Не то, что кажется (СИ) - Страница 19

Как бы ни был истерзан мой друг, рефлексы молодого тела никуда не делись. Мне становится ещё более дискомфортно на коленях Гейла. Скорее бы всё закончилось.

- Прости, – шепчет он виновато. За что? Ты не виноват, Гейл. Скоро всё кончится, просто потерпи.

Я так хочу хоть чем-то ему намекнуть, но даже если ослушаюсь Пита и попытаюсь, то расчётливый разум напарника сейчас слишком затуманен ненавистью, он просто не поймёт намёка. Зато Сноу очень даже поймёт. Пит прав: я должна молчать. Надеюсь, Гейл меня простит.

Звучит сигнал, и Пит срывает меня с колен парня.

- Нам пора, детка, меня вызывают. Что до тебя, шахтёр, мне жаль, что вечеринка сорвалась, ты вроде только стал втягиваться. Попрощайся, на следующей вашей встрече тебя накачают свинцом на Главной площади.

Тот взгляд, который Гейл обратил ко мне, вмещал в себе всё: сожаление, жалость… любовь.

- Прощай, Кискис, я люблю тебя, – прошептал он, прежде чем нас разделил металл двери.

Слёзы стекали по щекам, пока мы шли по коридорам обратно, и я заметила, что покалывания в пальцах уже нет, значит, действие вещества спадало. Я чувствовала, как тело приходило в норму, только вот душа была опустошена. Десятитонный осадок давил на грудь. Как мне потом доказать Гейлу, что всё это было необходимостью? Но Пит все же перегнул палку. И я собираюсь ему об этом сказать.

Как только дверь комнаты закрывается за нами, оставляя сопровождающих миротворцев извне, Пит поворачивается ко мне. Но я не жду. Моя ладонь с треском опускается на его скулу. Я не чувствую руку – мне больно. Но становится немного легче, когда я вижу недоумённый взгляд и алое пятно, что расползается по щеке Пита.

Вдруг его глаза вспыхивают злобой, и он железной хваткой вцепляется мне в горло. И тут, задыхаясь, я понимаю, что камеры включены. И Пит должен ответить. Я облажалась.

========== Казнь ==========

Звон, заполнивший пространство вокруг начинал рассеиваться. Пощёчина была настолько сильной, что у меня потемнело в глазах. У Пита не было выбора, а я просто дура. Как можно было не догадаться, что Сноу захочет насладиться послевкусием моего позора в камере Гейла?

Я поднимаюсь с колен, вытирая рукой кровь с разбитой губы, рот заполняется металлическим привкусом. Я стою спиной к камере, моего лица не видно, зато видно Пита. Мне страшно, хотя я знаю, что всё игра.

Только вот кровь, стекающая по подбородку, настоящая.

Пит снова хватает меня за горло, прижимая к стене, его лицо искажено гневом. Но в этом виновата только я, не нужно было проявлять эмоции. Я должна была сперва убедиться, что в комнате безопасно, что за нами не наблюдают, а уж потом высказываться по поводу произошедшего в камере. Но я не сдержалась. За глупые поступки нужно отвечать, ведь мы тут не в салки играем, это игра на выживание, где за ошибки нужно платить. Это ещё одни Голодные Игры, где я должна выжить. Пора бы чему-нибудь научиться за предыдущие.

- Пит, – хриплю, хватаясь за его руки на моей шее, пытаюсь разжать пальцы, – прости.

- Повтори, – шипит он, наклоняясь прямо к моему лицу.

Я прямо ощущаю довольную змеиную улыбку старого мерзавца, который стоит перед экраном и наслаждается моей болью. Я буду идеальна в своей игре, даже несмотря на то, что воздух заканчивается, а Пит не ослабляет хватку. Пусть Сноу думает, что сломал меня, тем больнее я ударю позже.

- П-прости меня…

- Громче!

Пит не отпускает, но его пальцы немного разжались, что дало мне возможность немного наполнить лёгкие.

- Прошу, прости…

Он отпускает и отходит на несколько шагов назад, а я оседаю на пол по стене. Передышка. Надеюсь, Пит на этом остановится.

- Пойди умойся, – пренебрежительно кидает он. – От тебя несёт охотником. И не вздумай пользоваться лимонным гелем, ты же знаешь, что я ненавижу этот запах.

Молча встаю, потупив голову, иду в ванную, где смываю с себя весь этот чёртов грим. Весь позор, всю боль. Только последние не смываются, вода лишь обнажает их.

Стою возле зеркала, пытаясь прийти в себя. Дрожь ещё не совсем прошла. Приложить бы чего холодного к разбитой губе.

