Не превращай гарем в зверинец ! - Страница 1

Евгения Чуприна

Не превращай гарем в зверинец!

СОДЕРЖАНИЕ

* НИЦШЕАНСКИЙ ОСЛИК

* КОЗЕЛ В НАТУРЕ

* БЛОК УПРЕКНУЛ ЖЕНСКУЮ ПОЭЗИЮ

В ТОМ, ЧТО ОНА ОБРАЩЕНА

К МУЖЧИНЕ

* ДАЖЕ НЕ МАРИЯ

* УШКИ

* ЗАВОЕВАТЕЛЬ

* О ЛЮБВИ

* ЗЛОБНАЯ МЫШКА

НИЦШЕАНСКИЙ  ОСЛИК

Плачет ослик в день рожденья,

И ничто ему не мило:

Ни речное отраженье,

Ни перина, ни могила.

Не бегут толпою гости,

Не мелькают совы в вальсе.

Даже гадкий куцый хвостик,

Отвалившись, затерялся.

Неужели, скоро осень?

Лев исчерпан в Зодиаке,

Травы млеют, запах козий

Под шумок пускают маки,

Как сыры, потеют лица...

Солнце жарит, что есть мочи.

Та презренная ослица

Не пришла минувшей ночью.

А казалось, намекала

Нет, не ревом - томным взглядом.

И ресницы-опахала

Трепетали где-то рядом.

Но напрасны жар, истома.

Что стряслось? - Никто не знает.

Может быть, она любому

Взоры-мячики швыряет?

Ждал напрасно до рассвета,

Упивался грустной думой:

Почему любимой нету?

Как же я еще не умер?

Вот вдали толпою пестрой

Винни, свиньи, совы... кто вы?

И клинок кручины острый

Провернулся в сердце снова.

День зовет и хороводит

И кривляется забавно.

Шарик входит и выходит...

Вот и славно, вот и славно!

КОЗЕЛ  В  НАТУРЕ

Бродил козел, бродил в чертополохе,

Козел был бел, чертополох был ал,

Его бока слегка кусали блохи,

Ногами он на звезды наступал.

Он был козел, хватало только взгляда,

Чтобы понять и класс его и вид,

Но мне козла, а не жирафа надо,

Лишь по козлам душа моя болит.

Козел, послушай, где-то в Амстердаме

Висит на крючьях в клубе царь-Кощей,

Воды он просит - посылают в баню,

Так я томлюсь без мерзости твоей.

А где-то в иглу, бурно, как в Париже,

Спит эскимос... вернее, он не спит,

Не может спать - ему мешают лыжи,

Так я не сплю вдали твоих копыт.

Но ты, козел, заслушаться не хочешь,

Как бандерлог, не хочешь подойти,

И тихо, гордо, льешься в небо ночи

По макам сна, по млечному пути.

Совсем ушел. Вселенная раскрыта

И тает звезд не по ранжиру рать.

Он был козел, и это было видно,

А я - коза, мне хочется рыдать.

БЛОК  УПРЕКНУЛ  ЖЕНСКУЮ  ПОЭЗИЮ  В  ТОМ,

ЧТО  ОНА  ОБРАЩЕНА  К  МУЖЧИНЕ

Самец мне Бога затмевает.

Какой ваятель виноват?

Быть может мать? - Сама не знает.

Или отец? - тогда виват!

Не видя собственного носа

(Стыдливо выключили свет),

Зачали черный знак вопроса...

Я знаю, я, каков ответ!

Резец ваятеля не ведал,

Что этот маленький лубок,

Затеянный в порядке бреда,

(Ведь Бог - любовь) кому-то бог.

Идею смутную любили

Они едва ль, когда черты

Его случайные сложили

Из напряженной темноты.

Чтоб он объял меня снаружи,

Как мир, и внутрь меня пролез,

Как бес, выглядывал из лужи

И в тот же миг сиял с небес.

Тот механизм, который пущен,

Чтоб пресловутая стрела

Попала в цель, чета живущих

Не просыпаясь, создала.

Как поезда, придя в движенье,

Сдержать крушенье не вольны,

Мы мчимся, в равном положеньи

На чей-то взгляд со стороны.

И пусть я сколь угодно прямо

Иду по заповедям, не

Спастись, ведь нежно чья-то мама

Погибель выносила мне,

Мою беду кормила грудью

Пригрелась юная змея,

И в колыбели, как в сосуде,

Судьба тревожилась моя.

