Не то, что кажется (СИ) - Страница 15

Моя цель – вытащить его и Гейла, а также остальных друзей, если они ещё будут живы к тому моменту. Это первая цель. Вторая – вертихвостка, пожелавшая разнообразить свою жизнь с помощью моего парня, предоставляя ему мелкие услуги. И, конечно же, Сноу – третья цель.

За мыслями о возмездии, я и не заметила, что в душевой кабине стало жарковато. Наверное, я сделала температуру слишком высокой, и вот из-за пара почти ничего не видно. Наугад хлопаю рукой по панели с кнопками, и в кабине начинает сильно пахнуть шоколадом. Быстро смываю гель и выбираюсь наружу. Вне кабинки в ванной кажется даже прохладно после такой горячей воды. Взгляд падает на зеркало, откуда на меня смотрит раскрасневшаяся, разгорячённая девушка, с вьющихся волос которой на пол стекает вода. Глаза сверкают решимостью. Нужно запомнить этот решительный образ, когда я снова начну сомневаться в Пите при включенных камерах. Несмотря на все убеждения в его искренности, перед камерами меня всё ещё иногда одолевают сомнения, уж больно он убедителен.

Следующие два часа проходят за активными тренировками. Тренажёр, предложенный Питом, предоставляет возможности и для развития скорости, и для силовых упражнений. Усталость и боль в отвыкших от подобной нагрузки мышцах только усиливают мой настрой, но к концу второго часа моим единственным желанием остаётся душ и немного отдыха. Хорошо ещё, что Пита нет в комнате, чтобы снова дать мне почувствовать себя несостоятельной в рукопашном. За несколько дней подтяну мышцы, а потом накостыляю этому выскочке. При последних мыслях на моём лице вдруг появляется улыбка, но я тут же одёргиваю себя, призывая не забывать, где я и что задумала.

Итак, мысль о пружинистых струях успела себя реализовать, а вот об отдыхе – нет. Когда я вышла из ванной, то обнаружила, что больше не одна в комнате. Пит стоял возле окна, засунув руки, сжатые в кулаки, в карманы брюк. Вся его поза выдавала напряжение.

- Ты тренировалась, – констатировал он, не поворачиваясь ко мне.

- Разве не ты на этом настоял?

Пит медленно повернулся, в глазах застыла тревога.

- Пит, что-то случилось? – спрашиваю, боясь услышать ответ. Только бы Сноу не решил поспешить с казнью победителей.

- Этот старый урод считает гениальной мыслью отдать тебя мне, и теперь решил похвастаться этим, – с отвращением выплюнул слова Пит.

- В смысле? – чувствую, как на лбу от страха выступил липкий, противный холодный пот.

- Он хочет показать тебя миру: разбитую, истерзанную, сломленную. Хочет похвастать своей победой над сильной Сойкой.

Мне страшно, отвратно, мерзко. Сноу хочет выставить мою боль на всеобщее обозрение. И мне придётся отыграть и эту роль – выбора нет. Я играю различные роли с того самого момента, как вышла на помост Жатвы семьдесят четвёртых Игр. Роль бесстрашного, обречённого добровольца, хотя мои коленки подгибались от страха; роль жестокой убийцы, хотя я просто хотела выжить; роль влюблённой дурочки, хотя о любви и речи не шло; роль символа восстания, которому на самом деле хотелось лишь покоя. И вот теперь это. Просто ещё одна роль, Китнисс. Ещё одна дурацкая роль, от которой зависят жизни близких тебе людей. А Пит говорит, что я плохая актриса…

- Китнисс?

Я и не заметила, что на минуту погрузилась в свои мысли. В последнее время со мной такое стало случаться слишком часто. Нужно брать себя в руки, отвлечённость – непозволительная роскошь в момент смертельной опасности, каждое животное это знает, иначе стрела охотника пронзит твоё сердце. А именно в состоянии опасности я и нахожусь всё время. С момента, как погиб отец.

- Меня будут снимать? Он хочет показать это по телевиденью?

Пит нахмурился ещё больше.

- Не думаю, Китнисс. Методы Сноу – интриги, скрытая игра. С его прикрытой подачи ещё несколько десятилетий назад было создано общество, нечто наподобие клуба, куда входят дети богатых и влиятельных родителей: управленцев компаний, передовых учёных, чиновников и просто богачей. Они время от времени собираются и бесчинствуют. В пьяном и наркотическом угаре выдают много интересного для Президента о своих родителях. Туда же Сноу впихнул и меня – шпионить. И теперь он хочет, чтобы именно там я и «представил» тебя.

Мне стало даже немного смешно. Общество богатеньких пьяных уродов, решивших, что раз в неделю мир принадлежит им.

