Не отбрасывая тень (СИ) - Страница 39

По крайней мере сегодня.

Например, не мешало бы подняться на поверхность, позвонить Эмили, подумать о репетициях, концертах и причине, по которой она вызвала меня от родителей, о музыке, которая подчинила мое сердце и сейчас, впервые за всю мою жизнь, обнаружила сильного конкурента с почти черными глазами и магическим крылом.

Покои я покинул незамеченным; таким же незамеченным я пересек коридоры и главный холл. У меня не было своих вещей в Аду; когда я поднимался в лифте на поверхность, я держал пустые руки скрещенными на груди: я не взял с собой ни единой вещи из шкафа, любезно забитого одеждой моего размера, ничего, даже переоделся в свою одежду, на которую я ночью пролил вино.

Словно меня никогда не существовало и я никогда не жил в этом Аду; словно меня убили давным-давно или даже не обращали в демона.

Убили…

Шелковый, мягкий голос так отчетливо прозвучал в моей голове, словно не было этой чудовищной ночи, и я все еще сижу в покоях Виктора, который говорит мне, что для развода мне лишь нужно убить мою демоническую сущность и разорвать контакты со всеми, кто мне дорог, а его пальцы касаются моего лица, и вино течет по мне, словно кровь…

Я думал о нашем с ним разговоре все время, пока шел по коридору к лифтам, пока поднимался на поверхность, пока собирался и пока ехал к группе. Эта мысль зудела в моей голове, не замолкая ни на секунду, и я понимал, что, несмотря на абсурдность идеи, я начинаю колебаться и всерьез рассматривать возможность этого, искать весомые аргументы.

С одной стороны я мог рискнуть и начать жизнь с чистого листа. Разорвать контакты со своими друзьями и родителями, исчезнуть и провести всю жизнь в тревожном ожидании, что Он найдет меня и вернет обратно или убьет за бегство.

С другой стороны я мог остаться с Ним, тянуться к Нему, ломать голову над Его перепадами настроения, когда Он притягивает меня и тут же отталкивает, и однажды… а что однажды?

Это напрягало меня больше всего. По правде говоря, я начал сомневаться в том, что Он убьет меня. Иначе как объяснить Его одержимость моей безопасностью, Его странный интерес ко мне, даже то, как Он меня целует?

Это все путало меня. И Он, и Виктор сказали мне, что здесь нет никакой любви, но тогда что это? Как объяснить все то, что происходило в моей жизни последние несколько месяцев, если любовь тут не при чем? Почему Он одержим маниакальным желанием держать меня рядом с собой, если в итоге Он отталкивает меня и причиняет мне боль?

Я боялся даже думать о том, что этого Он и хотел - заставить меня мучиться, будучи привязанным к Нему.

Виктор знал, о чем говорил. Словно чувствовал или видел меня насквозь. Я действительно хотел бы вновь стать человеком. Спокойно, как у родителей, встречать рассвет, спокойно жить и беспокоиться о пустяках, не думая о том, как много демонов захотят убить меня сегодня и какую причину Он найдет, чтобы в очередной раз растоптать меня. Все это звучало так заманчиво и в то же время пугающе: я не был готов бросить свою семью, оставить свою группу, уехать, не сказав ни слова…

Эти колебания бередили мою душу и не давали мне покоя ни секунды. Я практически полностью прослушал радостную новость Эмили (которая заключалась в том, что на нашем последнем концерте, на котором Сайер передал мне подарок, присутствовал человек, изъявивший желание спонсировать несколько концертов) и не испытал по этому поводу никаких эмоций.

Кажется, это был первый случай, когда мне на самом деле было наплевать.

Сегодня утром, словно амулет, я снова надел Его подарок, будто подсознательно надеясь, что это поможет мне пережить происходящее между нами, но с каждой секундой подвеска-камушек лишь сильнее притягивала меня к земле, будто я носил на шее не кулон, а камень для утопленника.

Эта подвеска напоминала мне о Нем слишком сильно. О Нем и Его крыле, которое я не видел с той самой ночи, когда я прикоснулся к нему. В остальное время Он его скрывал, а я был слишком труслив, чтобы признаться, как сильно оно мне нравится и какие мурашки вызывает одним воспоминанием о том, что я увидел и почувствовал.

