Не оглядывайся, старик (Сказания старого Мохнета) - Страница 20
Ночевать мы остановились в доме старинного дедушкиного приятеля. Сам хозяин - владелец, тысячных отар и табунов - вместе с односельчанами давно уже откочевал на горные пастбища, из его семьи никого дома не осталось, но старик со старушкой, оставшиеся приглядывать за домом, как и все вокруг, почитали дедушку Байрама, знали, что он дружит с их хозяином, и хорошо нас приняли. Зарезано было множество цыплят, несколько раз кипятили большой самовар, всем нам постелили шелковые постели на широкой веранде.
После завтрака мы двинулись в путь, и тут папа и дядя Нури заспорили, по какой дороге ехать. Дядя Нури настаивал, чтоб мы ехали по геянской дороге, она верст на сорок короче vi места живописные, а папа утверждал, что в такую жару Геянская равнина раскалена, как адская сковородка, да к тому же в нынешнее ненадежное время наверняка кишит бандитами.
- Так бы и говорил! Бандитов боишься! - Дядя Нури кинул на папу презрительный взгляд. - И чего только пистолет прицепил? Он торгашу, как корове седло! - И считая разговор оконченным, приказал фаэтонщику: - Езжай степью!
Фаэтонщик обернулся:
- Абдулла верно говорит: на равнине сейчас опасно...
- Рассуждать будешь! - заорал дядя Нури. - Всякий мужик в разговоры пускается!... Трусы вы все! Все, как один!
Однако ругая фаэтонщика, дядя Нури прежде всего имел в виду папу.
Зная крутой нрав дяди Нури, фаэтошцик молча свернул на равнинную дорогу. Отец галопом пустил коня по широкой дороге и вскоре скрылся с глаз.
Папа был прав: равнина Геян, тянувшаяся до самого Аракса, пылала огнем. Отливающие золотом змеи то и, дело проскальзывали перед, колесами, фаэтона. Среди камней с разинутыми от зноя клювами дремали куропатки. Дядя сказал, что этой дорогой мы быстро доедем до армянского городка Горус, от которого рукой подать до эйлагов, но мы все ехали и ехали, а никаких признаков жилья видно не было. Во рту пересохло. Сестренка плакала, просила пить. Дядя Нури то и дело подносил к глазам бинокль и опускал его в растерянности. Мы заблудились. Вытирая со лба пот, дядя Нури на чем свет стоит поносил фаэтонщика, а тот, превозмогая злобу, молча нахлестывал изнемогающих от жажды лошадей. Сестренка сникла я уже не просила воды. Бабушка Фатьма не выпускала изо рта мундштук. Мама молчала. Я тоже молчал, хотя тоже совсем извелся.
В раскаленном струящемся воздухе не переставая стрекотали кузнечики...
Вдруг дядя Нури, в очередной раз поднеся к глазам бинокль, резко опустил его:
- А ну-ка, стой!
Фаэтонщик натянул поводья, кони стали, и мы с мамой, взглянув в ту сторону, куда смотрел дядя Нури, различили, как в клубах пыли к нам приближается какая-то темная масса...
Дядя Нури еще несколько секунд вглядывался в эту движущуюся массу и, опустив бинокль, спокойно, даже сухо сказал:
- Иранские конники! - И добавил: - Восемь человек.
- Господи, спаси и помилуй! - пробормотала бабушка.
- Отвязывай тюки, чемоданы! - крикнул дядя Нури фаэтонщику, соскакивая с коня. - В кучу все! В кучу!
- Сынок! - взмолилась бабушка Фатьма. - Начнешь стрелять, всех перебьют...
- А не буду, стрелять, пощадят? - окрысился на нее дядя Нури. Быстрее!
Фаэтонщик скинул с задка повозки два тюка и несколько чемоданов.
- Поворачивай и гони обратно! - приказал ему дядя, а сам быстро и ловко сложил вещи одну на другую, лег за эту маленькую баррикаду и сразу же открыл стрельбу.
Фаэтонщик погнал коней. Дядин жеребец некоторое время скакал рядом с фаэтоном, потом повернулся, заржал, глядя туда, где остался дядя Нури, и поскакал обратно...
Мы отъехали с версту, когда мама вдруг громко крикнула:
- Стой!
Похоже, фаэтошцик нарочно сделал вид, что не слышит, и продолжал нахлестывать. Мама вскочила, ухватила его за пиджак.
- Стой, говорю! - гневно воскликнула она. - Шкуру свою спасаешь! А Нури бросил?...
