Не сказка о птице в неволе (СИ) - Страница 7

– Соси, сука.

Она стискивает ткань моих штанов в кулаки, но не пробует раздеть меня, а наоборот, собрав волю в кулак, говорит упрямое:

– Нет.

Я стою как истукан, опасаясь испортить все еще больше.

Обвожу взглядом камеру. Я знаю каждый ее закуток, но снова всматриваюсь: а вдруг где-то появилась дверь, которую я не замечал ранее? Надежда, глупая надежда, которая… Неожиданно в районе сердце вспыхивает огонь. Я охаю, опуская взгляд, и запоздало соображаю, что Люцифер пустил в ход шнур. Короткие, но болезненные укусы сыпятся один за другим, и небольшие фрагменты кожи срезает с плеч и около ключицы, оставляя покрытые сукровицей ранки. Я остаюсь на месте, пытаясь не отступить перед лицом опасности, но мир вокруг заполняет громкая мольба Китнисс:

– Не бейте его… Пожалуйста…

Охранники довольно переглядываются, понимая, что брешь в обороне Китнисс пробита. Ее внутренняя стена дрогнула.

Удары прекращаются, и я чувствую, как Китнисс упирается лбом мне в бедро, пряча залитое слезами лицо. Непроизвольно глажу ее по волосам в тщетной попытке успокоить, но делаю только хуже – она дергается, скидывая мою ладонь, и, сверкнув глазами, яростно пытается стянуть с меня штаны. Ее ногти царапают мою кожу на талии, но это ничто по сравнению с тем, какие рваные раны остаются на моем сердце с каждым открывающимся сантиметром кожи.

Едва Китнисс достигает цели, я остаюсь перед ней со спущенными до колен штанами и бельем. Она в упор смотрит на мой член, и я вижу на ее лице нечто напоминающее отвращение.

– А теперь губками, куколка, возьми его в рот.

Вся смелость Китнисс будто испаряется, она медлит, уставившись прямо перед собой. Антониус настроен решительно: он хлещет меня шнуром, оставляя новую рану на животе, но я не вскрикиваю, только морщусь, превозмогая боль. К сожалению, Китнисс видит струйку крови побежавшую из нового «укуса». Она так резко втягивает воздух, словно готовится нырнуть на глубину, и внезапно касается меня губами. Возле самого кончика, но я все равно вздрагиваю.

– Умница, детка, давай поглубже.

Китнисс давится слезами, но под шуточки охранников открывает рот, пропуская меня внутрь. Там тепло и запретно приятно.

Я прикрываю глаза, борясь со своими ощущениями. Китнисс плотно сжимает губы, упираясь в меня языком, наверное, она инстинктивно пытается вытолкнуть мой член, но от ее движений тело покрывается мурашками. И я урчу. Нагло, не имея на это не малейшего права, но урчу, наслаждаясь. Даже гогот охраны как будто перестает меня беспокоить – я бессовестно погружаюсь в секунды, когда мое тело не бьют и не истязают. А любят. Пусть и по приказанию.

Китнисс плачет. Это разъедает меня изнутри. Ее насилуют, даже больше – ее насилую я. Пытаюсь отстраниться, как-то помочь, но охранники расценивают это по-другому.

– Не халтурь, куколка, соси, чтобы нам стало завидно.

Лицо Китнисс давно красное от стыда и унижения, но она не прекращает движения головой. Мне приятно.

Я предатель.

Я не хочу такого удовольствия.

Из глубины моей проклятой души поднимается стон наслаждения. Ненавижу сам себя, но начинаю двигать бедрами навстречу Китнисс.

– А парень-то тащится, – констатирует Люцифер, наблюдая за мной.

Он толкает Сэма локтем и что-то шепчет товарищам. Почти мгновенно эти двое делают шаг вперед, хватая меня за руки и оттаскивая в сторону, а сам Антониус снимает штаны, вываливая наружу свое достоинство. Применяя грубую силу, он ловит Китнисс. Она испуганно взвизгивает, выставляя вперед руки, но это не помогает ей.

Я кричу, дергаюсь, но не могу вырваться – у охранников стальная хватка.

– Открывай рот, сучка, – приказывает Люцифер. – Порадуй папочку.

Китнисс вопит и упирается, даже когда он, намотав ее волосы на руку, прижимает ее лицо к своему члену. Я вижу, как на боках Антониуса проявляются красные царапины – Китнисс защищает себя, разрывая его кожу.

– Когти убери! – требует Люцифер, но она не сдается.

