Не проходите мимо. Роман-фельетон - Страница 32

— Как говорят у нас в Виннице, — дерзко сказал Благуша, вставая с табуретки-лилипута: — «прийшли непрохани, то й пидем некохани»…

Пелагеи Терентьевны и Альберта в парке не было видно. Операторы прошли по аллее до дачи. Возле парадного стояла машина, на которой операторы и Калинкина полчаса назад приехали в бомаршовскую усадьбу.

Шофер Вася сидел в сторонке на пеньке и вклеивал марки в профбилеты — очевидно, его выбрали казначеем месткома…

— Вася! Отвези гостей в Кудеяров! — приказал Альберт. — Я тоже скоро приеду туда. Ну, а как вам понравился папа?

— Передайте ему, что у него уши, как у героя Апулея, — сказал Юрий, — а брови — типичный Гончаров.

— Спасибо, — поблагодарил Альберт, — папа будет очень доволен. Недавно один знакомый увидел его в саду босым и умилился: «Дормидонт Сигизмундович, вы как Лев Николаевич». У папы целый день потом было хорошее настроение.

Сторож Аким степенно отворил ворота и, перемигнувшись с шофером, спросил:

— Ну как, сподобились до личного свидания? Каков хозяин-то наш?

— Но-но, юноша! — пригрозил Альберт. — Еще одно слово — и уволю на все четыре стороны. Распустился народ!

— Да я и сам от вас уйду, — молвил сторож. — На любую работу поступлю — ей-богу, государству больше проку будет. А то мне домовладельцы и до революции надоели.

Машина выехала на дорогу.

Кудеяров украшали, как елку под Новый год.

Все, что могло сверкать, блестеть и привлекать внимание, было использовано для оформления. Фантазиям местных декораторов и администраторов предоставлялись самые широкие возможности: и. о. предгорсовета Закусил-Удилов, получив указания из области вплотную заняться благоустройством и озеленением, приказал в двадцать четыре часа придать городу столичный вид.

— Эх, если бы я был председателем, — вздыхал Закусил-Удилов, — вот бы развернулся! А то все-таки и. о.

Надо сказать, что Закусил-Удилову в жизни не особенно везло: всегда и везде он был и. о., врио, заместитель, помощник. Злой рок!

Даже в инициалах своих Игорь Олегович видел перст судьбы: «Быть, мол, тебе и. о. до скончания века!»

— Эх, если бы мне полноценное звание, — говорил Закусил-Удилов, — тогда бы мне вся область по колено!..

Впрочем, полноценное звание Игорю Олеговичу, наконец, дали: его назначили начальником кудеяровского коммунхоза. Но и это не очень радовало Удилова: коммунхоз — как-то не звучит…

Но вот уехал в отпуск председатель горсовета, неожиданно и надолго заболел заместитель. Закусил-Удилов стал и. о. председателя. На какое-то, пусть даже короткое, время он почувствовал себя главой города. И Удилов решил показать, на что он способен. Он вызвал своих подчиненных и грозно приказал:

— Чтоб завтра без двадцати минут двенадцать город был благоустроен по первому разряду. И чтоб завтра же без четырнадцати минут пятнадцать у меня был проект озеленения разработан! Возражений не принимаю. Я слушал и постановил. Если хотите со мной разговаривать, то молчите!

Прежде всего решено было упорядочить уличное движение. Жители обязаны были ходить не где попало, как это велось исстари, согласно неписаным периферийным законам, а непременно между двумя рядами белых ромбиков. Над перекрестками, как детские фонарики, закачались светофоры-мигалки, появились цилиндрические будки регулировщиков. Но электричество к этим новинкам подведено не было, и они бездействовали. Милиционеры, которым было категорически запрещено курить на посту, залезали в будки и там отравляли себя никотином. Когда курильщик сидел за стеклами и плавал в облаках дыма, то издали он походил на заспиртованный эмбрион.

Гирлянды разноцветных кружков, квадратов и треугольников повисли над тихими улицами. Наряду с широко распространенными знаками уличного движения здесь были и специфически кудеяровские. Так, например, между знаком «движение в один ряд» и «поворот только на зеленый свет» висел кружок с изображением гуся. Гусь был зачеркнут жирной красной полосой. В переводе с транспортного языка это означало, что лапчатая птица не имеет права передвижения по данной магистрали.