Мне не хватало смелости попросить Его показать мне крыло и коснуться его еще раз, несмотря на то, какие эмоции сквозили в каждом воспоминании, что я увидел.

Мне не хотелось давать Ему еще один поводок для контролирования меня; мне не хотелось, чтобы Он начал манипулировать ростками чувств, которые, возможно, появлялись у меня к Нему и о которых я боялся даже думать.

Я не хотел, чтобы Он знал об этом. Даже я сам не хотел бы об этом знать. Я не хотел иметь никаких чувств к Нему, никаких воспоминаний о Нем, ничего, словно мы никогда не встречались, и во мне постоянно шла эта полярная борьба: от привязанности к Нему до ненависти, от восхищения до отвращения, от тяги до бегства.

Я вдруг понял, что все это время я бесконечно боролся с собой, боролся с Его образом в моих мыслях и с Ним самим, и я устал от этой борьбы. Я на самом деле не хочу постоянно разрываться, постоянно ставить себе условия, постоянно выбирать, и хуже всего было то, что рядом с Ним условием становился даже сам факт моего существования.

Даже моя жизнь превращалась в бесконечный выбор, словно бы заставлявший меня решать, хочу я жить или умереть, мучить себя или отпустить. Ежесекундная борьба, постоянный конфликт с самим собой, усталость и неустойчивая чаша весов - вот во что я превратил свою жизнь и продолжал превращать себя.

И мне надоело это. У меня не хватало сил бороться.

И я даже не был уверен, что у меня были силы это остановить.

========== Глава XXXII. ==========

Стоя в ванной комнате, я смотрел на поверхность воды, от которой поднимался едва заметный пар, легонько сжимал и разжимал руки в кулаки и спрашивал себя, взвесил ли я все хорошенько и обдумал ли.

Ответ был менее чем положительный на оба вопроса, но я хотя бы узнал, что Виктор не солгал: для развода между двумя демонами достаточно умереть демонической сущности одного из них, при условии, что он был рожден человеком и в последствии обращен в демона.

Это решало множество моих проблем, но и создавало немало.

Конечно, я не такой дурак, чтобы открыто уточнять про развод, поэтому мои вопросы «около-свадебной-темы» немало насторожили моих собеседников - девчонку-анимона (анимонами назывались демоны, способные принимать облик животных) и двух ее друзей-картежников, обычных верзил-воинов. Я подсел к ним, когда они раздавали партию, но игра так и остановилась с моим приходом, потому что первый же мой вопрос «как умирает демоническая сущность?» вызвал у них такую реакцию, как если бы я переместился в Средневековье и сказал людям того времени, что Земля круглая.

Но на вопросы они все же ответили, а большего мне и не требовалось.

Впрочем, их реакция меня не волновала, вряд ли бы они успели или еще успеют что-то сделать, чтобы меня остановить, не говоря уже о том, что им это ни к чему. Меня гораздо больше волновало то, что я не смог и больше не смогу попрощаться с родителями, Лизой и Бриджит, не смогу приехать к ним, как пару дней назад, и посидеть в семейном кругу, отпуская шуточки и веселясь. Я пытался позвонить им, но родители не подошли к телефону, а у Лизы был «абонент недоступен».

В последний раз окинув ванну с водой взглядом, я посмотрел на себя в зеркало, разжал кулак и аккуратно положил лезвие на бортик ванны.

Руки дрожали.

Я раздевался медленно, неотрывно глядя на себя в зеркало, неторопливо снимая одежду и складывая ее на стул. Я рассматривал свое худое тело и татуировки, свою бледную кожу и светлые волосы; я пытался примириться с мыслью, что, возможно, это последний раз, когда я вижу себя таким, но от этих мыслей так сильно несло прощанием, что пришлось их отогнать.

В конце концов, - рассуждал я, - мне совершенно необязательно умирать навсегда.

И содрогался, когда слышал в своих мыслях эту же фразу, сказанную другим, более мягким и опасным голосом.

Раздевшись до белья, я встал напротив зеркала и с трудом подавил желание обхватить себя руками. Я видел в отражении их дрожь, видел свои побелевшие губы, свой блеск в глазах, казавшихся бездонными на бледном лице, а потом я сделал глубокий вдох и обратился в демона.