«Не плачь! - приказываю я себе. – Нельзя».

Тихо открывается дверь, и входит Пит. Я не реагирую. Злюсь. Боюсь его, хотя знаю, что это несправедливо. Он старается как может, а я всё порчу.

- Китнисс, – негромко отзывается он. – Мне очень жаль, что всё так вышло. Ты же понимаешь, что по-другому я не мог поступить. Я принёс лекарство. Нужно промыть разбитую губу.

Я продолжаю молча смотреть на кран, опираясь руками на раковину. Пит подходит совсем близко.

- Позволь мне, – он легко касается моего подбородка, разворачивая лицо к себе.

Я молча смотрю, как он откручивает баночку с лекарством, касается пальцем гелеобразного вещества и подносит к моей губе. Я словно застываю, пока прохладное вещество не прикасается к ране. Начинает щипать. Мелочи, но я вдруг понимаю, что со мной происходит. Это уже случалось в планолёте, когда меня вызволили с Квартальной бойни, в Тринадцатом, когда спасательная операция вернулась без Пита, и когда мне сказали, что он умер. Лёгкие сдавливает, ванная комната двоится, в горле появляется характерный жар. Я уже понимаю, что сейчас начнётся, но контролировать уже не в силах. Всё произошедшее не поддаётся самоконтролю, выливаясь в ужасное состояние. Истерика.

Я отталкиваю руку Пита, отчего баночка со звоном падает на кафельный пол. Это немного сдерживает, рассеивает пелену безумства, но я по-прежнему взвинчена, нервы натянуты до предела.

- Не прикасайся ко мне, – дрожащим голосом шиплю.

- Прости меня, – парень ловит меня за руку, – прости, ты же знаешь, что выбора не было… ни у тебя, ни у меня.

- Я знаю! Знаю, что выбора нет! Но зачем же… зачем же так!

- Китнисс, – на лице парня смесь тревоги и усталости, – сколько можно…

- Сколько можно? – я перехожу на повышенные тона. – Сколько можно? После всего ты винишь меня?

- Не веди себя так! – Пит тоже уже не сдерживается, повышая громкость. – Мы оба сейчас в ужасном положении. Думаешь, мне легко каждый раз переступать через себя? Думаешь, я наслаждаюсь, принося боль тебе и другим? – терзание, сквозившее в его глазах, поразило меня. – Ты хоть знаешь, что мне приходилось делать? Каким монстром доводилось быть?

- А успокоение ты решил найти под капитолийской юбкой?

- Ты…

Пит находится на грани, как и я. И снова я его довела. Он отворачивается, пытаясь привести дыхание в норму, успокоиться. Я вижу, как он запускает пальцы в волосы, нещадно сжимая их.

Но я остановиться уже не могу.

- Что я? Снова назовёшь меня истеричкой? Что в этот раз, Пит? Холодный душ или игла в спину?

Я довела его до точки кипения. Он поднимает на меня взгляд, резко опуская руки. Я не успеваю испугаться, как Пит в полшага преодолевает расстояние между нами. От страха зажмуриваюсь, но тут чувствую, как его ладони заключают моё лицо, и… Пит прижимается своими губами к моим.

- Никакого душа и иголок…

У меня перехватывает дыхание. Интуитивно я пытаюсь оттолкнуть его, но он не отпускает, а целует меня снова и снова, пока мой страх не становится поверженным, и я не обвиваю его шею руками, пока спасительная разрядка не наступает, стекая солёной влагой по щекам.

Пит отрывается от меня, но лишь для того, чтобы нежно стереть слёзы с моих губ. С моих разбитых, растерзанных, саднящих губ, которые пекут, когда по ним стекают солёные слёзы. Когда Пит меня целовал, то испачкался в моей крови.

- Нужно вытереть, – тянусь к его лицу дрожащей рукой.

- Оставь, – шепчет он, нежно касаясь пальцами моей разбитой губы. – Тебе больно.

И снова приникает ко мне, но только обминает губы, чтобы не причинять ещё больше боли, целует веки, брови, солёные щёки. Так нежно, так, как целовал бы Пит, не мучимый Капитолием, как целовал бы Пит, которому не приходилось калечить людей.

Я гоню страшные, отвратительные образы прочь, оставляя здесь лишь наши лица и его нежные поцелуи. Всё будет как прежде: я буду бояться его прикосновений, вспоминая пытки, буду каждый раз вздрагивать, когда он подойдёт слишком близко, но сейчас… сейчас я буду просто наслаждаться его поцелуями, его ласками. Не логично? Ну и что. Я же ненормальная, душевно покалеченная. Таким можно всё.