Не повтори моей судьбы - Страница 1

Часть первая

Тая Панова еще в школе была толстушкой, а уж когда пошла учиться на повариху, да через три года встала к котлам, то и вовсе стала необъятной. Понятно, что ухажеров у неё не было, а те парни и мужики, что приходили обедать в столовую, принадлежащую вагоноремонтному депо, не прочь были ущипнуть сливочно-белое тело поварихи, отпустить, как им казалось, остроумную шутку по поводу округлостей её тела или поспорить, сколько килограммов в каждой ляжке Таисии. Но назначить ей свидание им не приходило в голову.

Если бы не полнота, Таю любой бы признал красивой девушкой: большие темно-серые глаза с длиннющими, загнутыми ресницами, темные брови вразлет, пряменький нос и красивые сочные губы, шея, грудь и руки как с картины Рубенса. Редко кто видел Таю без белого поварского колпака, но кому повезло, единодушно признавали, что волос Тайке Бог на четверых дал, только ухаживать она за ними не умела, затягивала резинкой, а концы пришлепывала уродливой заколкой.

Одевалась Тая немодно, потому что в обычных магазинах на неё не подберешь, а ехать в специализированный магазин, типа «Трех богатырей», стеснялась. Вот и обращалась, если случалась нужда в новом платье, к Клавдии Егоровне, которая всю жизнь проработала в швейном цехе. Та ей шила незамысловатые платья, которые отличались лишь формой воротничка или застежкой на груди. Да честно сказать, приталить платья Таисии не было никакой возможности: от подмышек до бедер портняжная лента одинаково показывала чуть меньше полутора метров.

Бедная девушка старалась похудеть, морила себя голодом, но все без толку. То ли конституция такая была, то ли её легкий, незлобивый характер был тому виной, но Тая росла в ширину несмотря ни на что.

За время работы в столовой депо в её жизни произошло только одно значительное событие: как хорошему производственнику ей выделили квартиру в ведомственном доме. Квартирка была небольшая, но Тая радовалась ей безмерно, потому что связывала с ней свои мечты о замужестве.

Живя с родителями в маленьком домике на окраине, Тая считала вслед за своими товарками по столовой, что отсутствие отдельного жилья ставит непреодолимую преграду для женского счастья.

– Ты что же ухажера к родителям поведешь, да за занавеску? – вещала старшая повариха Василиса Алексеевна, которую за глаза все называли Васькой. Была Васька крупная, мосластая, мужиковатая на вид и с густой порослью над верхней губой и на подбородке.– В вашей комнатушке не то что любиться, но и дышать громко нельзя. А будет отдельная жилплощадь, так и мужика можно пригласить, а там…

Что будет «там», Васька не договаривала, но Тайка не дура какая-нибудь, не малолетка, все понимала.

Ваську поддерживали и другие работницы столовой. Не в пример Тайке, были они все замужем, а Ленка Доскина уже двух мужей сменила, а теперь находилась в поиске третьего.

– Это баба согласна с мужиком и в шалаше жить, а мужику подавай комфорт, – с видом знатока говорила она, таща на животе плиту с котлетами. –Будь ты хоть раскрасавица, а без отдельного жилья мужика не приманишь. Зато с квартиркой даже на тебя, Тайка, мужик найдется.

–Это ты что же, курва, так про Таисию, а?—вступилась за девушку Васька.—Можно подумать ты—царица шемаханская!

–Но уж не такая, как она!—парировала Ленка, со скрежетом закрывая дверцу плиты.—В ней центнера полтора будет, а мужикам сейчас фигуристых подавай.

–У самой-то ни кожи, ни рожи,—чуть слышно произнесла Ольга Каблукова, стоящая на замесе теста.

Но Ленка услыхала, развернулась в её сторону, уперла кулаки в бедра и пошла ту костерить. Васька попыталась предотвратить скандал, да куда там. Если Ленка разойдется, пиши пропало.

А Таисия стояла у разделочного стола, глотая слезы и кляня свой аппетит. Она уже не раз подумывала о том, чтобы сменить профессию, пойти, например, работать в депо или на стройку, где много мужиков и нет соблазнов в виде пирогов, запеканок и фруктового киселя. Но понимала, что никогда этого не сделает, потому что любила свое дело, любила своих девчонок, была счастлива, когда слышала от работяг похвалу в свой адрес:

–Таисия Романовна, картошечка у вас сегодня просто объедение,—громогласно возвещал мастер Борисов, поглаживая «буденовские» усы.