- Так Сноу хочет, чтобы поверженную Сойку увидела кучка твоих обдолбанных приятелей?

- Китнисс, это не шутки, это опаснее, чем если бы тебя показали по телевизору. Как раз таки Сноу хочет показать влиятельным людям через их избалованных детишек, что он снова хозяин. Это даже скорее предупреждение для них, демонстрация власти.

- Что я должна делать?

Снова тревога на лице парня.

- Ты должна молчать, даже глаза на них не поднимай. Держись ко мне поближе, не отходи ни на шаг, – Пит подошёл ближе, его взгляд немного смягчился. – И не верь ни единому слову.

Последние слова он произнёс почти умоляюще, что, наоборот, заставило меня занервничать ещё сильнее. Что же такого происходит там, на вечеринках избранных?

***

- Может, ещё ошейник на меня наденешь? – не могу сдержать сарказм.

- Это фишка Брэда Вэрдера.

Не пойму, шутит Пит или говорит серьёзно, но заострять на этом внимание не хочу. Октавия заканчивает мой макияж, Флавий работает с Питом. Кинув взгляд в зеркало, я хмурюсь.

- Почему я такая бледная? Вы даже мне мешки под глазами пририсовали?

Октавия и Флавий смотрят на Пита. Я вспоминаю, что они больше не могут говорить, и от этого меня снова насквозь прошибает болью.

- Китнисс, не забывай, в роли кого ты здесь находишься по мнению других. Придерживайся образа. – Пит грустно улыбнулся. – Нам пора.

Поправив складки короткого чёрного платья, я ещё раз смотрю в зеркало. Ребята всегда могли превратить меня в то, чем я не являюсь. Бледное, измождённое лицо, хотя глаза и губы накрашены ярко, слишком глубокий V-образный выкат, полуобнажённая спина, волосы убраны на одну сторону, чтобы показать миру клеймо. Но самое страшное – высокие каблуки. При взгляде на них невольно вспоминаю маленькую суетливую Эффи. Где она сейчас? Жива ли? Обязательно нужно спросить у Пита, когда вернёмся. Итак, я полностью подхожу под образ сломленной духом подстилки любимчика Президента.

Выхожу за Питом в коридор, опустив голову пониже: не хочу видеть похотливые и насмешливые взгляды охранников. Хотя, им, кажется, плевать. Уж слишком они боятся Пита, это видно. И снова вопрос: почему?

Мы идем по коридорам, далее спуск на лифте, и, наконец, мы на улице. Я полной грудью вдыхаю свежий воздух, который, кажется, не проникал в мои лёгкие уже тысячу лет. Это даже немного больно. Сколько я не была на улице?

Длинный чёрный автомобиль ждёт у парадного входа.

- Садись, – приказывает Пит голосом, от которого пробирает дрожь. – Хватит пялиться по сторонам.

С трудом подавив желание метнуть в Пита туфлю или хотя бы убийственный взгляд, я покорно села на заднее сиденье автомобиля. За пределами комнаты я даже не должна смотреть ему в глаза, нужно держать образ. Как же меня это бесит! Я уже хочу стать собой, хочу разодрать глотки этим чванливым уродам, улюлюкающим мне вслед. Ненавижу.

Машина подъехала к серому зданию, из которого доносились ухающие звуки музыки. Серый – не цвет Капитолия, но, видимо, после военной разрухи он стал последним писком моды. Пит выходит из лимузина, громко хлопнув дверью, вслед за ним его охранники выволакивают и меня. Возле входа нас встречает крепкий парень в чёрном костюме, уважительно кивнув Питу и окинув меня оценивающим взглядом. Так неприятно.

В зале меня оглушает музыка, хотя музыкой это назвать очень сложно. Резкие скрежещущие звуки пилят голову пополам. Яркие разноцветные вспышки освещают лица людей, превращая их в химерные кляксы. Неужели здесь проходят те самые встречи особенных мальчиков?

Пит уверенно идёт через зал, где царит весь этот хаос с разноцветными людьми, ритмично подёргивающимися, словно во время спазмов столбняка. Мы пересекаем танцплощадку и поднимаемся по лестнице, перед невзрачной дверью Пит даёт знак охранникам оставаться на месте. Мы заходим и оказываемся совершенно в ином месте. Ухающие ритмы здесь почти не слышны, звучит музыка поспокойнее. От обилия красного цвета начинает рябить в глазах. Приглушённый свет абажуров освещает богато убранную комнату, где расположилось несколько больших диванов, обитых красным бархатом. Между диванами, плавно покачивая бёдрами, тихо скользят официантки, одетые очень скудно. Думаю, это тоже безгласые, вряд ли бы сюда допустили тех, кто может разболтать услышанное.