Не стать насекомым - Страница 48
Может быть, это так. Но о современности интересно, ярко написать непросто. Здесь меньше свободы для воображения и фантазии, и любая фактическая неправда, даже в интересах правды художественной, бросается в глаза. К тому же, писателю очень сложно осознать, что и каким образом происходит сегодня (он, к огромному сожалению, плохо ориентируется в экономике, бизнесе, политике, не знает современного языка, отношений между людьми вне своего круга), и он предпочитает писать или о 50-х–70-х годах прошлого века, или о более ранних временах, или же обращается к жанру антиутопии, где можно пофантазировать, не отрываясь от узнаваемой читателями действительности (перенести действие на десять лет вперёд, и создать экологические, политические и какие хочешь ужасы), а при удаче прослыть провидцем…
Но какие произведения всё-таки символизируют движение литературы? Произведения о современности. «Путешествие из Петербурга в Москву» — о современности, «Бедная Лиза» — тоже; «Капитанскую дочку» вряд ли кто-то назовёт историческим романом, как и «Войну и мир», которая, по замыслу Толстого, являлась началом произведения о декабристах, которое в итоге вполне могло быть доведено до 1850-х годов… Лермонтов, Гончаров, Тургенев, Писемский, Достоевский, Лесков, Чехов, Горький, Шолохов, Булгаков, Платонов, Трифонов, Бондарев, Шукшин, Распутин, Екимов рассказывали нам о современной им жизни. Запечатлели её. Солженицына мы воспринимаем всё-таки не по «Красному колесу», а по рассказам «Один день Ивана Денисовича», «Матрёнин двор», «Для пользы дела», по «Раковому корпусу» и «В круге первом». Бориса Васильева — не по его многочисленным историческим романам, а по «А зори здесь тихие», «Не стреляйте в белых лебедей»…
Никакие исторические документы не рассказывают о том или ином времени глубже и правдивее произведений художественной литературы.
А что оставили нам писатели о 80-х, 90-х? Почти ничего. Ну вот, например, среди этого почти ничего — «Шалинский рейд» Германа Садулаева. Роман о Чечне 90-х. Роман вроде бы и заметили, и оценили (финалы «Большой книги», «Русского Букера»), но не прочитали — уже почти год прошёл с его публикации в журнале «Знамя», но никто из критиков не написал о нём подробно; кажется, ни одной большой статьи о романе не появилось. А ведь это такой отличный повод поговорить не только о литературе, а вообще о том, что произошло в 90-е. Десятилетие это, с его войнами, путчами, дефолтами, с появлением новой породы людей не осмыслено…
Что останется в литературе от 00-х? Тоже крупицы. Вот мы перебираемся в 10-е, и вряд ли нас ожидает расцвет литературы о современности. Скорее всего, продолжится изучение прошлого, создание биографий замечательных людей, написание фантазий о будущем… О современности если и будут писать, то, скорее всего, в неком фэнтезийном духе — ведь результаты тех же премий ясно показывают, что абсолютный реализм попросту невыигрышен.