Итак, железные колеса

Сплетают рифмы по пути,

И нам назначено с откоса

В кусты туманные сойти.

Как Богом, движимы любовью

Огромной, словно окоем,

Возможно, с грацией слоновьей,

В одни объятья упадем.

Когда, в какое время года?

В простой иль золотой пыли?

Из тех объятий нам исхода

Не будет, как из-под земли.

Смерть поэтического слога,

Чувств напряженных немота...

Я вижу Бога, слышу Бога,

А значит - позади черта.

ДАЖЕ  НЕ  МАРИЯ

Залетев однажды знойным летом...

Как? - Да все от тех же мужиков!

Стала я беременна поэтом

Вот такая злая вещь любов.

Я об этом Бога не просила,

Стала б я об эдаком просить!

Но с душевной тяжестью носила

За меня ведь некому носить.

Я ему давала для прокорма

Теплую развесистую грудь,

Но его уже манила форма

Больше, чем питательная суть.

Детский сад... пришлось забыть об этом.

Вел себя мой сын, как имбецил,

И его тошнило от котлеты,

И еще он свинку подцепил.

Мальчики на нем в коня играли,

Девочек он к стенке прижимал,

Нянечке нестарой тете Вале

Что-то там такое обещал...

В общем, из моей аспирантуры

Получился только тихий пшик,

Хоть по всем наклонностям натуры

Я могла бы... Боже, снова крик!

Нет, на этот раз не он, а кошка...

Нет, не кошка - Машка в этот раз.

Ну и голос! Боже, сколько можно!

Ну и жеребец его Пегас!

Ведь еще не сделаны уроки,

Завтра он получит низкий балл,

И в ломбарде поджимают сроки,

И свои бутылки он не сдал...

Господи, о тот, кто публикует

В книге судеб все его дела,

Погляди с небес, как он ликует,

Молнией сожги его дотла!

Нет, не надо. Поздно. Слишком поздно.

Разряди весь гнев в его тетрадь.

Мне в мой час полетный, час мой звездный

Надо было ближе залетать.

УШКИ

Летящие ушки, как крылышки мышки

Летучей, которая лишь родилась,

Как только вас вижу: озноб и одышка

Увы мне, надежно прослежена связь.

Сперва я решила, что это случайность

Одышка и ушки, и дело не в том,

А просто здоровье из крайности в крайность

Бросает какой-нибудь дамский синдром.

Но нет, каждый раз, как я видела ушки,

А в ушках - сережки и серы чуть-чуть,

Вцепившись отчаянно в локоть подружки,

Теряла я смысл, и сознанье, и путь.

Мне солнце так скромно сквозь них улыбалось,

В них ветер так нежно и робко играл,

Что в сердце рождалась цветущая жалость,

И что-то сжималось из женственных жал.

Ах, милые ушки, наивные ушки,

Вы дарите негу обоим полам,

Любуясь украдкой, вздыхают старушки,

А молодость рыщет по темным углам.

Летящие ушки, летучие мышки,

Вы словно опал, пропускаете свет,

Ах, есть ли сестренки у вас и братишки,

Иль чуда на свете подобного нет?

Быть может, в припадке ночного ваянья,

Когда Зодиак закрутил хоровод,

Создатель, ослепший от истин сиянья,

Вас людям лепил на погибель, и вот

Одно лапоухо, другое - прижато,

Как будто сам Бог до конца не решил,

Иль ушко оторвано было когда-то,

А доктор его слишком ровно пришил.

ЗАВОЕВАТЕЛЬ

Весь от штиблет до палевого лба

Прохладен ты и вял, как климат марта.

Следит за мной лишь серый взор раба,

Жестокий и горящий от азарта.

Сдаюсь, кладу на землю тяжкий щит

Пускай ворвутся в город легионы.

Я плоть твою люблю - она молчит,

Мы с нею обе к платонизму склонны.

Зачем тогда атака и прорыв,

Зачем наемник шествует картинно?

Зачем войска, ворота сокрушив,

Приказа ждут и мочатся в руины?

Прикажут им - в поля уйдут опять,

Прикажут - будут блуд и мародерство.

Так для чего мне было проявлять

Любви серьезной следствие - упорство?