Не имей десять рублей - Страница 6
- Нет, знаете, если брать, так уж сразу "Большую". А то в "Малой" все неполно, укорочен-но. Понадобится что-нибудь, а там этого нет.
И под одобрительные кивки библиотекарши взамен "Малой энциклопедии" заказывал "Все-мирную историю искусств" в шести томах.
- Надо на досуге познакомиться с этой областью поглубже,- пояснял он.Вавилон, Египет... Содом и Гомор-ра... Удивительные времена! Но все забывается, знаете. А когда-то штудировали, да... Не хотите ли чаю?
- Нет, нет! - библиотекарша протестующе выставляла сухонькую ладошку в рыжих стар-ческих крапинках.- Не смею вас больше отрывать, работайте, работайте, голубчик.
Досугов, однако, у Федора Андреевича все не оказывалось, а книги стараниями радетельной просветительницы тем временем прибывали и прибывали Куприн, Вересаев, Лесков, Толстой со всеми своими романами, письмами и дневниками, Стендаль, Фолкнер, Голсуорси, оба Манна, Гашек и О. Генри, Апулей и Вергилий, многотомная "История России" и энциклопедические справочники - толстые, тяжелые, приятные своей новизной, каждое издание в красивых одинако-вых переплетах, и он собственноручно расставлял их по полкам, словно каменщик, возводя из этих томов аккуратную стену до самого потолка. Клал с упованием как-нибудь взяться и все перечитать до последней книжки.
Взялся он, уже когда вышел на пенсию.
Отправляясь на все лето на дачу, долго стоял перед полками, не зная, с чего начать. В конце концов решил читать все по порядку, снизу вверх, тем более что на нижней полке стояли пятнад-цать голубых с золотым тиснением томов Соловьева, уже давно интриговавших своим названием - "История России". Познания о прошлом своего отечества у Федора Андреевича были весьма скромны, в основном в пределах "Краткого курса" и тех кинофильмов, которые изредка удавалось посмотреть по настоянию скучавшей дома супруги, вроде "Петра Первого" и "Ивана Грозного". А вот, скажем, что было в промежутке между Грозным и Петром, тут он, право, затруднился бы ответить. Да если уж начистоту, то когда было этим заниматься?! Нет, в самом деле! Так все уплотнено, что и газет иной раз просмотреть некогда, разве что заголовки только.
На дачу Федор Андреевич прихватил сразу несколько томов, по семнадцатый век включите-льно. Взял бы еще, но кипа и так получилась препорядочная. И он решил остальное забрать в следующий заход. Против ожидания, книжки оказались довольно скучными: такая в них была неразбериха со всеми этими Олеговичами, Игоревичами, Мстиславичами, Святославичами, с их вотчинами и дележами - сам черт ногу сломает. Тем не менее Федор Андреевич читал терпеливо, хотя и были иногда моменты, когда подмывало бросить. Но угрызения совести и зарядившие одно время проливные дожди, из-за которых нельзя было и носа высунуть за порог, заставляли снова и снова приниматься за скучное чтение. Благо, что ничего другого из книг не взял, понадеялся на занимательность вот этих. Читал не то чтобы запойно - на даче находились и другие дела - то чего-нибудь подкрасить, то подстрогать доску - но после обеда, перед тем как вздремнуть, книгу брал в руки непременно.
При всем старании, однако, за лето добрался всего лишь до Всеволода Большое Гнездо, после которого Федор Андреевич наконец сдался, воля его надломилась, и он отложил отечественную историю в сторону.
- Ладно, теперь уж и не к чему знать так подробно, не студент,- сказал он себе не без грус-ти оттого, что, наверное, уже не прочтет этих книг никогда. И подумал об этом самом Соловьеве и с удивлением и с укоризной: куда к черту написал столько!
Утешала догадка, что не один он не читал истории. Если хозяйственник, так это уж точно. Даже взять хотя бы того же Зинченко, замначальника "Сельхозтехники", дружка Федора Андрее-вича. Ведь наверняка не читал! Вот эти пятнадцать томов?! Ни за что! А мужик он с апломбом. Про кино, про Муслима Магомаева это он мастак трепаться. Надо как-нибудь позвонить ему, спросить, а кто, мол, такой Всеволод Большое Гнездо? Убей, не скажет.
...В раздумье постояв в своем кабинете перед стеллажами, Федор Андреевич взял "Войну и мир", тоже пока непрочитанную (собрался было почитать, когда получил по подписке, но срочно уехал в главк, а потом закрутился с делами), извлек из нее десятирублевую бумажку и запихнул под пальто в нагрудный карман безрукавки.
