Не оглядывайся, старик (Сказания старого Мохнета) - Страница 2

Подумала она так, подумала, нагрузила подарками верблюда и повезла старшего своего Байрама в Шушу. Там жил один из потомков Карабахского хана - Наджаф-бек, близко знавший покойного Кербалаи Ибихана. Объезжая селения подданных своих, Наджаф-бек всегда останавливался в его кибитке. И Кербалаи Ибихан приказывал резать баранов, стрелять для гостя турачей и джейранов...

"Перед тобой внук Ибихана, Наджаф-бек, - сказала Сакина. - Поручаю его тебе. Сам знаешь, добро мы не забываем, а прошу тебя вот о чем: определи мальчика в такую школу, чтоб мой Байрам стал ученым на нынешний манер".

Наджаф-бек не отличался сердечностью, но знал, что если он проявит сейчас учтивость и уважение, это окупится сторицей - на обоих берегах Аракса станут говорить, что Наджаф-бек не посрамил хлеба-соли покойного Кербалаи Ибихана. Байрам, внук Кербалаи Ибихама, был определен в русскую гимназию.

Когда же мальчик успешно закончил курс, Наджаф-бек устроил его на службу в канцелярию "начарника", и уважение, которым пользовалась Сакина на берегах Аракса, возросло стократ: еще бы, сын ее, внук Кербалаи Ибихана, носит золотые погоны, разговаривает по-русски и называют его "Байрам-бек".

ИСТОРИЯ ХАНУМ, ДОЧЕРИ БАГДАД-БЕКА

В горах Карабаха, давшего миру столько храбрецов и столько породистых коней, средь густых лесов, было селение Альянлы. Самым почитаемым человеком в нем был Багдад-бек. Как в этих местах, среди горных круч и непроходимых лесов, появилось такое имя, неизвестно. Неизвестно было также, кто и когда пожаловал Багдаду бекство. Кстати сказать, разница между Багдад-беком и остальными его односельчанами заключалась лишь в том, что у него было небольшое владение Дамлыджа, включавшее и водяную мельницу. А так - не отличить было его от крестьянина: чарыки с портянками, папаха из бараньей шкуры, да и плату за помол Багдад-бек получал сам, как простой мельник. Сам он и землю свою пахал, но при всем том человеком был гордым и независимым.

И вот ведь что вытворяет судьба! У Багдад-бека, как и у Кербалаи Ибихана, была единственная дочка, зеница ока его - Ханум.

А по ту сторону лесов в горах Курдистана жил человек по имени Шахмар-бек. И хотя он был грамотный и носил чоху с золотыми газырями, и сапоги на нем сияли, как зеркало, и рукоять кинжала его усыпана была драгоценными камнями, он отличался жестоким и грубым нравом. Леса, принадлежащие ему, граничили с поместьями Багдад-бека. И вот однажды, пригласив к себе соседа, Шахмар-бек сказал ему напрямик: "Ты человек бедный. Продай мне свое поместье, я дам хорошую цену". А Багдад - я уже говорил об этом, - гордый был человек, - положил руку на рукоять кинжала, доставшегося ему в наследство от дедов и прадедов, и говорит: "Шахмар, ты сказал мне то что сказал. Если еще когда-нибудь повторишь, будет плохо". Шахмар-бек был человек подлый, верткий, увидев, что рука Багдада лежит на рукоятке кинжала, решил обратить все в шутку. Извини, дескать, понятия не имел, что примешь за обиду. Произошел меж ними этот разговор, а через несколько месяцев Багдад-бека нашли зарезанным в лесу. Односельчане его подозревали, что замешан Шахмар-бек. Так уж у него было заведено: если человек доставлял ему хоть какое неудобство, он подсылал своих нукеров и убирал неугодного. Но надо доказать. А как докажешь? Но ни вдове Багдад-бека Гюльнисе, ни дочке его Ханум доказательства были не нужны - они не сомневались, что убийца - Шахмар-бек.

Прошел год-другой, Шахмар-бек выправил фальшивую купчую и доказал, что имение Дамлыджа было продано когда-то его отцу. Не зря говорится: "Поддержи щенка, волка одолеет". А у Шахмар-бека и уездный начальник в Шуше, и губернатор в Гяндже в приятелях ходили. На охоту едут - в его доме ночуют, да и уезжают не с пустыми руками, а с дорогими подарками. Одним словом, поместье у вдовы Багдад-бека отняли, оставили ей с дочерью старый домишко да клочок земли.

"Нет на свете справедливости!... - причитала вдова Багдад-бека Гюльниса, - был бы у Багдада сын, не осталась бы его кровь не отмщенной! Не гарцевал бы подлец на скакуне по нашей Дамлыдже!..."

Ханум слушала материны причитания, но сама не плакала, - сердце в ней как окаменело - иной раз даже прикрикнет на мать: "Не вой!" Но слова матери жгли ее сердце.

