Не сказка о птице в неволе (СИ) - Страница 28

– Отважился, наконец, указать мне на дверь? Закончилось хваленое мелларковское гостеприимство?

Игнорирую его выпад.

– Проваливай, – я теперь тоже спокоен, даже слишком. Считай, ведь по щиколотки уже стою в ледяной воде одиночества. Почти наверняка утону, но и бороться больше нет ни сил, ни желания.

– Ладно.

Он пожимает плечами, будто ему безразлично все происходящее: подходит к стулу в дальнем углу комнаты, на котором висит пара его футболок и штаны, не спеша складывает это все в стопку и уходит в коридор. Через несколько минут он уже укладывает вещи в принесенные чемоданы.

Я почти не смотрю на него, наблюдаю за реакцией Китнисс. И то, что я вижу, куда больнее всех тумаков, полученных от Гейла. Китнисс чуть ли до крови закусывает губы, заламывает себе руки и, готов поклясться, вот-вот разревется.

Она не хочет, чтобы он уходил.

Даже после его выходки в лесу и после того, как он разукрасил мою физиономию, Китнисс не готова с ним расстаться.

Щелчок – перевожу взгляд на Хоторна: в его руках закрытые чемоданы, и он идет к выходу, обходит Китнисс, а она… Происходит то, чего мы оба не ожидали: Китнисс срывается с места, опережая Гейла и останавливаясь в дверном проеме. Ее руки вцепляются в косяки: она запрещает Гейлу уходить.

Они смотрят друг на друга. Бесконечно долго смотрят. Я не вижу лица Хоторна, зато прекрасно различаю эмоции в серых глазах любимой. Испуг, но не такой, к которому я привык, я такого еще не видел: это молчаливая мольба, разговор без слов, то самое, чему я всегда завидовал – особая связь между этими двумя.

У меня нет сил смотреть. Наклоняю голову, протирая лицо руками. Вот оно. Я проиграл. Мышцы цепенеют. Мысли разбегаются. Я обещал себе, что отпущу ее. Позволю уйти и быть счастливой. Если она выберет его. Я не верил в это, сомневался до последнего… И вот, этот миг настал.

– Не плачь…

Его слова как удар хлыстом. Как быстро я позабыл, каково это – пораненная кожа, истерзанная душа… Поверил в сказку, которую сам себе сочинил.

Осмеливаюсь поднять на них взгляд. На щеке Китнисс блестит дорожка от слезы. Это больно – Китнисс плачет для Гейла. Из-за Гейла. Кого я обманывал? Почему отказывался видеть очевидное?

– Слезы ничего не изменят, – негромко говорит охотник. – Я ухожу, а он остается. Мое предложение в силе: ты идешь наверх, собираешь вещи, и я забираю тебя с собой. Навсегда. Я буду рядом каждый день твоей жизни, Китнисс. Буду любить тебя, буду оберегать. Я дождусь, когда ты перестанешь бояться прикосновений, мы вместе справимся с этим… Будем день за днем заботиться друг о друге. Когда-нибудь у нас будут дети. Будущее, Китнисс, твое и мое. Наше общее будущее… Решай. Сейчас, в эту самую минуту. Я или он. Уйти или остаться?..

Мне невыносимо это слышать. Признание влюбленного, слова, которые я мог бы сам сказать Китнисс, но не нашел в себе смелости, не выбрал удобного момента.

Она не удивлена. Они все это обсуждали.

Ловлю ее робкий взгляд. Почему она смотрит на меня, когда перед ней тот, кто ей дороже? Что между нами? Привычка защищать друг друга – это все, но ей больше не нужна моя защита: теперь у нее есть Гейл. Но она смотрит. Будто заглядывает в сердце. Ее взгляд пролезает мне под кожу, выворачивает душу наизнанку.

Слеза. Еще одна. Китнисс отворачивается. Снова он – центр ее вселенной.

Гейл приподнимает руку, тянется к ее лицу. Китнисс наблюдает за ним. И отступает. Она обхватывает себя за плечи и беззвучно плачет.

Путь свободен.

Гейл медлит.

Наверное, он, как и я, сбит с толку поведением Китнисс. Я, кажется, не дышу. А Гейл внезапно усмехается.

– Скорее всего, я всегда знал, что так будет… – его голос грустный. – Знал, даже раньше, чем ты сама это поняла.

Он смотрит на нее, молчит…

– Присылай открытки на рождество! – грубая вспышка.

Он резко приходит в движение: подхватывает чемоданы и за пару шагов оказывается у выхода. Открывает дверь. С улицы тянет вечерним холодом, слышно, как моросит дождь.

