторы в лагере отключают в полночь. В руках я сжимала фонарик, которым светила, когда читала дневник Пита, но включить его не решилась. В тишине и полной темноте было слышно только наше дыхание. Мы оба замерли без движения, словно на краю пропасти, будто парализованные тишиной.
- Эй, ребята, может на улицу пойдёте поболтаете, а то я спать собралась, – послышался извне голос Лизы.
Я не знаю, что я почувствовала: облегчение или злость. Хотя, злость на рыжую я чувствовала просто «по умолчанию».
- Уже ухожу, – буркнула я, спешно пробираясь в темноте к выходу. – Хорошей вам ночи.
Свежий ночной воздух ударил в лицо, принеся осознание того, что только что могло случиться. Страшащее или желаемое?
Я хотела пройтись, освежить голову, но над лагерем повисла такая тьма, что даже мне стало страшно. Луна поскупилась на свой и без того призрачный свет, зайдя за плотный слой облаков. Ночной лес опасен, а среди палаток слоняться не хотелось. Что ж придётся идти спать. Наверное, Гейл уже лёг: ему рано вставать в штаб.
Пробравшись в свою палатку, я заметила, что Гейл не спит, а светит фонариком на какие-то записи.
- Привет, – буркнул он, подняв глаза. – Ты поздно. Я волновался.
- Не строй из себя строгого братца. Что изучаешь?
- Статистику первой волны революции.
- «Первой волны»? Вы так это называете? – стягиваю сапоги и куртку, сворачивая последнюю и укладывая под голову. – И что же ты прочёл? Сотни, тысячи погибших и раненых, казнённых? Просто цифры, Гейл, не несущие истинной картины ужаса и боли.