Не-мушкетеры двадцать лет спустя (СИ) - Страница 8
— Я же сказал — убирайся! Мне не нужна нянька, я сам со всем прекрасно справляюсь! Сколько же можно повторять?!
Дэн заговорил, и Полина еще больше напряглась, даже дыхание невольно задержала — этот бездушный машинный голос сложно было спутать с человеческим.
— Приказ не может быть выполнен, поскольку противоречит инструкциям от лица с приоритетом в управлении.
— Какого еще лица?! Что ты несешь?! Снова изображаешь тупого правильного киборга? Неужели ты полагаешь, — голос капитана сделался вкрадчивым, — что это улучшит мое моральное состояние? Думаешь, в обществе бездушной машины мне полегчает?
— Ответ положительный. Вы высказали пожелание остаться в одиночестве, и ваша просьба была удовлетворена. Киборг является лишь вспомогательным оборудованием.
Капитан не то рассмеялся, не то всхлипнул, и Полине стало совсем уже не по себе.
— Господи, Дэн, до чего мы докатились. — Теперь в его голосе звучала бесконечная усталость. — Это я виноват, да. Расклеился, как сопляк. Все Стрелка вот вспоминаю. Как он в этом своем гравикресле катался. Прямо как я… вот. И та девушка-киборг… Белка. Словно наяву ее вижу, хотя вживую не видел ни разу. Маячит рядом с хозяином неотвязной тенью, бдит. В точности как ты сейчас. И стоило ради этого тащить меня сюда через полгалактики и собирать по кусочкам? Разве это жизнь?
У Полины задрожали губы. Ей так не хотелось, чтобы Дэн снова выдал какую-нибудь очередную штампованную машинную фразу, она даже мысленно завопила «не делай этого!». И Дэн как будто услышал.
— Стоило. Определенно стоило. — Голос у него был тихий, вполне человеческий и такой… Таким, казалось, можно железобетонную стену пробить. — И… не бойтесь. Вы не будете как Стрелок. Вы будете ходить. Обязательно. И даже бегать.
***
В своем сне он увяз по колено в какой-то густой и тягучей субстанции и не мог сдвинуться с места. Потом почувствовал, что все же движется, хотя ноги оставались в капкане. Планета под ним сделалась совсем маленькой, он всем телом ощущал ее вращение, перемещающее его вперед, а над его головой хороводом кружили звезды, и голубоватые линии космических трасс, проложенных не им, а кем-то другим, то вспыхивали, то гасли, закручивались спиралями и прорезали бесконечную пустоту Вселенной наподобие молний…
Переливчатый сигнал комма показался Дэну оглушительно громким, громче, чем ночная сирена в военном лагере, возвещающая подъем по тревоге.
Он с трудом оторвал голову от подушки, мимолетом подумав, что совсем избаловался — ведь когда-то четырех часов сна в сутки ему хватало на восстановление. Датчики движения сработали, зажигая прикроватный ночник с приглушенным розоватым свечением. Дэн провел ладонью над спящей вирт-панелью комма, тыкнул в клавишу.
У появившейся на экране физиономии вид был самый что ни на есть разбойничий — заметная щетина, крупный нос, свернутый набок, и выражение из серии «жизнь или кошелек!».
— Воронцов, ты там совсем охренел?! — Очень громко произнесла физиономия взвинченным до предела тоном. — Какого лешего сто четырнадцатый стоит у нас на разгрузке?! Мне пришлось своих ребят на вторую смену гнать, а они, между прочим, люди, а не чертовы киборги! Да еще с такими показателями складских остатков на конец квартала премии нам не видать как своих ушей!
Дэн поморщился, запустил пятерню в волосы, дернул.
— Кэс, ну что ж ты так орешь-то, я же сплю еще. Не понял, с чего такой шум-гам. Я же еще пару дней назад лично делал рассылку по всем филиалам об изменении режима работы в связи с заключением договора стратегической важности. Через неделю запустим новые склады и все войдет в колею. Чего непонятного-то?
Физиономия на экране озадаченно нахмурилась.
— Гм… Странно. Ты точно делал рассылку?
— Проверь почту и убедись сам.
Собеседник Дэна покачал головой.
— Ну, блин. Ну, дура… Уволю ее к чертям. Хотя нет, сперва прибью, потом уволю. Слушай, ты… это… Извини, что разбудил. Ну и за «чертовых киборгов» прости.