Я толкаюсь вперед, извиваюсь в руках охранников, но Сэм, изловчившись, прикасается ко мне палкой с током. Тело содрогается от боли, но плевать! Во мне будто сил прибавилось – я вырываю руку из лап третьего охранника и кидаюсь к Китнисс, однако по собственной глупости путаюсь в спущенных до колен штанах и падаю вперед. К большему идиотизму ситуации именно Сэм, все еще стискивающий мой локоть, не дает мне распластаться на каменном полу. К пояснице сзади прижимается наконечник оружия, и я получаю новую порцию тока – охранник не стесняется и не прекращает пытку, даже когда я начинаю орать.

В какой-то момент я понимаю, что крики Китнисс прекратились, сменившись неясными гортанными стонами. Выворачиваю голову, с безысходностью обнаруживая, что Антониус дергает голову Китнисс туда-сюда, а она лишь упирается в его бедра согнутыми руками.

– Пусти ее! – ору я, но моя мольба смешивается с новым воплем от разряда тока.

Секунды скручиваются, сплетая мгновенья, и внезапно кричать начинает сам Люцифер.

– Ах, ты, сука, кусается! – орет он, отталкивая от себя Китнисс, и с силой швыряет ее об стекло.

С глухим стуком и вскриком, она ударяется о прозрачную стену и падает на пол. Я даже сообразить ничего не успеваю, как нога Антониуса, обутая в тяжелый сапог, врезается в тело Китнисс. Снова и снова он пинает ее, безуспешно пытающуюся прикрыть лицо от сыплющихся ударов, а я кричу до хрипоты, рвусь, отбиваюсь, не глядя, и, в конце концов, Сэм и третий охранник не удерживают меня, и я, в секунду поправляя штаны, чтобы снова не грохнуться, бегу в сторону Люцифера.

Будто со стороны, я наблюдаю, как мои руки сжимаются вокруг его шеи, сдавливая и лишая врага кислорода. Что-то хрустит под пальцами, Антониус пытается ухватить ртом воздух и царапает мои кисти.

Я не реагирую на удары тока и не ощущаю, что мои раны на плече и спине раздирают, добавляя к ним новые. Мне горячо, кожа горит огнем, и лишь краем сознания я понимаю, что тепло обманчиво – это моя собственная кровь, покидающая тело.

Противник затихает, он почти не сопротивляется, не калечит меня и рвано дышит. Еще секунды, и все будет кончено…

– Отпусти его, Мелларк! – свирепо приказывает третий, и нескрываемая угроза в его голосе вынуждает меня обернуться к нему.

Охранник стоит возле стекла и, приподняв избитое ослабшее тело Китнисс, держит большой нож прямо у ее горла.

– У тебя три секунды, тварь! – распаляется он, а на шее Китнисс проявляется красная полоса – он вдавливает лезвие в нежную кожу, разрезая ее. – Раз!

Тело, подпитанное адреналином, не желает разжимать рук. Сколько раз Антониус бил меня, резал, прижигал и травил? И вот его гнусная жизнь в моих руках: трепещет, бьется, как птица в клетке, и плещется паникой в широко распахнутых глазах.

– Два!

Я лихорадочно соображаю, успею ли убить Люцифера, а после этого выбить из рук третьего нож? По блестящему лезвию стекает капля алой крови Китнисс. Люцифер кряхтит, сдаваясь и прикрывая глаза.

– Три!

– Отпускаю!

Делаю шаг назад, разжимая руки, и Антониус резко оседает на корточки, хватаясь за горло. Он жадно-жадно вдыхает, а третий раздраженно отбрасывает ко мне Китнисс. Я успеваю поймать ее, не позволив удариться об пол, и прижимаю к себе. Быстро пячусь назад, зверем глядя на охранников.

– Ты пожалеешь об этом, Мелларк! – хрипло шепчет Люцифер, когда Сэм помогает ему встать. – Ты сдохнешь в этой камере! – обещает он, разворачиваясь, чтобы уйти.

Третий открывает двери, и они с Сэмом выходят, Антониус же медлит и, обернувшись ко мне, прищуривается и добавляет:

– Мой личный подарок: перед смертью я позволю тебе, Мелларк, насладиться видом того, как я и ребята будем трахать твою птичку во все щели!

Они уходят, а я, наконец, оседаю на пол, крепко прижимая к груди Китнисс. Она вся перепачкана в крови. Своей и моей. Ее волосы спутаны, лицо мокрое от еще не высохших слез, а я сам в буквальном смысле горю от боли – кожа изодрана и изранена.