Не называй меня майором... - Страница 11
Об этом стоило подумать.
«Если бы не пистолет…»
С пропажей «макарова» все остальное теряло смысл…
Держало только поручение Игумнова:
«Никола…» — Того нигде не было.
С отъездом патрулей на платформе ничего не изменилось. Тускло горели огни.
Между тем ночная жизнь продолжалась.
Где-то близко на парке вдоль состава пробежала громкая дрожь сцепки. Там подцепили тепловоз. Холодная искра вверху обозначила контактную сеть, там, где её касался поднятый токоприемник. Еще через несколько минут невидимый в темноте состав двинулся к выходному светофору.
Качан проследил убегающий проблеск. Поднял глаза.
Плечистая фигура на переходном мосту возникла неожиданно.
Высокий, молодой африканец в пальтишке, в светлых брюках, в шапке-ушанке, завязанной под подбородком, молча смотрел а него сверху…
«Мосул Авье тут?!»
Качан видел африканца месяц назад на суде над нигерийскими наркокурьерами, задержанными в международном аэропорту «Шереметьево».
Московских нигерийцев сопровождали крепкие парни из братвы. Они ни во что не вмешивались — только присутствовали. И этого было достаточно.
Африканцы в суде вели себя шумно. Что-то кричали на своем подсудимым, которых арестовали при попытке кокаина в Нигерию…
— Чего они? — спросил Качан студента-переводчика.
Тот объяснил:
— Интересуются, кто тех сдал в «Шереметьево «…
Удалось ли московским нигерийцам получить ответ на свой вопрос, Качан не узнал. У него-то был на него совершенно точный ответ:
«Коржаков…»
***
Мосул Авье на переходном мосту продолжал наблюдать.
Кроме платформы он видел плоский участок пути за переходным мостом, площадь, коммерческие палатки… Острый взгляд привычно выхватил среди деталей ночного пейзажа припарковавшиеся иномарки.
Час машин, которых он ждал, ещё не наступил…
Родом из нигерийской провинции, обучавшийся в Москве в институте русского языка Мосул Авье легко ориентировался в чужом пригороде.
Время от времени ему приходилось приезжать сюда по своим делам то одному, то со своей русской подружкой, которую он брал обычно с собой, чтобы поездки не выглядели особенно подозрительно.
Но, когда наступал «день икс» — такой, как сегодня, — его сопровождала охрана. Она входила в крупную подмосковную группировку, которая давала «крышу» нигерийцам.
Бойцы прибыли сюда ещё до полуночи, своим ходом, и все это время вели наблюдение за местом, где должна была произойти встреча на высшем уровне.
Последним появился один из авторитетов группировки — плечистый, в куртке с наброшенным на глаза капюшоном…
Мосул Авье перевел взгляд на платформу внизу.
Человек у скамьи по-прежнему не уходил, ждал первого поезда на Москву.
Он не внушал опасения.
«Одинокий пассажир . Ночные русские дела…»
Нигериец подозревал о его проблемах.
Там, на родине, были тоже похожие ситуации.
Если моделировать на Нигерию — это как если бы бомж из народностей фeльбе или ибо поддал в поезде, заснул и проснулся за Лагосом или Ломе, в локомотивном депо, а потом маялся. Ждал утреннего поезда…
Мосул на мосту рассматривал сверху ночную картину подмосковной глубинки. Видел он и подъехавший милицейский патруль и сцену личного обыска.
Что-то все-таки ему не нравилось.
Он отошел от перил. Обтянутая подвязанной внизу ушанкой, круглая, как футбольный мяч, голова нигерийца отбрасывала на платформу овальную тень.
***
Качан отошел от скамьи.
Мосул Авье был здесь, в Домодедово.
«Значит, можно не сомневаться: Коржаков неделю назад приезжал сюда именно в связи с этим — по делам нигерийских наркодельцов. Что-то готовил… А, впрочем, Бог с ними, с африканцами, с кокаином…»
Никакое самое сверхуспешное задержание наркокурьеров не могло уже его спасти.
Требовалась воля, чтобы осознать это, поставить на всем крест.