Дэн картинно изогнул бровь, придал своему лицу выражение превосходства с едва заметным оттенком брезгливости.
— Не стоит извиняться. Оскорбления из уст жалких людишек ничто для представителя высшей расы.
Собеседник хохотнул.
— Ну и юмор у тебя, Денисыч. Ладно, пойду убивать секретаршу. Увидимся в зале суда.
Экран погас; Дэн еще некоторое время посидел на кровати, бездумно пялясь в полумрак, потом глянул на часы, поднялся и побрел в ванную. Привычным жестом стянул волосы в хвост, чтобы не мешались, включил воду, взял зубную щетку… Да так и застыл, с какой-то холодной отчужденностью рассматривая свое отражение в зеркале, словно не на себя глядел, а на кого-то чужого и малосимпатичного. Этот кто-то с недавних пор очень сильно мешал ему жить, он, безусловно, являлся главной причиной поселившейся внутри Дэна сосущей пустоты.
Киборги очень похожи на людей. Как же иначе — они созданы по образу и подобию человека, и все человеческие пороки им вполне присущи. Например, жадность. Киборгу, как и человеку, всегда всего мало. Сперва киборг всего лишь не хочет в мусоросжигатель. Потом он хочет есть вкусную человеческую еду, а не кормосмесь, подольше понежиться под горячим душем и поспать не четыре часа, а все восемь. А еще он не хочет, чтобы его избивали, тестировали и отправляли умирать и убивать ради непонятных ему целей и идеалов. Но, даже получив все вышеперечисленное, он не может остановиться в своих желаниях, он начинает хотеть гораздо большего. Он начинает хотеть признания со стороны людей, равных прав, уважения, дружбы. Любви, наконец. Вот ведь ненасытная тварь.
Можно было бы сказать, что чувства Дэна к Стасу претерпели причудливую трансформацию начиная с того момента, как Дэн под чужим именем нанялся навигатором на тогда еще безымянный транспортник. Хотя выражение «причудливая трансформация» звучало бы слишком вычурно. Обычная жадность — вот более точное и справедливое определение.
Сперва главным чувством был страх. Страх и желание как можно реже попадаться на глаза самому опасному члену экипажа, который вдобавок сразу невзлюбил навигатора за цвет волос. Потом страх сменился интересом. Дэн наблюдал за капитаном уже не только для того, чтобы отслеживать его настроение и определять степень опасности, ему просто нравилось наблюдать и узнавать человека, казавшегося ему странным и неоднозначным. И вот однажды, когда капитан за что-то распекал Теодора, Дэн подумал, что он тоже хотел бы вот так. Чтобы его беззлобно отчитали за провинность, как наставник отчитывает непутевого, но любимого подопечного. Именно его, рыжего киборга без имени, а не Дениса Воронцова.
Его желание сбылось после событий на Степянке — его не только вылечили, но и взяли обратно в экипаж, зная кто он такой. И капитан на самом деле стал относиться к нему не хуже, чем к Теду с Полиной, и распекал за провинности наравне с ними. А Дэн все продолжал наблюдать. Просто потому что нравилось. Смотрел, как пальцы уткнувшегося в читалку Стаса рассеянно поглаживают лежащую у него на груди кошку, как капитан морщится и дует на слишком горячий чай, как умиленно глядит на дерущихся подушками Теда и Полину, как преувеличенно сурово сдвигает брови, стоит только безобразникам его заметить. Как темнеют его глаза в минуты опасности, как разительно он меняется — вот некоторое время назад выглядел совершенно безобидно в домашних трениках, футболке и тапочках, зевающий спросонья, а теперь кажется, что даже киборга в боевом режиме одолеет с легкостью. И в какой-то момент Дэн ощутил, что ему мало того, что есть. Ему больше не хочется, чтобы Стас относился к нему как к Тэду с Полиной, Михалычу, или даже своему лучшему другу Вениамину. Ему хочется стать для него кем-то особенным.
И он стал. После Каллакса. Ближе даже чем лучший друг, наверное, поскольку они делили на двоих постель, работу и жизнь вот уже десять с лишним лет. Довольно большой срок по человеческим меркам, а тем более по меркам киборга. Хотя нет, не ближе. И это так странно. Стас ведь дружил с Вениамином по велению души, а не из благодарности.