Не сказка о птице в неволе (СИ) - Страница 25

Покорно бреду в душ и, закрыв за собой дверь и скинув мокрые вещи, становлюсь под струи теплой воды. Запоздало понимаю, что действительно сильно продрог: кожа уже горит, а внутри по-прежнему мороз. Торопливо растираю тело и стараюсь не задерживаться в душе – собираюсь отправить Китнисс следом.

Распахиваю дверцу, выпуская поток пара, стягиваю с ближайшего крючка полотенце, насухо вытираюсь и выхожу. На столешнице возле раковины аккуратной стопкой лежит сухая одежда: штаны, майка, носки и белье. Почему-то губы растягиваются в улыбке, стоит мне представить, как Китнисс рылась в моем ящике, выбирая подходящие трусы. Что-то в этом кажется мне особенно личным, семейным.

Оборачиваюсь, случайно застревая взглядом на душевой кабине: мутное матовое стекло немного прозрачно. Я не пробовал, но наверняка в нем угадывается силуэт того, кто внутри. Китнисс видела меня голым? Эта мысль кажется мне забавной: хотел бы я посмотреть, как она краснела при этом.

Провожу рукой по запотевшему зеркалу, чтобы рассмотреть свое отражение: непривычно красные щеки, касаюсь их – горячие. Я перегрелся в душе или у меня поднимается температура?

Иду в спальню, собираясь заставить Китнисс тоже пойти согреться, но нахожу ее сидящей на моей половине кровати, закутанной в одеяло так, что торчит одна голова. Перед ней на двух придвинутых стульях расположился поднос, и на этом импровизированном столе меня ждет тарелка горячего супа, пара кусков хлеба и дымящийся чай, пристроившийся рядом с вазочкой малинового варенья.

– Это все мне? – удивленно спрашиваю я. Китнисс чуть смущается, но кивает. – А ты?

Она пожимает плечами, так что одеяло приподнимается, пряча ее по самые глаза. Мне кажется, она улыбается.

Подхожу ближе, взглядом показывая, что мне надо сесть: Китнисс сдвигается в сторону, и я усаживаюсь, касаясь бедром ее кокона. Пробую суп, закусываю хлебом. После чай и вкуснейшее варенье. Китнисс все время наблюдает за мной, и мне немного странно снова чувствовать на себе ее взгляд – я успел отвыкнуть от этого, но, как и раньше, мне приятно ее внимание. Снова усмехаюсь: наверное, у меня и правда температура, потому что в глазах Китнисс мне мерещится такая неприкрытая нежность, что я плавлюсь и горю.

Укладываемся спать, когда за окном уже глубокая ночь, но дождь все еще стучит по стеклу. На мгновение вспоминаю Глена, переживая, выбрался ли он из леса или все еще торчит в фургоне, но Китнисс тихонько ворочается рядом, и я целиком переключаюсь на нее. На память невольно приходит сегодняшняя сцена под дождем… Мне привиделось, что она собиралась коснуться моих губ своими?

Щеки припекает, но мне почему-то холодно. Прикрываю глаза, поглубже зарываясь в одеяло. Стоило бы спуститься вниз и подкинуть дров в камин…

***

Температура поднимается уже к рассвету. Кожа болит от малейшего прикосновения, глаза слезятся. Я отказываюсь от еды и только пью бесконечный чай, Китнисс заставляет меня проглотить несколько ложек меда. Она не уходит в лес, оставаясь у моей постели, и с ее лица не сходит выражение беспокойства и страха.

«Обычная простуда», – думаю я, не понимая, отчего она так взволнована.

В какой-то момент различаю тяжелые мужские шаги и разлепляю глаза, обнаруживая Гейла, стоящего у моей кровати. Он смотрит на меня, а я смотрю на Китнисс. Ей, как будто, безразлично, что он здесь.

– Совсем плохо? – спрашивает охотник, она кивает.

Гейл тянется за градусником, который Китнисс недавно забрала у меня.

– Сорок один?

Замечаю их переглядки.

– Ему бы хорошо пропотеть…

Она соглашается.

– Китнисс, – зову я, и жду, пока она сядет на край кровати. – Я не хочу, чтобы он мне помогал.

Китнисс складывает руки на груди и приподнимает одну бровь.

«Так надо».

Гейл возвращается с несколькими запасными одеялами, и Китнисс помогает ему укрыть меня. Я раздавлен, но мои лекари не останавливаются на этом: Хоторн протапливает дом так, что даже на лице Китнисс выступают влажные капельки, а с меня и вовсе стекает седьмой пот.