«Меня все равно выгонят…»
Позади оставалась ментовская жизнь, о которой никому не расскажешь, которую сможет оценить только тот, кто ею жил. Впереди — остаток последней его ментовской ночи
С платформы была видна та же картина, что и африканцу на мосту — притихшая вокзальная площадь, витрины, разноцветные бутылки, коробки, отсвечивающие на снегу елочным золотом…
Ночная жизнь на площади шла своим чередом.
Рядом с коммерческой палаткой «Азас», где Качан недавно тусовался с афганцем и «торфушками», снова остановилась иномарка — на этот раз «джип».
Несколько покупателей на фоне освещенной витрины выглядели как плоские одномерные силуэты.
«Накануне Мосул Авье и его партнеры приезжали „пустые“ — проверяли… Они убедились, что слежки нет. Сегодня все должно повторится, но уже по настоящему…»
Тут наверняка готовилась с т р е л к а.
Перед тем, как встречаться, охрана наркодельцов и той, и другой стороны обычно проводила серьезную работу. Бойцам — охранникам поручали зачистить само место встречи и все вокруг. Подъезды к станции, последние электрички…
«Платформа постоянно находилась под наблюдением… — Качан машинально потянулся к пустой наплечной кабуре. — Кто-то обязательно должен был видеть, что произошло со мной. Может тот же Мосул Авье…»
Додумать не пришлось. Из-за вокзала показался патрульный «жигуль». Качан снова увидел грубо раскрашенный герб и все тот же бортовой номер.
Это возвращался давешний старший лейтенант.
Все это время «жигуль» , видимо, кружил где-то в районе станции.
Появление патрульных было кстати.
«Три мента — это уже сила…»
Отсутствие у него милицейского удостоверения Качана не могло смутить: то, что он человек из к о н т о р ы, можно было быстро проверить. Задать пару-тройку вопросов. Хотя бы — кого он знает в Домодедовском управлении?.. Двух оперов, бравших перед полуночью «гжелку» в коммерческой палатке «Азас» было бы достаточно…
Уже знакомый Качану старлей вышел из патрульной машины, двинулся к платформе. За ним из «жигуля» показался ещё сотрудник в форме, пошел рядом.
. На секунду оба попали под мерцание светильника
Внешность старлея снова показалась Качану приятной. Правильные черты лица, деревенские веснушки.
Мент шел легко. Правая рука покоилась глубоко в кармане шинели. Его напарник был в сержанских погонах — кряжистый угловатый. По тому, как он двигался — тяжело, вразвалку — можно было предположить в нем мрачноватую ленивую силу. Сержант не проявлял инициативу, смотрел куда-то в сторону. Старлей, напротив, выглядел озабоченным.
На этот раз их интересовал Качан. Других людей вокруг не было, если не считать африканца на переходном мосту, вверху.
— Поедешь с нами! — объявил старлей. — Пошли.
Качан не возражал. Заметил только:
— Погоди, командир…
— Без шума!
Тон патруля исключал малейшее возражение. Правую руку старлей по-прежнему держал в кармане.
Все же Качан сделал ещё попытку снять напряжение:
— А, может, здесь разберемся, ребята?! — У него было что им сказать.
Вместо ответа старлей вытянул из кармана руку. В ней был «макаров».
Качан на секунду впился глазами в пистолет. Брат-близнец пропавшего у него «макарова». Клонированный экземпляр.
Ствол уперся Качану в грудь.
— Давай в машину! Живо!
Сержант сделал шаг за спину задержанного. — Ребята…
Качан поднял глаза.
Африканец на мосту спокойно наблюдал за действиями патрулей внизу. Может вспоминал родную нигерийскую ментуру.
— Руки! — скомандовал сержант.
Выхода не было.
После того, как он враз лишился пистолета и служебного удостоверения, ничто больше уже не могло его особенно расстроить.
Качан протянул руки. Он не был напуган. Своих коллег, в том числе и незнаколмых, он знал, как облупленных. «При исполнении» перечить им было бесполезно и небезопасно.
Старлей присовокупил:
— Иди и молчи.