Не стрелять - Страница 20

Юдин ничего не мог понять. Он растерялся.

- Будешь орать?

Юдин молчал ничего не соображая.

- Ну крикни разок. Да крикни-крикни не бойся.

- А-а! - закричал Солдат-Юдин и в голосе его оказалось страха значительно больше чем он ожидал

Но Свинцов не дал ему поразмыслить над этим. Он быстро выхватил из-за пояса пистоль и ткнул дулом Юдину прямо поддых. Крик в Солдате-Юдине сразу прекратился он почувствовал боль застрявшую где-то в желудке икоту невозможность вздохнуть как будто в баньку накачали безвоздушное пространство если только так можно выразиться.

Солдат-Юдин согнулся, сел на лавку. А Свинцов стоял над ним и ждал. Наконец Юдин вздохнул вернее всхлипнул. И сразу слезы потекли у него из глаз.

- Плачешь? - сказал Свинцов. - Правильно! Сейчас будешь отвечать на мои вопросы не ответишь - заплачешь сильнее. Первое. Где ты взял этот револьвер? Ты же бандюга понял? Я же тебя здесь вообще имею право сгноить! Ты знаешь, что положено за хранение оружия?! - И вдруг рявкнул: - Где взял?!

Отчего-то Солдат-Юдин не стал говорить про Славку, про сорок рублей. Может быть ему стыдно было признаться, что он своровал у своего же соседа. А может побоялся кары Свинцова мол, почему сразу не понес мне, а сперва какому-то Славке?

Солдат-Юдин закончил свое полуправдивое повествование и наступила тишина.

Свинцов стоял размышляя Юдин теперь был при нем - так себе информация к размышлению. Казалось Свинцова заинтересовал рассказ. Но как поступить он все же до конца не знал.

- Зачем ты его вообще воровал?

Опять у Юдина готов был правдивый мопедный ответ. И как-то так он еще верноподданнически намекнул, что вот мол хочется гонять по дорогам как Виталий Иванович.

- Ну, что ж молодец умный парень, - Свинцов прищурился. - Это знаешь сколько стоит? - Он потряс пистолем около юдинской физиономии. - Да ты когда из колонии выйдешь сразу пойдешь на пенсию! - И вдруг совершенно изменил тон. - Что же ты мне без патронов подсовываешь? Чего я им буду делать? Гвозди заколачивать?

Неожиданно Юдина осенило со страху.

- Да сюда же от мелкашки небось подойдут. В школе у нас в тире.

Свинцов быстро отщелкнул собачку стал рассматривать гнезда в барабане куда вставлялись патроны.

- Подойдут они, не подойдут ты пиявка мне советы давать не смей. Но в принципе мысль не слабая. - Он сунул пистоль за пояс. - Все. Сиди здесь! Я же должен проверить эту твою байку. Может ты все наврал может тебя сразу в милицию с родителями?

Потом Солдат-Юдин услышал как Свинцов задвинул тяжелую щеколду походил еще повозился чего-то. Завел мопед и поехал - звук отдалялся, сперва звонко, а потом глухо слышимый. А потом пропал насовсем.

И ничего теперь Солдат-Юдин не мог понять в своей глупой жизни!

Виталий Свинцов гнал мопед все время чувствуя как скользкая дорога норовит убежать из-под колес. Но Свинцов был слишком умелым водителем, чтобы допустить это: "Существуют такие ситуации когда человек не имеет права даже ногу сломать" - так сказал кто-то умный. И Свинцов это запомнил.

Ему вообще нравились жесткие выражения и нравились поступки исключающие двойное толкование. Он любил приказы в смысле отдавать конечно. В ситуациях когда приказы надо выполнять ему практически быть не приходилось.

Такой вот человек мчал сейчас по лесной дороге километрах в пяти-шести от поселка Скалба. И невольно подумаешь ведь, что-то же было вначале, кто-то ему все это вдолбил, прежде чем его душа сама научилась вырабатывать жестокость.

Виталий Петрович Истратов - может быть он? Мелькнул в жизни Свинцова такой "тезка". Свинцов его не любил вспоминать. А если вспоминал то почти всегда в одной и той же мечте, как вместе с надежным коллективом он, Свинцов бьет морду этому не очень сильному на вид человеку почти человечку!