–Мне биточков заверни, Тая,—шептал ей электромонтер Подерев. Все знали, что его жена готовит плохо, вот и носит мужик еду из столовой, а дома только разогревает.

–А что сегодня, тефтели?—радовались слесаря, втягивая в себя сытный дух мяса.—Золотые у тебя руки, Таечка, нигде таких тефтелей нет, как у тебя. Боимся, как бы тебя в кремлевскую столовую не забрали. Сразу с голоду умрем.

Таисия слушала, краснела от удовольствия, представляла, как бы кормила «своего мужика» котлетами и бифштексами. Но время шло, а желающего полакомиться кулинарными шедеврами Таисии Пановой не в столовой, а у неё дома, не находилось.

И вот счастье привалило поварихе: многодетная семья Алексеевых получила четырехкомнатную квартиру в новом доме, а старую отдали Таисии. По такому радостному случаю девчонки устроили вечеринку в подсобке, выпили на шестерых три бутылки водки, до полночи горланили песни и даже пытались плясать. Кто смог, побрел домой, а Васька улеглась на широкий подоконник в обеденном зале и захрапела. Тайка тоже не пошла домой, сидела одна за разоренным столом, подперев пухлой рукой пухлую щеку и мечтательно щурила глаза на засиженную мухами шестидесятиваттовую лампочку. Мысленно она уже обставила комнаты полированной мебелью, увешала стены коврами, расставила хрусталь в серванте. Под конец она представила, как будет выглядеть её кровать.

Пусть другие спят на поролоне, а она, Таисия, ни за что не откажется от пуховой перины, которую ей пушинка к пушинке собирала мать, и от четырех пуховых же подушек, на которые и наволочек-то не подобрать из-за большого размера. Пусть в моде разноцветное постельное белье, а она признает лишь белое, с голубизной, крахмальное, пахнущее морозом и утюгом.

Только дурак не оценит такого любовного ложа, а уж она постарается, чтобы мужчина не смог оттуда выбраться.

В пьяной головушке Таисии вертелась заманчивая картина. Вот она, сливочно-белая дева, рядом с мускулистым загоревшим мужчиной в объятиях хрусткой и благоухающей постели. Мужчина оглаживает пышные формы девицы, кладет чернокудрую голову на её мягкую грудь, вдыхая сладкий запах ванили, исходящий от кожи.

–Тая, Тая…—зовет мужчина.

–Я тута,—отвечает Таисия и отталкивается грудью от стола.

В полутемной подсобке она одна, а голос звучит из-за двери. Неровным шагом девушка направляется в обеденный зал, пытается разглядеть того, кто зовет её, но видит лишь перевернутые стулья на пластиковых столах, пальмы в кадках по углам да узкую стойку для чистых и использованных подносов.

–Тая,—снова слышится голос, и девушка идет к широкому окну, где видит лежащую на подоконнике Ваську. Женщина, заслышав тяжелые шаги, поднимает голову и тянется руками к Таисии.—Иди ко мне!

Тайка останавливается, таращит глаза, пытаясь понять, чего хочет Васька.

–Василиса Алексеевна, вам плохо?—тупо спрашивает Тайка, но близко подойти опасается.

Васька поднимается, спускает ноги с подоконника.

–Дай,—говорит она и тянется к девушке. Та неосторожно двигается в сторону старшей поварихи и оказывается в обруче крепких рук. Васька стискивает бедра Таисии, лицом погружаясь в складки живота.

–Сладкая моя…—шепчет Васька и мертвой хваткой впивается в ягодицы растерянной девушки. Хмель моментально выскакивает из головы Тайки, а душа наполняется таким непонятным страхом, что она вскидывает руки к голове и кричит:

–А-а-а-а-а-а…

Она кричит до тех пор, пока хватает дыхания, а потом, задохнувшись, всей тяжестью тела двигает в сторону, освобождаясь от рук Васьки. Повариха не удерживается и валится с подоконника, но все пытается удержать Тайку за ногу. Та изо всех сил брыкает ногой, Васька вскрикивает и отпускает её. Девушка бежит в подсобку, но на полпути понимает, что там тупик и поворачивает в сторону служебного выхода.