Не сказка о птице в неволе (СИ) - Страница 29

Встаю на ноги, поправляя штаны лишь бы чем-то занять руки. Китнисс остается неподвижной.

– Пойдешь спать?

Она молчит, разглядывает свои колени.

Я психую, стремительно преодолевая ступени, и, добравшись до спальни, прячусь под одеялом. Я должен принять ее жертву? Обмануть себя и поверить в то, что Китнисс по-настоящему «моя»? Я ведь был близок к этому, только воздушные замки пали под натиском соперника: битва проиграна и поднят белый флаг.

Мягкие шаги в коридоре прерывают мои раздумья: Китнисс открывает дверь, заглядывает внутрь. Я смотрю на нее, она на меня. Ее плечи покрыты тем пледом, что я дал, она все еще немного дрожит.

Мы не разрываем взглядов, когда Китнисс подходит все ближе, зачем-то идет к моей половине кровати, становится рядом. Чего она хочет? Решилась на то, чтобы все-таки уйти и собирается поставить меня в известность? Я трушу, но все еще зол. На нее, на Гейла. И на себя тоже.

– Спокойной ночи, твоя половина койки там, – киваю головой в нужном направлении и, не дожидаясь ответа, отворачиваюсь, накрываясь с головой одеялом.

Она не двигается, я слышу ее приглушенное всхлипывание, оно совсем близко и так похоже на просьбу о помощи…

Сжимаю челюсти и мну пальцами простынь: почему бы ей просто не уйти? Не оставить меня в покое, хоть ненадолго? Мне нужно время! Я все перетерплю, я ко всему привыкну. Смогу принять ее жертву и быть благодарным до конца своих дней. Но не сейчас, ни этой ночью, когда сердце истекает кровью, понимая, что я не любим, что спасать меня – ее привычка.

Наконец, Китнисс оставляет меня одного. Ее легкая поступь эхом отзывается в моей голове, а слезы жгут глаза, но я держусь из последних сил. Не стоит. Я ведь должен быть счастлив, правда?

Шум воды не стихает много минут подряд, Китнисс мучает свое тело, и я почти вижу, как жесткая мочалка скользит по ее плавным изгибам, проходится по тайным местам. Гулко выдыхаю, взбивая подушку, – запретные мысли, я делаю только хуже самому себе. Китнисс для Гейла, а он для нее? Ревность – моя подруга, одиночество – моя судьба.

В коридоре снова раздаются ее тихие шаги, из-под опущенных ресниц я наблюдаю, как Китнисс подходит все ближе. Простая темная рубашка прикрывает любимое мной тело, а неизменный бинт ярким пятном светится в полумраке. Зачем-то прикидываюсь спящим, не шевелюсь и реже дышу.

Китнисс садится на корточки возле меня, и я кожей чувствую ее взгляд. Сердце ускоряется: ее близость волнует, ее запах, который не отбить ни одному мылу, рождает воспоминания нашего запретного слияния. Я иногда вижу это в кошмарах – я хочу думать, что это кошмары, потому что насилие нельзя назвать никак иначе, – но каждый раз мое тело реагирует по-своему: оно помнит, как наслаждалось, знает, как томилось, и настойчиво грезит о повторении. Китнисс тянет ко мне руку, она совсем близко, еще пара секунд и ее пальцы коснутся моего лица…

Все прекращается внезапно: громкий выдох, всхлипывание – и она убегает, даже не закрыв за собой дверь. Страх победил, не дав ей прикинуться влюбленной.

Она касалась Гейла? С ним у нее получилось перебороть себя? Сажусь на постели, не находя себе места. На его щеке появилась такая же метка, как была у меня: Китнисс воспротивилась его поцелую. Впрочем, мой ей тоже пришелся не по душе.

Глухой хлопок где-то на первом этаже привлекает мое внимание. Не сразу соображаю, на что похож этот звук, словно закрылась входная дверь… Два часа ночи, с чего бы Китнисс уходить? Торопится к Гейлу?

Что-то не так, не ночью, не в одной ночной рубашке! Торопливо перебираю в голове другие возможные источники шума и не нахожу их. Тревога вспыхивает в один миг, и я подскакиваю с кровати, на ходу натягивая футболку и штаны.

Заглядываю на кухню и в гостиную – никого. Выскакиваю на улицу: морозная осенняя ночь, кругом непроглядная темнота, разбавляемая только светом луны. Озеро блестит шероховатой гладью. Беспокойная тишина, которую нарушает только одинокий всплеск воды где-то в стороне.