- Агафья! Я пошел! - оповестил он, схватил зачехленный ледоруб, щелкнул за собой замком и грузно вывалился на лестничную площадку.
2
Город был по-утреннему пуст. Лишь изредка одинокие прохожие, подняв воротники, торопливо протопывали по тротуару да заспанные дворничихи шаркали метлами, сгоняя в кучи пожухлые листья. В переулках и подворотнях сквозило, сухой бесснежный ветер вихрил пыль, наждачно цапал за лицо. Но Федор Андреевич, одетый тепло и надежно, не чувствовал холода, напротив, после душной квартиры, где ему пришлось долго топтаться в ватных штанах и жарком свитере, испытывал даже удовольствие от бодрящей стужи на щеках.
Первый автобус в том направлении отходил в половине шестого. Времени осталось не так уж много, но и до трамвайной остановки было рукой подать: пройти квартал по главному проспекту Павших борцов, потом свернуть на Парковую, и Федор Андреевич не спешил, размеренно похрум-кивал бурками, ощущая приятную крепость в ногах и во всем теле. Нет большего удовольствия в его годы, чем ощущение на утреннем морозце вот этого физического комфорта, когда чувствуешь, что ты добро и удобно одет и выпитые за завтраком две стопки рому приятно бодрят и приглуша-ют все минувшие невзгоды жизни. Из-под уютной лисьей шапки как-то сами собой улетучились все прочие думы и заботы, кроме предвкушений рыбалки. Он стал рисовать себе, как пробьет первую лунку на заветном озерке. Бить лучше, пожалуй, у камышей, метрах в двух от прибрежной травы. Там теперь таится зимняя мальва, а где малек, там и окунь. Ах, каких окуней, какие лапти выпутывал тогда из вентерей старик! Федор Андреевич вообразил себе этот неожиданный, азарт-ный удар по мелькавшей подо льдом блесне, бойкую упругую силу на зазвеневшей лесе и как, раздвигая ледяную крошку, из лунки покажется весь взъерошенный, воинственно-непокорный полосатый разбойник. И пойдет, и пойдет! К нему пришло хорошее настроение, легкая бездумная радость бытия, в чем, собственно, и заключается наркотическая особенность рыбалки, раскрепо-щающей дух наподобие марихуаны. И он почувствовал, как где-то в глубине его существа зарож-далось, росло, ширилось нечто, чего не мог бы он выразить никакими другими словами, кроме как:
Эй, баргузин, пошевеливай вал!..
С этой внутренней музыкой, заставлявшей как-то тверже ставить ногу, Федор Андреевич прошел мимо ярко освещенных витрин большого, недавно открытого универмага, не без игривого интереса разглядывая пластиковых манекенщиц в кокетливых позах. Он сравнивал их между собой, невольно выбирая, и условно выбрал себе рыжеватистую, как-то так по-особенному томно глядевшую из-под наклеенных ресниц, так что Федор Андреевич на мгновение замедлил шаг и даже обернулся. "Каналья, каналья!" - смущенно подумал Федор Андреевич о рыжеватистой, живо напомнившей прежнюю его секретаршу Люсю, которую он потом, когда все зашло слишком далеко, отдал в "Сельхозтехнику".
"Пуля стрелка миновала..." - мурлыкало в нем где-то, и он еще раз оглянулся на витрину.
Однако дух марихуаны продержался в Федоре Андреевиче только до трамвайной остановки.
Свернув на Парковую, где намеревался сесть на "двойку", следовавшую до автобусной стан-ции, он вдруг увидел под уличным фонарем человека в полушубке, подпоясанном ремешком, в простых серых валенках и тоже с пешней и рюкзаком. Человек этот, по всей видимости, уже давно дожидался трамвая, потому что нетерпеливо пританцовывал, постукивая друг о друга самодельны-ми галошами из камерной резины, которые среди рыболовов именовались бахилами.
Федор Андреевич хотел было повернуть назад и переждать за углом, пока этот тип уберется восвояси. В его планы никак не входило ехать с этим типом в одном трамвае: непременно привя-жется, начнет допытываться, куда, в какие места собрался, а то еще станет набиваться в попутчи-ки, мол, вдвоем будет веселее. Ему только скажи, откройся - через день весь город будет знать про то озерко. Ты - Якову, а Яков - всякому. Понаедут этакие вот бахилы, все издолбят пешня-ми, распугают рыбу, испакостят, того и гляди бутылку с карбидом под лед сунут... Известная публика!