Сильно болит голова, горло режет. То просыпаюсь, то снова проваливаюсь в сон. Чувствую себя совершенно разбитым… Радует только то, что Китнисс почти не отходит от меня, я постоянно ощущаю ее присутствие, и это придает мне сил.

***

Жар спадает к вечеру вторых суток, и только теперь я могу нормально спать. Не проваливаясь в бессознательное состояние, а именно спать, получая желанное расслабление.

Просыпаюсь от того, что Китнисс толкает меня в плечо. Она стоит рядом с кроватью и держит в руках тарелку с едой.

Отползаю выше, к подушкам, и сажусь, облокотившись на спинку кровати, отчего одеяло съезжает вниз, обнажая плечи. Китнисс присаживается ко мне, протягивая чашку и ложку.

– Даже не покормишь больного? – шучу я, а она прищуривается.

Что-то прикидывает в голове и, неожиданно улыбнувшись, пододвигается ближе, зачерпывая ложку супа и поднося ее к моему рту. Проглатываю первую порцию, сразу за ней вторую. Невольно вспоминаю, как она вот так же кормила меня в пещере…

Китнисс исправно заливает в меня весь суп, после чего полотенцем, как маленькому, промакивает губы. Улыбаюсь, не в силах скрыть внутренней радости: не так часто обо мне заботятся, и уж тем более приятно, когда это делает Китнисс.

Отмечаю про себя, что, хотя процедура кормления закончена, Китнисс не торопится уйти. Смотрим друг другу в глаза, она прикусывает губу. Выглядит задумчивой.

– Все нормально?

Она кивает.

– Спасибо, что заботилась обо мне.

Китнисс отводит взгляд.

Повисает молчание, которое не тяготит, но все-таки выходит неловким. Решаю, что надо как-то объяснить ей свою поездку в город.

– Глен пригласил, а мне было очень тоскливо, вот я и согласился…

Китнисс встает, подходя к столу, оставляет там чашку и возвращается с маленьким блокнотом в руках. Сосредоточенно выводит в нем послание.

«Глен заходил вчера. Он рассказал».

Теперь моя очередь кивать.

– Я видел Джоанну! – радостно сообщаю я, Китнисс становится заинтересованной. – У нее, похоже, завелся парень! – делюсь впечатлениями. – Она умница, уже совсем восстановилась… – внезапно заикаюсь, заметив, что Китнисс сникает от моих слов. – После всего, – заканчиваю через силу.

Зря я вообще заикнулся про Мэйсон.

– Я не хотел сказать, что ты не умница…

Получаю рассерженный взгляд.

– Китнисс, я понимаю, что ты…

Она резко встает, не глядя на меня. Ее руки, сжимающие блокнот напряжены. Китнисс злится и правильно делает: мои слова, несомненно, вышли обидными.

Она снова что-то пишет и показывает мне.

«Что ты сказал ему про Гейла?».

Я не ожидал подобного вопроса. Растерянно моргаю, подбирая слова.

– Ну… Он сам спросил. Да, и говорил в основном он…

Китнисс наклоняет голову, а я замолкаю, в тысячный раз засматриваясь на бинт на ее шее.

– Мы просто поболтали…

Китнисс снова дописывает.

«Гейл мой друг. Не обижай его!».

Мои щеки вспыхивают. Я обижаю Хоторна?! Это он притащился в мой дом и претендует на мою девушку… Запоздало соображаю, что Китнисс назвала его другом. Не любимым, другом. Выдыхаю.

– Прости.

Она по-прежнему плотно сжимает губы. Наблюдаю за ней, подозревая, что злость – это защита: передо мной ведь все та же Китнисс, которая нападает, когда ей больно. Подмечаю дрожащий подбородок, бегающие туда-сюда глаза, порозовевшие щеки. Неужели Китнисс собирается заплакать? Я был дураком, когда думал, что хочу этого. Не в таком смысле и не из-за того, что я упомянул о ее страхах.

Внезапно вспоминаю про подарок, который Китнисс обделила вниманием в ту ночь.

– Я принес с собой из города коробку, – говорю я. – Где она?

Китнисс неопределенно машет рукой в сторону стола, я приподнимаюсь на локтях и вытягиваю шею: действительно, она переложила коробку с пола на дальний край столешницы.

– Ты не открывала?

Она качает головой.

– Это тебе, возьми, пожалуйста.