Не успевая подумать, я бросаюсь на звук: ноги спешно приближают меня к злосчастному берегу, где сегодня днем я нашел Китнисс. Всматриваюсь в расходящиеся круги на темно-синем зеркале и с воплем ее имени на устах замечаю голову Китнисс в нескольких метрах от берега. Бросаюсь в воду.

Внутренний голос едва слышно протестует, напоминая, что я не умею плавать, но отчаянный порыв добраться до любимой и спасти ее побеждает все инстинкты: я перебираю ногами, углубляясь в мокрую ледяную пучину. Холод такой, что тело пронзают острые стрелы, но я падаю на живот и пытаюсь грести руками. Я пробовал на Квартальной Бойне и, наверное, не забыл, как это делается, но, господи, как холодно и страшно!..

Запоздало понимаю, что нисколько не плыву, а барахтаюсь на месте, неуклюже дергая руками и ногами. Погружаюсь с головой, но всплываю, жадно хватая раскрытым ртом воздух. Снова погружаюсь, но уже ниже, выпуская такие необходимые пузырьки воздуха. В сознании бьется мысль, что надо плыть, надо помочь Китнисс, но холод разрывает тело на части, а вместо кислорода получаю порцию воды, хлынувшей в горло. Страх и примитивное желание жить заставляют меня бороться, но я, как всегда, беззащитен перед силами дикой природы, которую никогда не умел приручить.

Неожиданно чьи-то руки подхватывают меня под грудью, крепко сжимая, и тянут наверх. Мгновение, и я ворую глоток воздуха, насыщая легкие. Китнисс пытается толкать меня, но, хотя моя голова теперь над поверхностью воды, я не разбираю, где берег, и стараюсь хоть не мешать противодействием.

Спустя бесконечно долгие секунды под ногами появляется твердая почва: падаю на четвереньки, карабкаясь вперед. Наконец, вода остается позади, отпуская меня из своих объятий, и я валюсь лицом на мокрую траву, немея от боли во всем теле.

Пытаюсь восстановить дыхание. Кое-как оборачиваюсь, запоздало соображая, что руки Китнисс больше не касаются меня. Как она вообще решилась на прикосновения?

Ищу ее глазами. Она сидит на том же бревне, что и днем, в одной ночнушке, намокшей и облепившей красивое тело. Распущенные волосы сосульками свисают вниз. Китнисс дрожит, не сводя с меня взгляда.

Мне бы стоит быть благодарным ей за спасение, только вот мной овладевает ярость, такая сильная и бесконтрольная, что я готов крушить все вокруг. Вместе со злостью приходит смелость обреченного: я, наконец, готов разрушить собственную клетку! Я не буду так жить! И Китнисс не будет: хватит с нас двоих боли, пора смириться с тем, что насильно мил не будешь!

Я привстаю и подползаю ближе к ней, заглядываю в широко распахнутые испуганные глаза. Поднимаюсь на ноги, хватаю Китнисс за плечи, заставляя встать, и, развернув ее, толкаю в спину. Она, чуть не падая, делает шаг вперед.

– Хватит, Китнисс! – вопль вырывается из моего горла, обращая боль в слова. – Не смей, ты не имеешь право умирать из-за меня!

Снова толкаю ее в сторону дома: пусть собирает вещи и уходит, исчезает из моей жизни! Я так больше не могу, не могу, не могу!

– Мне не нужны твои жертвы, сколько можно? Уходи! Иди к нему! Уходи!

Китнисс пытается обернуться, избежать моих толчков, но я настойчив.

– Проваливай! – сердце рвется, но зло не удерживается внутри, мучительным криком нарушая тишину ночи. – Уходи к Гейлу!

Руки Китнисс касаются моих запястий, она тянет меня к себе, но я неистово сопротивляюсь: не хочу лжи, не нужна мне ее жалость! Отталкиваю, снова толкаю. Китнисс падает, путаясь в траве. Поднимаю ее, обняв за плечи, но вновь отправляю вперед себя. Щеки Китнисс мокрые, а из ее горла вырываются рыдания, смысла которых я не понимаю.

«Давай, птица! Клетка открыта, лети!».

Она снова выворачивается и неожиданно льнет ко мне, вызывая оцепенение во всем теле. Я не успеваю оттолкнуть ее, когда кольцо женских рук смыкается вокруг моей талии, а губы Китнисс впиваются в мои. Я замерз в той воде и умер? Мне мерещится то, чего нет? Только вот ее губы на моих губах слишком теплые, слишком живые, а ее ладошки на моей пояснице такие настоящие, что невозможно не поверить…