Не сказка о птице в неволе (СИ) - Страница 26

Китнисс подходит к столу, тянется за коробкой и, перебрав в изящных пальцах полупрозрачный бант, аккуратно снимает крышку, вынимая оттуда платье. На ее лице появляются удивление и сомнение. Спешу объяснить.

– Оно напомнило мне то, которое было у тебя в детстве. Ты была в нем очень красивая! Такая же, как сейчас: светлая и… чистая.

Китнисс не смотрит на меня, ее губы дрожат, она вся дрожит.

– Китнисс…

Она поворачивает ко мне голову. Мягко похлопываю по месту на кровати, где она недавно сидела. Китнисс следит за моим жестом и не сопротивляется: подходит, крепко прижимая платье к груди.

– Ты самая чистая из всех, кого я знаю, – отваживаюсь высказать то, что давно на душе. – Самая светлая. Мой отец говорил мне, что только сам человек может запятнать себя – своими действиями и поступками. Ты не виновата в том… –запинаюсь, – в том, что произошло.

Она дергается, пытаясь встать, но я вцепляюсь в ткань подаренной одежды.

– Подожди! Дай мне договорить. Ты можешь мне не верить, и не веришь, судя по всему, но пытки и плен… Если на то пошло, то это я грязный, а не ты.

Она не понимает, качает головой, чуть не плача.

– На самом деле я, Китнисс! Они сотворили это с тобой по моей вине… Я сам… Я причина всего. Антониус хотел причинить мне боль, и он нашел самый действенный способ. Что может быть хуже, когда ты не можешь защитить того, кого любишь? Не можешь прекратить страдания того, кто тебе дороже, чем собственная жизнь?.. Я не смог.

У меня комок в горле. Слова даются все с большим трудом.

– Грязь на моих руках, Китнисс. Твоя боль на моей совести. Не кори себя… потому что это я виноват… и не представляю как… выпросить у тебя прощение.

В ее глазах блестят слезы. Мой голос срывается, сипит.

Китнисс отворачивается, выпуская из пальцев платье. Ее локти упираются в колени, а ладони прячутся в волосах. Ее тело дрожит, мое тоже. Самым правильным и единственно естественным было бы притянуть ее к себе и обнять, так крепко, насколько силы хватит, а потом целовать ее волосы и шептать, как сильно я ее люблю. Только нельзя.

Китнисс встает, подходит к столу, царапая карандашом в блокноте что-то короткое. Платье остается лежать возле коробки, когда она передает мне блокнот.

«Гейл не знает. Не говори ему».

Жадно хватаю ртом воздух. После всего, что я ей сказал, Китнисс заботит только мнение Хоторна?

Жестко киваю. Она отвечает тем же. Забирает пустую тарелку со стола и уходит, оставляя меня одного.

Слезы прижигают щеки. Это нечестно! Китнисс могла написать мне сотню разных вещей и даже пусть бы обвинила в том, что я действительно виноват перед ней. Но она потратила секунды нашего откровения, чтобы сообщить мне о том, что не стоит расстраивать Гейла? Какой же я идиот!

***

Даже к ночи Китнисс остается раздраженной и отстраненной: укладывается спать, повернувшись ко мне спиной, а мне безумно не хватает взгляда ее родных глаз. Ей снятся кошмары – я просыпаюсь от того, что Китнисс мечется во сне, тихо всхлипывая, но мне остается только шептать ей ласковые слова, которые, похоже, она не слышит, поглощенная борьбой со своими монстрами.

Она не выспалась, я тоже. Мне хочется извиниться, но Китнисс намеренно избегает встречаться со мной взглядом и, едва переодевшись, исчезает из спальни. Я все еще плохо себя чувствую, но решаю, что хватит валяться в постели и бреду вниз.

Гейл хозяйничает на моей кухне, и это задевает меня не меньше, чем его поползновения в сторону Китнисс. Она сидит здесь же – листает свою книгу, ожидая, пока он дожарит мясо. Аромат, не спорю, вкуснейший, но все-таки это моя территория. И моя женщина, даже если прямо сейчас она гневно оттопырила нижнюю губу и делает вид, что не замечает меня.

– О, снизошел, наконец, до того, чтобы встать с койки, – язвит Гейл.

Подхожу к раковине, наливая чайник и ставя его на печь.

– Все ждал, когда ты придешь температуру мне измерить!

– Не дождался бы!

– Оно и видно!

– Городская неженка!..

