Не сгинуть в раю! (СИ) - Страница 7

Я даже протянул руку и пощупал, восхищенно прицыкивая, пахнущую рыбой корзину, незаметно приклеив с внутренней стороны крошечный микропередатчик. Он сработает через несколько часов, в полночь, это мое стандартное время связи, когда будет находиться за десяток километров от Новила.

Постояв на краю причала и полюбовавшись притихшим, предзакатным океаном, отправляюсь в замок. Около ворот уже собралась порядочная толпа курортников, среди них почти вся прибывшая со мной группа и недавно приехавшие из Тохена через перевал туристы. Они лениво перебрасываются короткими фразами и заметно отличаются от нас темным загаром и безучастными, утомленными взглядами.

– Замок в Грозвеле намного красивей, – разглядывая строение через распахнутые ворота, равнодушно бурчит загорелый сухощавый парень в выцветшей рубашке и с выгоревшим добела чубом.

– И раза в три больше, – согласно кивает присевшая на корточки девчонка в темных очках.

– Так может, не пойдете? – внезапно раздражаясь, язвительно шипит повисшая на Сиде блондинка.

– И двор запущенный, – продолжает вяло комментировать девица, не поворачивая к ней голову.

– Зато храм близко, – так же равнодушно кивает ей собеседник.

Блондинка уже открыла рот, чтобы сказать еще что-нибудь язвительное, но бдительный Сид потянул ее ближе к воротам, в которых появился нарядно одетый мужчина средних лет.

– Великий князь Парибон приглашает гостей государства на ужин! – Торжественно провозгласил он и небрежно махнул стражникам.

Те неспешно развели в стороны скрещенные алебарды и отступили в тень каменных стен.

А дворецкий, или, кто он там, развернулся к нам спиной и, не ожидая реакции на свои слова, горделиво потопал к высокому крыльцу. Туристы покорно потянулись следом, невольно подстраиваясь под заданный темп, и было что-то постыдное в этом смиренном движении, какое-то унижение, хлестнувшее меня по лицу, как нагайка подлеца. Не желая раньше времени обращать на себя внимание, стискиваю покрепче зубы и шагаю вместе с толпой. И только взойдя на крыльцо, понимаю, что идущий рядом Арнольд уже посматривает на меня с тревогой, тщетно ожидая ответ на неизвестно когда заданный вопрос.

– Извини, задумалась, – бурчу я, – Так что ты говоришь?

– Я спрашиваю, ты не знаешь, экскурсия обязательна или можно не ходить?

– Мы же свободные люди, – Строптиво фыркнул я, – какие могут быть обязательства?

– Сразу видно, что только сегодня приехали! – Устало комментирует девица в очках, притиснутая толпой к моему боку с другой стороны. – Великие князья не любят, когда нарушаются их порядки. Сейчас вам все объяснят!

И действительно, едва мы ввалились в освещенный колеблющимся светом свечей холл, дворецкий повернулся к нам лицом и поднял руку.

– Сейчас осмотрите нижний этаж замка, потом идете в столовую! Никто не отстает и не разговаривает! Идете за ним! – Презрительно раздувая ноздри, холодно объявил он и отступил в сторону, небрежно указав на сухонького старичка, в чистенькой, но небогатой одежде.

Внутри меня уже кипел вулкан, я впервые видал такое обращение с представителями моего мира. Обычно первыми на отсталые планеты, вслед за разведчиками, приходят мудрые коммуникаторы. Все они специалисты высокого класса, отлично разбирающиеся в социологии, психологии, политологии, и еще нескольких смежных науках. И после их тщательной работы по налаживанию контактов аборигены более чем дружелюбно относятся к каждому вновь прибывающему на планету. Неважно, кто это будет, турист, специалист или простой переселенец. Потому что твердо знают, общение с нами несет их миру только пользу, и моральную и материальную. Разумеется, и наши туристы всегда ведут себя очень тактично, стараясь ненароком не нарушить какой-нибудь туземный обычай.

Поэтому у меня на присоединившихся планетах обычно возникает стойкое сиропное ощущение, так я это называю.

