Не потеряй душу (ЛП) - Страница 3

Но он был там — через ряд, окруженный банными полотенцами всех оттенков радуги. Клубившаяся тень, словно кокон из мрака. Кто это был? Но там находилось слишком много людей. Мне не удавалось увидеть, кто плакал в том мраке, для кого тень стала второй кожей.

Мне не хотелось видеть.

Я закрыла глаза, и бесформенный, безграничный ужас, удушая, сомкнулся на мне со всех сторон. Этой горькой тоски было слишком много, я не могла сопротивляться ей во мраке, поэтому с трудом открыла глаза, но это не помогло. На этот раз паника оказалась сильнее. Темнота подобралась слишком близко. Пара шагов влево — и я могла бы прикоснуться к ней. Могла скользнуть рукой в это гнездо теней.

— Кейли?

Я покачала головой, потому что, если открою рот — или хотя бы разожму челюсти — крик вырвется на свободу. Я не смогла заставить себя встретиться с взглядом Эммы. Не могла оторвать глаза от теней, сгущающихся вокруг… кого-то.

Затем толпа начала двигаться. Разделяться. И я увидела.

Нет.

Сначала мозг отказывался интерпретировать картинки, которые ему посылали мои глаза, отказывался понимать. Но краткий миг блаженного неведенья закончился слишком быстро.

Это был ребенок. Тот, в инвалидном кресле из закусочной. Его тонкие руки лежали на коленях, на ногах была лишь пара ярко-голубых кроссовок. Тусклые карие глаза выделялись на бледном, пухленьком лице. Головка была голой. Лишенной волос. Блестящей.

Это было слишком.

Крик вырвался изнутри меня, прорвавшись сквозь стиснутые губы. С собой он принес чувство, словно через мое горло вытягивали колючую проволоку, а затем засовывали обратно через уши сразу в мозг.

Все вокруг меня замерли. Затем ринулись прикрыть уши руками. Люди повернулись ко мне. Эмма, шокированная, напуганная, попятилась назад. Она никогда не слышала мой крик — с ее помощью я всегда избегала катастрофы.

— Кейли? — Ее губы двигались, но слова до меня не долетали. Я ничего не могла услышать из-за своего крика.

Покачала головой. Мне хотелось сказать ей «беги», хотелось сказать, что она не сможет мне помочь. Но я даже думать была не в силах. Могла лишь кричать, слезы катились по моему лицу, рот был открыт так широко, что становилось больно. Но я не могла сомкнуть губы. Не могла прекратить это. Не могла даже контролировать громкость своего визга.

Теперь люди суетились вокруг меня. Матери убрали руки от своих ушей и уводили детей, хмурясь от головной боли, которую мы все теперь ощущали. Словно через наш мозг пропустили копье.

«Уходите», — подумала я, молча умоляя маму лысого ребенка увести его подальше. Но она стояла, замерев, напуганная и сбитая с толку моим голосовым надругательством.

Движение справа привлекло мое внимание. Двое мужчин в униформе цвета хаки бежали ко мне, один из них кричал что-то в нагрудное радио, затыкая ухо свободной рукой. Я знала, что он кричал, потому что его лицо исказилось от усилий.

Мужчины оттащили Эмму со своего пути, и она позволила им. Они пытались заговорить со мной, но я не слышала их. Смогла разобрать лишь несколько беззвучных слов, которые слетали у них губ.

— …прекратите…

— …больно…?

— …помочь…

Страх и скорбь клубились во мне, словно шторм, всасывающий в себя все остальное. Каждую мысль. Каждую возможность. Каждую надежду.

А я все еще кричала.

Один из полицейских торгового центра потянулся ко мне, и я попятилась. Споткнулась об основание кровати, выставленной в качестве образца товара, и упала на задницу.

Мои челюсти сомкнулись — кратковременная благодать. Голова все ещё гудела от отголосков моего крика, и я не расслышала копа. А мгновением позже крик взорвался вновь.

Застигнутый врасплох полицейский отступил назад, снова говоря по рации. На его лице читалось отчаяние. Ужас.

Как и на моем.

Эмма упала на колени рядом со мной, прикрыв уши руками. Ее сумочка, давно забытая, валялась на полу.

— Кейли! — визжала она, но мне не было этого слышно. Она потянулась к телефону.