Разворачиваюсь к сопернику, готовый послать его куда подальше, но, откуда ни возьмись, между нами возникает Китнисс. Она хмурится, глядя на меня и прикрывая Гейла за своей спиной. Защищает? Ах да, я же совсем забыл! Я обижаю малютку Хоторна! И ничего, что он на голову меня выше, наглее и вторгся в мой мир?

Стискиваю зубы и отворачиваюсь, делая вид, что заинтересовался тем, как горят дрова в печке: открываю поддувало, шурую кочергой по колосьям снизу. Свист чайника спасает меня от необходимости изображать бурную деятельность. Не задумываясь, завариваю две чашки чая, себе и Китнисс, и только спустя мгновение тяну руку за третьей кружкой.

– Угощайся! – говорю я Гейлу, ставя посуду с дымящимся напитком.

Он бросает короткий взгляд через плечо.

– Мы с Китнисс еще не завтракали, – пауза, – ты тоже, так что сначала поедим, а потом уже чаи распивать будем.

Кривлю губы, переводя взгляд с чашки на Хоторна и обратно, потом еще раз. Может опрокинуть чай ему на голову? Вздыхаю: я совсем тупею от ревности, что за глупые мысли?

Завтрак проходит напряженно: мне плохо удается сдерживать себя – нет-нет, да сцепимся с охотником в словесном поединке. Я говорю ему гадость, он шлет укол в ответ. Китнисс периодически бросает на нас недовольные взгляды, срывая недовольство на большом куске поджаренного мяса, сначала на одном, после еще на двух. У меня мелькает мысль, что она ест чуть ли не за двоих, но очередной подкол Гейла отвлекает меня от этого.

После еды Китнисс уходит наверх, пока я мою посуду, а Хоторн начинает куда-то собираться.

– Уже уезжаешь? – интересуюсь я, выглядывая в дверной проем.

Он стоит в коридоре, застегивая куртку.

– Ты же знаешь: я без нее не уеду.

Его тон совершенно уверенный, и это выбивает меня из колеи. Они что уже о чем-то договорились? Я не верю в это. Китнисс меня не бросит. Или все-таки…

Быстро вытираю руки и выхожу к сопернику.

– Черта с два, Гейл! – заявляю я, гладя прямо ему в глаза. – Китнисс останется со мной!

Он тоже упрям.

– Даже если с тобой ей только хуже?

Я не ожидал, что разговор так повернется. На мгновение растерянно отвожу взгляд, но беру себя в руки.

– Ей со мной не хуже. Она меня любит, – вру я.

Гейл улыбается, не сказать, чтобы искренне, но меня это все равно задевает.

– Повторяешь это себе, чтобы не забыть?

Он делает шаг ко мне, и теперь мы стоим почти вплотную друг к другу.

– Игры закончились, Мелларк! Китнисс больше не нужно врать, чтобы спасти свою жизнь!

– Вот именно!

– Вот именно, что все – приехали! Оглянись! – Гейл обводит рукой пространство. – Китнисс боится тебя! И не надо мне плести о том, что вы спите вместе! В ее голове проблемы, и рядом с тобой их становится только больше!

– Мы сами разберемся! – рявкаю я.

– Не вы! Она, она сама разберется! И правильный для нее выбор - это уехать со мной в Двенадцатый! К сестре, к родным…

Он видит мою беспомощность и, наверное, смягчается.

– Так будет лучше, правда…

Не отвечаю – не могу или не успеваю, но на верхних ступенях лестницы появляется Китнисс, и наша перепалка резко прекращается. Китнисс одета по-уличному, на плече лук.

Она медленно спускается, рассматривая нас, так близко стоящих друг к другу, и я не знаю, слышала ли она наш разговор, но Китнисс выглядит взволнованной. Она останавливается возле меня, показывая блокнот. Читаю записку.

«Мы в лес. Будем не поздно».

Киваю и зачем-то тяну руку к ее косе. Хочу потрогать, вдруг Китнисс не оттолкнет меня, как не оттолкнула той ночью Гейла… Или ему можно, а мне нет? Пальцы касаются самого кончика волос, перебирают. Китнисс следит за мной. Чувствую ее напряжение, но она не дергается: терпит, хоть и с явным трудом. Отступаю назад. Какой смысл мучить ее своими прикосновениями?

– Хорошо погулять, – говорю я и ухожу на кухню.

Пару минут спустя Гейл уводит Китнисс из нашего дома.