Но здесь происходит нечто прямо противоположное и это мне сильно не нравится. Как не понравилось бы и Марии, если б она об этом узнала. А что она не в курсе – могу прозакладывать голову, мне ли не знать свою мать! И при воспоминании о ее прекрасных, строгих и нежных глазах в ушах невольно звучит много раз слышанный совет – если столкнулся с чем-то непонятным, или неизвестным – не спеши действовать, затаись, тщательно разведай обстановку и отправь отчет. И мудрые аналитики отдела, скрупулёзно просчитав ситуацию, найдут самый оптимальный вариант действия. И обязательно вытащат тебя из любой передряги!

Вот только не всегда получается затаиться и не подавать виду, когда сталкиваешься с несправедливостью, злобой или откровенным хамством, как сейчас. Хотя сейчас я как раз твердо решил ничем не выдавать своего недовольства. Зато во внеплановый отчет включу не только свои резкие комментарии, но и запись всех виденных мной сегодня проявлений недружелюбия. Благо, мой трансформ ведет непрерывную съемку встроенными мини видеокамерами не только того, что я вижу сам, но и того, что творится за моей спиной. И еще того, что передают ему расставленные мной жучки.

Почти час мы цепочкой протискивались по тесным коридорам замка, разглядывая малохудожественные помпезные портреты хозяина и его родственников, заглядывая в распахнутые двери безвкусно обставленных комнат (Входить нельзя!) и, наконец, выйдя через террасу с тыльной стороны замка, прошли по выложенной камнем тропке к белому храму.

В храм я не пошел, с удовольствием заметив, что не одинок в нарушении этого правила. Рядом со мной оказались почти все вернувшиеся из Тохена, Сид с блондинкой и Арнольд. Ну и еще с пяток замученных поездкой в Аккалу туристок.

– Ребята говорят, эти храмы везде одинаковы, – бурчит Сид, в ответ на мой взгляд, – посмотрим в другой раз.

– Только сборы разные, здесь хватит треугольной денежки, а в Мосетии берут квадрат. – Уточняет присевшая на корточки туристка, шаря в почти пустом кошельке.

– А нам тоже нужно платить? – насторожился я.

– Вы же уважаете местных богов? – усмехнулся уже немного знакомый загорелый парнишка, помахав зажатым между пальцами рыжим треугольничком.

Мы дружно полезли в кошели, доставать такие же.

И все же я сомневался в их словах, ровно до того времени, пока из храма не вышел упитанный жрец в неудобной попоне, с внушительным сосудом в руках. Следом за ним топали два качка, недвусмысленно помахивая тяжелыми жезлами. Такими легко можно заставить уважать кого угодно, не только местных богов. Да мы и не собирались сопротивляться. Следом за загорелым парнем, первым шагнувшим к жрецу и опустившим в кувшин свою дань, послушной цепочкой выстроились остальные. Зазвенели монетки, торопливо бросаемые в кувшин, расслабленно ухмыльнулись качки.

Я шел последним, стараясь как можно полнее записать процедуру недобровольного отъема денег. Но вот и моя очередь. Бросив треугольник в кувшин, замираю, ожидая, что жрец за наши монетки скажет какие-то слова благословения, или молитвы, ну или что тут у них полагается.

Но жрец неторопливо развернул свое пузо в обратном направлении, и процессия исчезла в дверях храма. А через пару минут оттуда потянулись вспотевшие туристы. Похоже, вентиляцию в этом здании никто не предусмотрел.

Старичок отвел нас через ту же террасу в большое угловое помещение, заставленное по периметру длинными столами и топорными скамейками. Напротив входа на довольно высоком помосте, застланном шкурами, стоял стол для князя, как я понимаю. И только на нем была скатерть, правда вовсе не первой свежести. Несколько массивных кресел, стоящих вокруг стола, были оббиты пушистым мехом и имели довольно-таки комфортный вид.

– Представляю, сколько в этих креслах блох! – желчно буркнул Сид, и я моментально перестал завидовать тем, кто на них сядет.

Мы по установившейся негласной договоренности уселись вместе, Сид, блондинка, я, Кинти, Рамика и Арнольд. За столом напротив оказались туристы, приехавшие из Тохена, про себя я их называл тертыми калачами, хотя плохо представляю, зачем в старину терли хлебобулочные изделия. Может, на сухари? Так вот, эти калачи немедленно достали из карманов одноразовые полотенца и расстелили на столе перед собой. Предчувствуя недоброе, перевожу взгляд на темную поверхность перед собой и понимаю, это вовсе не полировка, как я определил вначале, а многослойный непромытый застарелый жир.