Не отбрасывая тень (СИ) - Страница 151

Она сделала паузу, а потом добавила едва слышно, словно признание отняло у нее все силы.

- Я люблю тебя, Томми, я не могу дать тебе пожертвовать собой, чтобы он добился власти, к которой шел все это время!

Я выдохнул и почувствовал, что еще немного и моя голова просто взорвется. Меч дрожал в моих руках; я ощущал эту дрожь так, словно она не принадлежала мне, а поднималась из Черной Земли и сотрясала каждую клеточку моего тела.

- Этого не может быть, - выдохнул я снова. - Это невозможно. Я знал вас всю свою жизнь… Вы просто не можете быть демонами!

- Мы лишь хотели, чтобы ты был защищен от этого мира, - ответила мне мама. - Мы хотели, чтобы у тебя была спокойная, нормальная жизнь, лишенная этих игр в кошки-мышки со смертью. Он убивает тебя. Из перерождения в перерождение. Я хотела, чтобы ты прожил жизнь без него.

- И ты не подумала о том, что я не хочу нормальную жизнь? - выпалил я, глядя на нее. - Что я хочу возвращаться к нему, как возвращался все это время? Он принадлежит мне. Он мой. Я буду находить его, хочешь ты того или нет.

Моя мать замолкла, удивленная моими словами, и некоторое время в комнате царила тишина, пока она вдруг не стиснула крепче тонкие руки в рукавах одеяния, виновато глядя на меня, и не произнесла, пытаясь сделать голос твердым и решительным.

- Я люблю тебя, Томми, милый, но я не могу допустить этого. Сибилла уже пыталась уберечь тебя еще когда все это началось, потому что она знала, что если ты попадешь в руки этого дьявола, то она не сможет спасти тебя.

- Сибилла? - переспросил я, прищурившись.

- Она убила тебя в десятом веке.

Я чуть не задохнулся.

- И это ты называешь защитой? - не веря своим ушам, спросил я. - Меня убила собственная мать!

- Потому что она понимала, что он сломает тебя. Очернит твою душу. Превратит в чудовище. Она убила тебя, чтобы защитить!

- А он обратил ее в демона и запер в темнице…

Закрыв лицо руками, я отвернулся от нее, прошелся по комнате, оперся на одну из скамей и тяжело выдохнул. Еще сутки назад мой мир был настолько нормальным, насколько это вообще возможно; готовясь к свадьбе с могущественным демоном, я и подумать не мог о том, как странно и причудливо моя жизнь вплелась в многовековую историю и какая на самом деле роль была отведена мне в сердце самого дьявола.

А сейчас оказалось, что весь мир с первой моей жизни убеждает меня отвернуться от него, а я тянусь к нему и верю в то, что его любовь сильнее всех убеждений.

Так похоже на меня и так… глупо? Смело? Забавно?

- И что ты имеешь в виду, когда говоришь о том, что не позволишь мне завершить церемонию? - спросил я и почувствовал, как напряглось мое тело, словно мои рецепторы уловили ответ раньше, чем она его озвучила.

- Ты знаешь, - ответила она.

В холодной тишине комнаты я услышал тихий лязг железа и громко усмехнулся.

- Да ладно, мам, - я обернулся, перехватывая ее взгляд. - Собираешься со мной биться? Ты серьезно?

- Собираюсь тебя защитить, - поправила она, сжимая меч обеими руками, словно он был слишком тяжелым для нее. - Мне на самом деле жаль, Томми, но если это единственный выход…

И тут, глядя на ее решительное лицо, я понял, что она не шутит.

- Ты убьешь меня только чтобы помешать? - едва слышно спросил я, не веря своим глазам и ушам.

Она с сожалением посмотрела на меня и слабо поджала губы.

- Ты не можешь, мама, - произнес я и почувствовал, как упало мое сердце, когда я понял, что мои слова ничего не изменят. - Единственное, чего я хочу - это сохранить его жизнь, но не ценой ваших.

- Тебе придется сделать выбор, дорогой, - тепло произнесла она. - Как бы ни было мне жаль, но ты должен понимать, что если мы позволим тебе выйти за него, это уничтожит все.

Я решительно выступил на шаг вперед и повернул меч. Блики света скользнули по лезвию, замерли на иероглифах и коснулись россыпи черных камней на рукоятке, и я мысленно убеждал себя, что все делаю правильно.