И пока подруга набирала номер, мир резко потерял краски, словно «Волшебник из страны Оз», воспроизведенный с конца. Эмма посерела. Полицейский тоже. Покупатели утратили все краски. И внезапно все оказались в закручивающемся, клубящемся бесцветном тумане.

В нем сидела и я.

По-прежнему крича, я провела рукой над полом, попытавшись почувствовать его. Настоящий туман был холодным и влажным, а этот… иллюзорным. Я ничего не почувствовала. Не смогла развеять его. Но смогла его увидеть. Его и что-то в нем.

Слева что-то извивалось. Корчилось. Что-то слишком толстое и вертикальное, чтобы оказаться змеей. Каким-то образом это проползло сквозь стенд с полотенцами, даже не коснувшись покупателей, которые прижались к полкам, лишь бы оказаться подальше от меня.

Очевидно, я устроила им такое шоу, что с них хватило головной боли, причиной которой я стала.

Справа что-то поспешно удирало сквозь туман на полу там, где он сгустился больше всего. Это что-то поспешило ко мне, я подорвалась на ноги и потащила Эмму за собой. Копы отпрянули назад, не понимая, что опять произошло.

Эмма освободилась от моей хватки, ее глаза были широко распахнуты от ужаса. И тогда я замолчала. Больше не могла кричать, но и не могла прекратить это. Не могла остановить ни крик, ни боль, ни уйти от взглядов или убраться от тумана, или от жуткого движения в нем. Но что самое худшее, я была убеждена, что тот ребенок — тот бедный маленький мальчик в инвалидном кресле — умрет.

Скоро.

Смутно поняла, что закрыла глаза. Попыталась отрешиться от всего вокруг.

Вслепую потянулась, отчаянно желая выбраться из тумана, который не могла почувствовать. Больше не могла видеть. Руками прикоснулась к чему-то мягкому и высокому. Чему-то, что не смогла определить. Взобралась на это, карабкаясь вверх по горке материала.

Свернулась клубочком, прижав плюшевое изделие к груди одной рукой. Гладила его второй снова и снова. Цеплялась за это воплощение физической реальности, которая существовала для меня.

Больно. Я чувствовала боль. Горло болело.

Пальцы стали влажными. Липкими.

Что-то сжало мою руку. Потащило вниз.

Я боролась. Кричала. Терпела агонию.

Острая боль прострелила ногу, затем огонь вспыхнул под кожей. Я моргнула, сфокусировавшись на знакомом, посеревшим от тумана лице. Тётя Вэл. Эмма стояла за ней, по всему ее лицу были потеки от туши. Тётя Вэл сказала что-то, чего мне не удалось расслышать. И внезапно мои веки налились тяжестью.

Меня накрыло новой паникой. Я не могла пошевелиться. Не смогла открыть глаза. Но голосовые связки все равно были натянуты. Мир замыкался на мне, темный и ограниченный, не неся в себе ничего, кроме хриплого крика, до сих пор рвущегося из моего саднящего горла.

Новая темнота. Чистая. Больше никакого серого.

Но я все равно кричала…

* * *

Мои сны напоминали хаос: конечности, с помощью которых я пыталась вырваться; хватка на теле такой силы, что оставляла синяки; витающие тени. И сквозь все это слышался непрерывный визг, превращающийся в хриплое эхо, но больше не приносящий боли.

* * *

Свет проникал через закрытые веки, окидывая мир красным свечением. Воздух казался неправильным. Слишком холодным. У него был неправильный запах. Слишком чистый.

Я распахнула глаза, но пришлось поморгать несколько раз, чтобы сфокусироваться. Язык казался высохшим, напоминающим наждачку во рту. Я ощущала странный привкус, и каждая мышца в теле болела.

Попыталась встать, но руки не послушались. Не смогли функционировать. Они оказались привязанными к чему-то. Пульс зашкаливал. Дернув ногами, поняла, что и они несвободны.

Нет! Сердце забилось, я пошевелила руками и ногами, затем дернула ими влево и вправо, но смогла сдвинуть лишь на пару сантиметров в каждую сторону. Я была привязана к кровати за запястья и лодыжки и не могла даже сесть. Не могла повернуться набок. Не могла приподняться на локтях. Не могла даже почесать нос.