Однажды, когда сосед с женой собрались в Шушу на базар, Гюльниса навьючила на лошадь давно сбитое масло и овечий сыр, отобрала двух здоровых баранов и велела Ханум ехать с соседями на базар: "Продай и купи себе на платье. И туфли купи. Ты уже взрослая девушка".

... Продали они свой товар, и Ханум попросила старого их оптового покупателя бакалейщика Таги купить для нее пистолет. "Зачем он ей, подумал торговец, - мужчин в семье нет". Но сказать не сказал, еще обидишь, он знал, что в селении Альянлы многие женщины стреляют не хуже мужчин.

Когда Ханум вернулась со стариками домой и показала матери отрез шелка, красный шелковый платок и туфли, та заметила среди обновок пистолет. И нисколько не удивись, спросила дочку: "Знаешь, хоть, как из него стреляют?" Девушка ответила, что знает, и больше у них о том разговора не было.

... А Шахмар-бек завел себе привычку ежедневно под вечер объезжать новые владения. И вот однажды, когда он ехал по лесистому склону, обрывавшемуся в глубокую пропасть, из-за кустов на тропинку вдруг вышла Ханум и встала перед конем. Бек натянул поводья.

"Ты знаешь меня?" - спросила девушка. - "Вроде бы ты дочь Багдада". (Он нарочно не сказал Багдад-бека!) - "Да, я дочь Багдад-бека, которого ты убил из-за угла, чтоб завладеть его землей..." Сказав это, девушка выхватила из-под платка пистолет и выстрелила беку в грудь.

Как подбитая ворона, свалился бек с седла и рухнул в пропасть. У Багдада не осталось ни сыновей, ни братьев, а что это была месть женщины, никому в голову не пришло. Врагов у Шахмара хватало.

... Выдав дочку замуж, Гюльниса через несколько лет скончалась. Ханум тем временем родила трех сыновей и трех дочерей и решила начать тяжбу с наследниками Шахмар-бека. Обратилась в Шушу, ничего не добилась, пошла к губернатору, и слушать не стали. Тогда женщина, надев, как говорится, железные чарыки и взяв железный посох, отправилась в город Тифлис во дворец самого наместника.

Наместник через толмача выслушал женщину, велел ей оставить прошение, обещал рассмотреть его.

Ханум вернулась домой, ждала, ждала, нет ей ответа, и снова отправилась - в Тифлис. Оказалось, что прошение ее затерялось, наместник опять велел ей составить новое и идти домой, сказал, рассмотрим.

Ждала, ждала Ханум, наконец, поступил ответ. И в ответе том было сказано, что поскольку нет у нее никаких доказательств, притязания ее на землю отклонены. Но Ханум это была Ханум. Пошла к шушинскому адвокату, хорошо заплатила ему, тот составил обстоятельное прошение, указав свидетелями почетных старцев из соседних селений, снял копию с купчей, оставшейся еще от деда, и Ханум снова отправилась в Тифлис. На этот раз наместник, пораженный упорством женщины сам просмотрел ее бумаги. А Ханум сказала толмачу: "Передай, что если он опять отправит меня ни с чем, я пойду к самому падишаху!".

Наместник не рассердился, улыбнулся - Ханум ведь не знала, что он близкий родственник царя. Но смелость и упорство этой смуглой худощавой женщины из лесов Карабаха пришлась по душе наместнику, и пребывая в добром расположении духа, он велел толмачу перевести ей, что сам будет просить его величество вернуть потерпевшей поместье.

Наместник сдержал слово. Поместье отобрали у сыновей Шахмар-бека и вернули дочери Багдад-бека Ханум.

... А теперь подошла пора рассказать о дочерях Ханум.

Багдад-бек был очень красивым мужчиной, и внуки все пошли в него. "Слава богу, - говорила Ханум и улыбалась, что делала не часто, - дочки мои в деда уродились, а то были бы чернавки, как я".

Старшую свою дочь Беяз Ханум выдала за хорошего человека. Это был молодой парень из соседнего села, Гаджи Ахунд Молла Шукюр. Он был сыном бедняка, но поскольку, учась в школе, отличился старанием и способностями, односельчане собрали деньги и послали его на учение в Багдад. Шукюр выучился в медресе и по возвращении в Шушу, несмотря на молодость, затмил ученостью всех тамошних священнослужителей. Не зря говорится, ум не в возрасте, а в голове, а достоинство не в богатстве. Гаджи Ахунд не жадничал, как другие моллы, не брал денег с бедняков, каждый день в простой крестьянской одежде трудился в саду, ухаживал за деревьями и за огородом. Выступая в мечети с проповедями, он призывал правоверных жить своим трудом, не хитрить, не заниматься жульничеством, помогать бедным и страждущим. А поскольку слово его не расходилось с делом, люди верили Гаджи Ахунду и приходили к нему за советом, делясь сокровенными своими тайнами.