- Тогда нападай, - тихо произнес я. - Потому что я сделал свой выбор давно и он не изменится.

Сутки назад я бы даже в самом страшном кошмаре не смог предположить, что я буду биться не на жизнь, а на смерть со своей семьей. Когда Адам рассказывал мне о Судьях, я представлял их себе жестокими и способными даже на похищение, чтобы заставить меня прийти в Медуллу, но то, что моя семья и окажется самыми чудовищными демонами во всем демоническом мире, не укладывалось у меня в голове.

И я все еще надеялся, что это сон, когда моя мать передала меч отцу, мимолетно улыбнувшись ему, и он двинулся на меня, сжимая рукоять в руке. Он выглядел непоколебимо уверенным в себе и своих действиях; я пытался перехватить его взгляд и почему-то вспомнил, как мы с Адамом бились, когда я нашел Сибиллу. Почему-то тот бой вдруг так отчетливо предстал перед моими глазами, что я вспомнил и его холодную жестокость, и расчетливость, с которой он наносил точные и уверенные удары, чтобы свести серьезность ранения к минимуму; и сейчас, глядя на своего отца и на то, как он медленно приближался ко мне, я вдруг подумал о том, что всю мою жизнь любовь всех, кого я встречаю, идет с приставкой «хладнокровная».

Я умудрился стать ребенком и любовником чистого пламени, и это пламя любит меня своей особой холодной любовью.

Он нанес первый удар слабо, словно проверял, на что я способен; когда его меч со свистом рассек воздух слева от меня, я с готовностью выставил свой. Лезвия скрестились с громким лязгом, и я вдруг почувствовал себя так уверенно, словно меч стал естественным продолжением моей руки; оттолкнув отца, я крепче перехватил рукоять и поднял его, готовясь нанести удар.

Он отбил мой удар. Потом еще один и еще. Он держал меч твердой рукой; глядя на него, я вспомнил, как в детстве он учил меня играть в бейсбол. Мне было восемь лет и я восхищенно следил за тем, как он отбивает мячик битой, но те игры из моего детства не шли ни в какое сравнение с тем, как уверенно он размахивал мечом, словно провел не одну сотню лет в боях, казня своевольных и упрямых демонов, вроде меня.

Сжимая зубы и отступая под его атаками, я пытался в зародыше подавить чувства, которые могли помешать мне сохранить концентрацию. Я давил сожаление, жалость, ностальгические воспоминания и тоску; я пытался думать о том, что в нескольких шагах от меня на символическом кресте распят мой маленький мир, который дорог мне намного сильнее, чем все, кого я когда-либо знал, и я буду биться за него до последнего, и он сделал бы для меня то же самое.

Воспоминания обо всем, через что мы с ним прошли, вспышками замелькали перед глазами. Я вспомнил, как мы танцевали в его покоях; как он смывал кровь с моей спины, когда у меня раскрылись крылья; как он опустился передо мной на колени, когда пришел забрать от Виктора; как сделал мне предложение в Куруа. Я увидел круговорот из ярких картинок-воспоминаний, относящихся только к этой жизни, и он захлестнул меня с головой так сильно, что я отвлекся, и отец ранил меня мечом в плечо. Это отрезвило меня и удивило, но еще сильнее я поразился тому, что мой отец, кажется, не испытал никаких эмоций, когда ранил меня. Отдернув руку с мечом, он занес его надо мной, чтобы ударить снова; его лицо оставалось сосредоточенным и равнодушным, и я, в панике пытаясь совладать со всеми чувствами, нахлынувшими на меня, когда я понял, что изменить ничего не получится, поднял меч над головой.

Лязг железа прокатился по комнате. Отец отступил на шаг и замахнулся мечом, и я, резко припав к земле, услышал свист рассекаемого над моей головой воздуха, а потом, не помня себя, резко подался вперед, выставив меч перед собой, и острие оружия как-то удивительно легко прошло сквозь его одеяние и тело, словно его не существовало и я бился с призраком.

Его меч выпал из его руки со звоном упал на землю. Едва дыша, я широко распахнутыми глазами смотрел на бледное лицо своего отца, на его кровь, побежавшую по лезвию меча к рукояти, на свои дрожащие руки. Смотрел и не осознавал, что я сделал; только чувствовал глухие и медленные удары своего сердца, словно оно было готово вот-вот остановиться.