В классе так четвертом, что-то заставило Свинцова пойти в боксерскую секцию. На соседней со Скалбой подмосковной станции была база ДСО "Урожаи". Туда и записался Свинцов. Вернее всего, что он просто хотел уметь драться.

И там тренером был Истратов Виталий Петрович всегда немного заведенный веселый и злой человек явно среднего роста. В секции он запрещал дружить: "У вас есть тренер и есть противники, конкуренты, понятно, слово? Вот так и действуйте... Спортивная злость! И рядом с ней спортивная зависть! Ничего-ничего не стесняйтесь Привыкайте! Слово "противник" не должно исчезать у вас из поля зрения!"

Всех его заповедей Свинцов не запомнил.

- Вы зачем пришли сюда? Учиться искусству ведения боя или искусству объяснения в любви? Если вам нужны "Ромео и Джульетта" тогда ступайте в драмкружок! Жестче! Короче удар!

Другие тренеры обычно запрещают и даже специально сто раз скажут нельзя на улице демонстрировать свои умения. Виталий Петрович не запрещал.

Он говорил:

- На ринге ты должен находиться в естественном состоянии злобы и страха Ощущать себя в драке. Но когда ты его отлупил его можно и обнять. Он же тебе больше не противник понимаете?

Свинцов всегда слушал его с одним и тем же внимательнейшим выражением. Часто Виталий Петрович останавливал взгляд на этом лице и усмехался. Он был доволен. А в голове у Свинцова проносилась одна и та же мысль "Чего же они мне врали-то раньше?!" Так он думал обо всех людях которые до тренера объясняли ему, что такое жизнь.

Однажды после занятия Виталий Петрович остановил его.

- Ты зарядку дома делаешь? И специальные упражнения? Все, что я приказывал? - И вдруг крикнул: - Только не врать!

Свинцов... тогда еще лишь "начинающий Свинцов" поклялся, что он...

- Плохо, - сказал тренер, - тогда плохо. Ты старайся, а то можешь вылететь! - Это последнее он произнес с почти дружеской интонацией и даже дал Свинцову - опять же почти дружеский - подзатыльник. Поэтому Свинцов его предупреждении не испугался.

Но прошло две недели, и как-то в начале занятия когда они уже построились ожидая команды начать разминку, тренер вдруг сказал:

- Кузин, шаг вперед, Свинцов, шаг вперед. Надеть перчатки. Спарринг перед строем. Бокс!

Они начали молотить друг друга. Всем было понятно зачем-то эти двое должны показаться перед тренером, а может, и перед "толпой". Шеренга "болела" выкрикивая разные насмешки и подковырки. А команды "Стоп!" все не было. И Свинцов начал задыхаться. Он схлопотал чистый удар, потом еще один, потом нарвался на серию.

Ему показалось, что сейчас он взлетит, что он стал надутый, словно воздушный шар. Это было то, что в боксе называется состоянием грогги. Совершенно автоматически Свинцов ушел в глухую защиту согнулся.

Кузин еще какое то время постучал его по перчаткам и плечам стараясь пробиться к животу, к носу, к нижней челюсти. Но это ведь тоже не так легко, когда ты устал. И он просто отошел в сторону, как подумал Свинцов. На самом деле все таки была дана команда "Стоп!" Только Кузин ее услыхал, а Свинцов нет.

Зато он услыхал потом слова Виталия Петровича:

- Свинцов, слушай мой приказ. Перчатки снять форму оставить, сам - до свидания. Ты больше в моей секции не состоишь!

Свинцов стоял все еще тяжело дыша то и дело слизывая кровь с разбитой нижней губы.

- Малый ты хороший, - спокойно продолжал тренер, - по духу боксер жесткость злость другие нужные качества - это в тебе есть. Но удара у тебя нет, реакции нет. - Он взял за руку Кузина, повернулся к строю. - Кто перед вами стоит! Раззява! Но жесткости я его научу. Это можно. А тебя - он показал пальцем на Свинцова - реакции не научишь и скорости не научишь. Это должно быть врожденное. Так, что будь здоров. Начали бег по кругу!

Шеренга ожила побежала. Счастливый Кузин все еще в перчатках пристроился сзади. Тренер и Свинцов стояли в середине зала.

- А можно, я останусь до конца занятия! - попросил Свинцов надеясь неизвестно на, что, на чудо, на то, что у него вдруг откроется реакция удар и скорость.

Тренер очень спокойно покачал головой.