Фаэтонщик осадил лошадей. Мы с мамой вылезли. Наверное, дядя стрелял непрерывно, но все равно всадники приближались. Наконец, выстрел его достиг цели - передний конь взвился на дыбы и рухнул. Иранцы окружили его. Что они делали, нам было не видно, но они дали три залпа по дяде Нури. Вокруг стояла такая пыль, что его уже не было видно.
- Господи, сохрани его! Господи, сохрани его! - беспрерывно повторяла бабушка...
Видимо, считая дядю убитым, иранцы вновь устремились вперед, теперь даже мы отчетливо различали на них белые войлочные тюбетейки. Дядя снова открыл стрельбу. Снова они остановились, сбились в кучу. Потом поскакали вперед. Но тут вдруг из-за холма справа показалась группа всадников. Натянув поводья копен, они смотрели туда, где шла стрельба. Взглянув на переднего в красной чохе, мама крикнула фаэтонщику:
- Это наши! Зови их! Зови!
Фаэтонщик мигом привязал к кнутовищу платок.
- Сюда! На помощь! - кричал он, размахивая платком. Иранцы напали! Там сын Байрам-бека!... Один!...
Всадники поскидывали с плеч винтовки и, стреляя на скаку, бросились наперерез иранцам. Дядя Нури выскочил из засады и тоже вскочил на коня. Бандиты повернули. Может быть, испугались, что еще подоспеет помощь.
Бабушка Фатьма молилась. С той самой минуты, как возникла опасность, она не переставала просить аллаха о милости. Мама же, как только всадники, в том числе и дядя Нури, исчезли из глаз, достала золоченую табакерку, вынула из нее папиросу, закурила и спокойно приказала фаэтонщику:
- Езжай!
Когда фаэтон поравнялся с дядиной баррикадой, я выскочил и подбежал к куче вещей: тюки и чемоданы были изрешечены пулями. Мама покачала головой. Бабушка ничего не видела и не слышала, она в исступлении шептала молитвы...
- Побудьте-ка тут немного, ханум! - Фаэтонщик просительно взглянул на маму. - поднимусь на холм, взгляну, как они там.
- Иди, - согласилась мама.
Как только страх отпустил, опять стала донимать жажда. Сестренка лежала, как неживая. А бабушка все шептала, шептала, и глаза ее не отрывались от горизонта...
- Ханум! - фаэтошцик бегом спускался с холма. - На той стороне жилье виднеется! Похоже, чайхана. Поедем?
- А как же Нури? - спросила бабушка. Впервые за все это время она подала голос.
- Он найдет нас, - сказала мама.
* * *
... Маленький кирпичный дом, расположенный у проселка посреди пылающей равнины, и правда, оказался чайханой. Мы высыпали из фаэтона. Сквозь небольшое окно с потемневшим!! от сажи стеклами едва пробивался свет, в доме было полутемно и прохладно. Земляной пол только что побрызгали водой. Двое крестьян в шерстяных чулках, в чарыках поверх шерстяных носков и в огромных мохнатых папахах, обливаясь потом, пили чан. Я никогда еще не видел, чтоб люди так одевались в жару,
Сестренка, когда ее привели в чувство, обхватила ручонками большой кувшин с водой и никак не хотела отдавать его. Досыта напившись воды, мы принялись за чай...
Вошел дядя Нури и несколько вооруженных людей.
- Рад видеть тебя, сестрица! - человек, в котором я сразу определил главаря, учтиво поклонился маме.
- Ханмурад! - радостно воскликнула мама. - Дай бог тебе счастья! Сам аллах послал тебя нам. Перебили бы нас иранцы!...
В слабом свете, проникающем сквозь законченные стекла, красивое, в мелких рябинках лицо Ханмурада казалось очень бледным.
- При вас был твой брат Нури! Он один истребил бы всех иранцев. - В вежливых словах гачага сквозила чуть заметная насмешка. И сразу лицо помрачнело, стало жестким. - Не хотели оставлять вас тут, в степи. Ни один не ушел бы!...
- Тот, у которого я подстрелил коня, вроде вожак, - утирая губы, заметил дядя Нури. Он только что выпил полный ковшик воды. - Другого я ранил... Просто по людям бить не хотел. Как воробьев перестрелял бы!...
- И хорошо сделал, что не стрелял, - миролюбиво заметил один из крестьян, попивая чай. - Такие же люди, такие же мусульмане, как мы с тобой. Только что живут в Иране...
- Такие же! - сердито оборвал его Ханмурад. - Чего ж они сюда к нам грабить да убивать идут?