Наглядный пример — роман Ольги Славниковой «Лёгкая голова», вышедший в «Знамени» (№№ 9 и 10 за этот год). Роман увлекательный, остросюжетный, в новом для автора стиле. Но уже в самом начале Славникова сообщает читателю, что расскажет об «удивительных и странных событиях». А как иначе? Кто будет читать об обычном и повседневном? Кому нужен герой, которого из какого-нибудь личного интереса начинают гнобить окружающие (сталкивать с денежной должности, например, или разлюбившая жена выживать из квартиры)? Нет, интерес вызовет необыкновенный человек, чьё самоубийство спасёт мир, и вот его уговаривают, а он не хочет… И наверняка «Лёгкая голова» станет бестселлером, в отличие от предыдущих романов Славниковой, которые были оценены в основном лишь собратьями-литераторами…
Впрочем, хоть «Лёгкая голова» и опубликована, говорить о ней рано. В «Знамени» указано, что это журнальный вариант. Не исключено, что нечто важное обнаружится в книге. Для романов Славниковой «толстожурнальная диета», которую проповедует критик Наталья Иванова, не полезна. Да и вообще, наверное, для русского романа, который тем и интересен, что постоянно отвлекается на вроде бы малозначимое, изобилует путаными рассуждениями, собирает не несущих сюжетной нагрузки персонажей… «Анну Каренину» уж точно бы сегодня в любом толстом журнале сократили вдвое…
На реализм в последнее время снова обрушился шквал критики. Дескать, он всё заполонил, тянет нас в прошлое, обедняет литературу, вымывает из неё литературное вещество. Вот цитата из статьи Натальи Ивановой «Пусть сильнее грянет Букер», появившейся в Интернете в день объявления победителя этой премии (но ещё до оглашения результата):
«Основную массу так называемого процесса — премиальную тож — образует имитирующий прозу наполнитель (пишу, как говорю, etc.) проза. док, хотя не совсем проза и не совсем док. Явление это пришло на смену чернухи, или физиологической прозы, или натуральной школы; самоназвание у него — «новый реализм». Описывается/записывается свой или близлежащий опыт (военный — Чечня, Северный Кавказ вообще, Таджикистан, Афганистан, теперь ещё Киргизия, вообще горячие точки; среда обитания — родня; режут-убивают, вымирают, деградируют и т. д.). Каждый день что-нибудь в этом роде обязательно происходит на просторах нашей великой родины — смотрите, как актуально. Эта проза умирает вместе с её носителем (книга, журнал), потому что здесь мало самого главного — литературного вещества. Ну, тогда уж лучше просто — док., нон-фикшн, социологический анализ, справки, дискуссия и проч. Сильнее бабахнет по мозгам».
Я лично реалистов и тем более новых реалистов на страницах журналов и в числе финалистов премий встречаю немного. Реализм, помаячив на горизонте в середине 00-х, снова закатывается. А литературное поле всё ярче освещается фейерверками, гирляндами и салютами иных жанров, течений и направлений.
Литераторы снова, как в допушкинское время, стремятся писать только о чём-то необыкновенном, найти (а скорее выдумать) уникального героя, необычный сюжет. «Вряд ли поход за хлебом или выбрасывание мусора может стать хоть какой-то стоящей основой для повествования», — утверждает критик Марта Антоничева в статье «Зеркало для героя» («Сибирские огни», 2007, № 5), правда, замечает, что: «…переживание повседневного опыта, примирение с повседневностью способно порождать кафкианские картины».
Да, способно, и ещё как. Только вот этого «переживания повседневного опыта» мы в нашей современной прозе практически не видим. Писатели всячески сторонятся действительности, предпочитая создавать кафкианские картины в своей голове (точнее — в неком автономном отделе мозга), а затем переносить на бумагу, а не находить их в повседневности.
Писателей-реалистов сегодня можно пересчитать по пальцам. Скорее всего, их число будет уменьшаться. Зачем пропускать через себя тяжёлую, малопонятную, отравленную реальность 90-х, 00-х, наваливающихся серым смогом 10-х, когда есть другие, более лёгкие и более доходные пути: выдумывай, фантазируй, уходи в древнюю или недавнюю историю, открывай новые штришки в биографиях великих людей…
Уверен, что довольно большое число тех, кто ещё относится к художественной литературе серьёзно и ищет в ней что-то кроме развлечения, интеллектуальных игрушек, открыв лучший роман года на русском языке «Цветочный крест», плюнет и скажет: «На хрена мне такая литература!» И больше уже не поведётся ни на лауреата, ни на финалиста, а то и вообще ни на чью бы то ни было книгу.
«Литературный дефолт», о котором лет шесть назад та же Наталья Иванова написала отличную статью, продолжается. И в этом вроде бы не виновато ни жюри «Русского Букера», ни «коллективное бессознательное» (как определил Андрей Немзер) академии «Большой книги», ни тем более Виктор Пелевин с «t», Елена Колядина со своим «Цветочным крестом». Наверное, в самой литературе происходят коренные изменения, и этот процесс необратим. В Англии нет Диккенсов, во Франции Золей, в Америке нет Фолкнеров, в Японии — Акутагав, в Германии — Бёллей. Почему у нас кто-то должен стремиться стать новым Львом Толстым, ну или по крайней мере Валентином Распутиным…