Грозный приказ Закусил-Удилова предписывал во что бы то ни стало обеспечить каждую улицу определенным количеством указателей. И когда изготовленных за ночь знаков не хватило, и. о. предгороовета повелел искать недостающее оформление улиц на складах городских организаций, вывешивать то, что будет найдено. И вот в результате всеобщей мобилизации всех ресурсов на улице имени Коммунхозударников, возле неполной средней школы, повис следующий шедевр:

«ЗА ЗНАКОМСТВА, ЗАВЯЗАННЫЕ ВО ВРЕМЯ ТАНЦЕВ, АДМИНИСТРАЦИЯ НЕ ОТВЕЧАЕТ».

Глубоко сухопутная площадь имени Минина украсилась грозной надписью:

«ПЛАВАТЬ ДАЛЬШЕ ВСЕХ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ».

А проезд имени Пожарского обогатился мощным щитом: «НЕ СИФОНЬ! ЗАКРОЙ ПОДДУВАЛО!»

И везде пестрели маленькие таблички: «Воспрещается…», «Запрещается…», «Штрафуется…», «Преследуется…» и даже «Карается…» Каково было ходить по городу бедным кудеяровцам?!

Милиционер, грозно размахивая новеньким жезлом, нежно уговаривал какую-то старушку «не нарушать и выполнять».

— Милай, это за что же? Я семьдесят лет так хожу. Да если б я все года, по-твоему, с углу на уголок перебегала, это сколько бы верст лишних я набегала? Мне мои ноги экономить надо, милай.

— Мы, бабуся, — тоном чрезвычайного и полномочного посла сказал милиционер, — на страже ваших интересов стоим. Если через улицу бегать где попало, то в два счета под транспорт угодить можно. Движение потому!

— И где же он, транспорт-то, милай? Какое тут движение? В Москве или на нашей главной улице, где шоссе проходит, — там, понятно, движение. А в нашем Затрапезном переулке, кроме гусаков, ничего опасного. Глупый человек, милай, тебя сюда поставил. Тебе воров ловить надо, а ты со старухами беседуешь.

И она, размахивая авоськой, с достоинством зашагала по самой середине улицы.

Милиционер озадаченно вздохнул:

— Вот и квитанционные книжки выдали для штрафов, а рука на отрыв талончика не поднимается.

— Скажите, — спросил Юрий у постового, — как пройти к артели «Наш ремешок»?

Милиционер весело взял под козырек и, довольный, что он хоть чем-то может быть полезен населению, отрапортовал:

— Направо за угол, по улице 29 февраля, затем налево, по переулку 1 апреля, потом прямо, по улице 31 мая, а там на мосту имени Женского дня спросите…

Вдруг взгляд блюстителя порядка помрачнел и пополз куда-то в сторону. Мартын и Юрий оглянулись. Улицу пересекала шумная компания гусей. Они шли, как положено, гуськом и гусиным шагом, по невежеству своему не обращая внимания на антигусиные знаки.

— Вы меня простите, — сказал милиционер, — но я должен навести порядок. Согласно постановлению товарища Закусил-Удилова, с гусями надо повседневно бороться. Приказано штрафовать гусевладельцев за каждую безнадзорную птицу поштучно! Эх, до чего дошли — стыд один! Но служба…

И, спотыкаясь о выбоины старой булыжной мостовой, он побежал прямо на пернатых нарушителей, оглушительно свистя и размахивая жезлом. Гуси дрогнули и начали отступать.

Свернув на улицу 29 февраля и пройдя по переулку 1 апреля, операторы вышли на небольшую улочку, которая вся была забрызгана белой известковой баландой и заставлена ведрами. Старички-маляры, вчера еще мирно судачившие у входа в москательный универмаг, ныне отдавали все свои силы покраске родимого города. Очевидно, им платили с квадратного метра, так как они красили в один слой и быстро перебегали от одного забора к другому. За ними, перепрыгивая через потоки краски, двигался мужчина с холщовой сумкой через плечо. Он нес ведерко с клейстером и помазок. Как только маляры кончали забор, он вытаскивал из своего холщового колчана лист бумаги и молниеносным движением наклеивал его. На заборе появлялось предупреждение: «ОСТОРОЖНО: ОКРАШЕНО!» Поскольку процесс окраски был более трудоемким, чем процесс наклейки, то человек с помазком, увлекшись работой, квартала на два обогнал маляров. Только этим, очевидно, и можно было объяснить таинственное обстоятельство: свежие наклейки «ОСТОРОЖНО: ОКРАШЕНО!» виднелись даже на тех заборах, которые красились в последний раз лет двадцать назад.