– Я бы умер за то, чтобы она меня так любила, – говорит Гейл, глядя через все пространство мне прямо в глаза.

Он стягивает с вешалки куртку и, зажав ее под мышкой, делает шаг вперед. Дверь за ним закрывается почти бесшумно.

Почему-то я думаю о том, что путь до города не близкий. И дождь. Скоро ночь.

Внутри меня зияющая рана. Заторможенно перевожу взгляд на Китнисс. Она не смотрит на меня. Дрожит, как в лихорадке, медленно сползает вдоль по стене, оседая на пол. Обнимает колени и… смотрит на меня. Ее глаза красные от слез. Щеки мокрые и блестящие от влаги.

Я не знаю, зачем она осталась. Снова жалость? Снова привычка спасать меня, умирая самой?

Хочу закричать, чтобы она бежала догонять того, кого любит.

Хочу подскочить к ней и, хорошенько встряхнув, выставить за дверь. Пусть идет с ним! Пусть попытается перебороть свои страхи и стать счастливой!

Вопли внутри меня разрывают легкие, но с губ не слетает ни звука. Мои щеки тоже мокрые и соленые от слез.

Я пьян своей победой.

Я отравлен ее нелюбовью.

Отзывы и кнопочка “нравится”?))

Не забываем быть активными))))

Звезды легко убираются в редактировании поста))

========== 08 ==========

Комментарий к 08

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

не бечено

Мне сложно понять, сколько времени прошло с тех пор, как за Гейлом закрылась дверь. Движение стрелок на часах давно превратилось для меня в однообразный ничего не значащий перестук, они как толчки моего сердца, по привычке перегоняющего кровь.

Я не хочу, чтобы Китнисс оставалась, жертвуя собой, но и прогнать ее я не решаюсь. Я слаб? Неужели прошло всего несколько дней с тех пор, когда я верил, что она привыкла ко мне, почти влюбилась… Мне бы радоваться, что Китнисс не ушла, не выбрала Гейла – она моя, со мной, для меня, – тогда почему, ради всего святого, так невыносимо болит в груди?

Бросаю растерянный взгляд в окно: там совсем темно, и дождь, кажется, прекратился. Стираю слезы с лица, решая, что нет смысла сидеть здесь вечно. Прохожусь по комнате, поднимая завалившееся кресло, поправляя сдвинутый с места диван. Приближаюсь к камину и кочергой тормошу пылающие поленья, подбрасывая пару новых, – огонь жадно вгрызается в свежую пищу, пытается поглотить все разом. В доме жарко, но меня морозит.

Оборачиваюсь к Китнисс, которая все так же сидит на полу в коридоре и не двигается. Подхожу к ней, но она не реагирует, словно не замечает, а вот от меня не укрывается, как дрожит ее тело, замерзла? Стаскиваю с дивана плед и приношу его Китнисс, набрасывая на нее сверху. Только сейчас она, наконец-то, поднимает на меня глаза.

– Так и будешь здесь сидеть?

Она кивает и снова отводит взгляд. Открываю рот, но не представляю, что сказать. Мне хочется убежать и спрятаться в самый дальний угол, забиться туда и, обхватив голову руками, позволить себе поплакать, пожалеть себя, такого нелюбимого. Как все так быстро изменилось? Я ведь верил в ее чувства, а теперь?

Я не сбегаю, а присаживаюсь рядом. Между нашими плечами всего пара сантиметров, но я не решаюсь их сократить. Китнисс беспокойно дышит, изредка будто захлебываясь от нехватки воздуха: я не знаю последствия ли это ранения, повредившего ее горло, или она пытается сдержать рыдания, рвущиеся наружу?

– Почему ты не ушла с ним? – вопрос, который задает незнакомый мне голос. Я не знаком с тем парнем, который сейчас сам роет себе могилу.

Китнисс резко поворачивается ко мне, шмыгает носом и скользит взглядом по моему лицу, задерживаясь на губах. Мне, наверное, это кажется, с чего бы? Она всхлипывает, но не отводит глаз: рассматривает мои губы, словно еще мгновение, и ее тело подастся вперед, позволяя мне поцеловать ее, утешить, прижать к себе…

Естественно ничего такого не происходит: Китнисс отворачивается и утыкается лицом в колени, а я неожиданно злюсь. Минутная эйфория победы над захватчиком, ворвавшимся в мой дом, сменилась тягостным грузом осознания того, что мы с Китнисс, похоже, опять боремся, только теперь друг с другом: она хочет спасти меня, а я ее. От себя.