Не погаси огонь... - Страница 115

Тогда же по инициативе Ленина был решен вопрос об издании ежедневной легальной рабочей газеты «Правда», которая фактически должна была стать органом Центрального Комитета партии.

Спустя несколько дней Владимир Ильич написал Максиму Горькому: «Наконец удалось – вопреки ликвидаторской сволочи – возродить партию и ее Центральный Комитет. Надеюсь, Вы порадуетесь этому вместе с нами».

О том, что всероссийская общепартийная конференция эсдеков все-таки состоялась, первым сообщил в департамент полиции начальник Московского охранного отделения: два его осведомителя, «Жорж» – Романов и «Портной» – Малиновский, все дни провели в Народном доме на Гибернской улице. Однако они смогли связаться со своим полицейским начальством лишь после окончания работы конференции.

19 января Заварзин направил Зуеву телеграмму, в тот же день, несколькими часами позже – представление, а спустя неделю – уже и обстоятельный доклад:

«Совершенно конфиденциально

Ваше Превосходительство,

Милостивый Государь

Нил Петрович!

В дополнение к телеграмме моей от 19 сего января за № 289022 и представлению от того же числа за № 291619, имею честь донести Вашему Превосходительству, что вверенным мне Отделением добыты нижеследующие сведения о результатах работы ныне уже закончившейся Социал-Демократической конференции:

Местом для конференции избран был, как это и указано в предыдущих представлениях, чешский гор. Прага; заседания происходили в помещении дома чешских профессиональных организаций, расположенного во дворе недвижимости № 7 по „Губернской“ улице и любезно предоставленного чехами устроителям конференции.

Всех заседаний было 23, работы велись и утром и вечером. Днем открытия конференции было 6[14] января сего года по старому стилю, закончилась конференция 17 сего же января… По составу своих представителей конференция носила исключительно большевистский характер… По месту своего делегирования участники делятся следующим образом…»

Заварзин называл по кличкам и предположительным профессиям делегатов, отмечал, что «помимо перечисленных ожидались делегаты и от некоторых других местностей империи, как то от Нижнего Новгорода, Ростова-на-Дону, Умани и т.д., но последние не явились частию из-за невозможности связаться с лицами, имевшими явки на конференцию, и частию в виду провалов и задержаний». Полковник перечислял принятые конференцией резолюции, особо выделив важнейшие, и заключал: «Докладывая об изложенном, присовокупляю, что детальные установочные данные на каждого из участников конференции, вместе с подробным изложением принятых резолюций, будут представлены мною дополнительно по окончательной систематизации всего добытого по существу изложенного агентурного материала. В случае, если настоящие сведения поступают в Департамент Полиции только от Московского Охранного Отделения, ходатайствую разрешить использовать таковые лишь по прошествии некоторого промежутка времени, дабы не затронуть агентурный источник.

Пользуясь настоящим случаем, прошу Ваше Превосходительство принять уверения в совершенном моем почтении и преданности».

Заварзин не проявил чрезмерной самонадеянности – действительно, у финиша он вырвался далеко вперед: следом за ним, поотстав, поспешали с донесениями другие руководители охранных служб империи. Но их депеши были бедны фактами и все еще противоречивы. И уж совсем сплоховал заведующий заграничной агентурой, хотя, казалось бы, ему-то уж все карты в руки – лишь 14 февраля 1912 года Красильников направил свой доклад на Фонтанку: «По полученным от агентуры сведениям, между 22 января и 3 февраля происходила социал-демократическая конференция, коей было присвоено название „Всероссийской“. Созвана она той Российской организационной комиссией, которая была создана несколько месяцев назад большевиками. Означенная конференция состоялась при самых конспиративных условиях. Так, о месте и времени ее созыва решительно никому не сообщалось вплоть до момента отъезда приглашенных от заграницы делегатов и до момента обратного приезда на место делегатов из России…» Чиновник особых поручений отмечал, что «из России были делегаты от 15-ти городов… Все делегаты были почти исключительно рабочие, очень сознательные и старые партийные работники… Решающий голос имели только делегаты из России… В порядок дня вошли: отчеты Российского организационного комитета, делегатов из их мест, из мест без делегатов, что в общем составило отчет от 70-ти городов и районов. Отчеты носили очень оптимистический характер о развивающемся рабочем движении, о революционно настроенных массах, о популярности нелегальной партии… Кроме отчетов обсуждали вопрос о текущем моменте, по которому Ленин прочел доклад». Красильников добавлял: «По некоторым данным можно предполагать, что конференция состоялась в каком-нибудь германском городке, но бывшими на конференции лицами распускаются слухи, что таковая состоялась в Стокгольме», – и оправдывался: «Сведения о конференции до сих пор держатся в большой тайне, дабы дать возможность делегатам из России доехать до своих мест»… Подвел, ох как подвел заведующего заграничной агентурой секретный сотрудник Ростовцев! Не только не сумел проникнуть на конференцию, но даже не смог заблаговременно выведать, «где» и «когда». Пусть теперь пеняет на себя!..

В мерзком расположении духа пребывал и фон Коттен. Он ума не мог приложить, куда запропастился штаб-ротмистр Петров. Полковник послал офицера на свой страх и риск, нарушив порядок – не поставив в известность начальство на Фонтанке. И теперь предстояло самому, в сугубой тайне, искать как в воду канувшего сотрудника отделения. Все же, собрав с миру по нитке начавшие обращаться в розыскных сферах сведения о конференции, фон Коттен представил и собственный доклад. Департаментские чиновники сопоставили сие сочинение с заварзинским – пункт за пунктом, фразу за фразой, – и заключили: «Из изложенного явствует, что доклад полковника фон Коттена по сравнению с докладом полковника Заварзина представляется слишком кратким по своему содержанию, не заключает в себе многих весьма существенных вопросов, обсуждавшихся на конференции, а также страдает неточным изложением сущности вынесенных решений и неточным показанием числа присутствовавших на конференции делегатов и неправильным наименованием организаций, пославших их».

Заварзин же набирал темп. Он понимал, что охранная служба потерпела поражение – сорвать социал-демократическую конференцию не удалось. Как ослабить хотя бы воздействие этого события, помешать усилению революционного движения в империи?.. 20 февраля он уже сам направил начальникам губернских жандармских управлений, охранных отделений и розыскных пунктов всего Центрального района – каждому лично – предписание, в коем особо отметил, что результаты состоявшейся конференции «несомненно должны отозваться на усилении подпольной работы на местах, особенно среди рабочего класса, почему является надобность тоже усилить и наблюдение в этой среде». Подчеркнув: «Фактически устанавливается, что состоявшаяся конференция объединила самые активные и трудоспособные части Российской социал-демократической рабочей партии», – полковник с тревогой предупреждал своих коллег: «Следует ожидать, что, – первоначально в более крупных рабочих центрах, – появятся разъездные агенты Центрального Комитета, которые, возобновляя старые партийные связи, будут стремиться успеть к началу перевыборной в 4 Государственную Думу кампании восстановить местные руководящие коллективы в виде комитетов и групп, от каковых работа постепенно распространится на менее серьезные пункты, в смысле численности в них распропагандированного элемента и наличия старых связей».

А на Фонтанке, в недрах особого отдела, была заведена еще одна папка, на которой писарь вывел: «О конференции РСДРП в Праге», – и особым шрифтом, крупно, во всю обложку – начертал и подчеркнул: «Ленинская конференция». Папка открывалась листком «Извещения»: «Товарищи! Очередное дело наконец выполнено…»