Не ходи служить в пехоту! Книга 8. Русский крест - Страница 4
3. Я не слышал в свой адрес от него грубости. Злость, раздражение были. Хамства не было. Бывали случаи, когда он несколько более жёстко выражался в чей-то адрес, но как раз это было связано или с попыткой словоблудия (обмана) или словоблудия (незнание обстановки или темы).
4. Не видел, чтобы начальник Генштаба злоупотреблял какими-либо напитками. Вообще не видел его выпивающего более рюмки водки (возможно, воды в этой рюмке). Не могу представить при Владимире Путине иного начальника Генштаба. Читал скабрезные выражения со словом «стакан». Не видел ничего подобного. Точка.
5. Сейчас, во времена специальной военной операции на Украине, возможно, что-то изменилось. Не знаю. Но повторюсь, что в те времена я ничего подобного не наблюдал.
Как общий вывод скажу следующее. В описываемые мною времена считал начальника Генштаба очень компетентным профессиональным офицером. Во всяком случае, считал его куда более профессиональным, чем я сам.
В любом случае, тогда о наших проблемах в Сирии Верховный Главнокомандующий узнал, и это не предвещало ничего оптимистичного. Степень и объём его знаний вызывал у меня вопросы, но по старинке я лично брал худший вариант и из него исходил, поэтому мысли у меня были самые мрачные.
В первых числах августа, где-то около 21 часа, начальника ГОУ, меня и еще трех полковников моего управления вызвал начальник Генштаба. Сообщил, чтобы мы около часа ночи были готовы принять участие в совещании у Верховного, который, скорее всего, приедет к нам. Возможно, мы поедем к нему на так называемую дачу, в его загородную резиденцию. Начальник Генштаба сказал, что совещание будет расширенным и в нём примет участие, кроме нашего министра, руководитель администрации Президента, кто-то из замов министра иностранных дел (сам министр где-то за границей) и еще кто-то.
Не успел начальник Генштаба заслушать наши очередные предложения по выходу из сложившейся ситуации, как к нему в кабинет стремительно и очень по-свойски вошёл министр обороны. Жестом показал всем сидеть на своих местах, но мы всё равно встали, а он каждому пожал руку.
– Я уже довёл. Сейчас будем дальше думать и решать, – сдержанно сказал начальник Генштаба.
– Хорошо. Я хотел поприсутствовать тоже. Ну что? Как же так получилось с Алеппо? – обратился к нам министр обороны.
Повисла тишина.
– Ну что молчите? Говорите. Как так вышло? Мнение начальника Генштаба и начальника Главного оперативного управления Генштаба я уже знаю. А вы что думаете? Давайте смелее, не стесняйтесь.
Я трезво оценил обстановку и понял, что раз мнения начальника Генштаба и начальника ГОУ ему уже известно, то следующему из числа присутствующих держать ответ мне.
– Товарищ министр обороны! Разрешите доложить? – спросил я.
– Да, пожалуйста. Прошу прощения, товарищ генерал-майор, как ваше имя и отчество? – спросил министр.
– Юрий Геннадиевич.
– Докладывайте, Юрий Геннадиевич. Только прошу вас докладывать всё, как есть. Только правду.
Позволю себе одну ремарку.
Ранее были различные требования к устным или письменным докладам министру обороны, и они периодически изменялись. Например, я знаю, что при министре обороны Сергее Иванове требовалось писать бумаги на его имя шрифтом Times New Roman 16, а не 14 размера. То же самое, если делаешь проект доклада за его подписью на имя Президента. Ещё раз, это как пример вполне осязаемых бюрократических требований. Не было трудностей исполнить. Вообще всегда легче, когда знаешь требования. Но при всех министрах, С. Иванов, А. Сердюков, С. Шойгу, когда устно что-то докладываешь, нужно докладывать максимально понятно для них, иной раз искать понятные им синонимы вполне обоснованных военных терминов с целью обязательно уйти от применения нашей терминологии. Желательным было избегать даже тех слов, которые относятся к понятию «канцелярит». Иной раз приходилось заменять даже такие выражения, как, например, «боевой бронированный порядок», и употреблять совсем гражданские и неточные слова или словосочетания, иначе у отдельных высоких руководителей может возникнуть начальственный гнев. Все они, кроме С. Иванова, со слов старожилов, могли подумать, что мы, «вояки», пытаемся этим показать их некомпетентность.
– Докладываю ответ на вопрос о том, почему так вышло. Достаточных разведывательных данных о системе обороны города у нас не было. Составляли электронную карту на основании данных объективного контроля, полученных в основном с БПЛА. Сейчас уже установлено, что прямо к передовой от пунктов боепитания прорыты подземные тоннели, для создания которых использовали как строительную технику, так и гражданских, которым угрожали расстрелом за отказ подчиниться. Есть основания полагать, что весь город в этих самых подземных коммуникациях.
– Понятно. Что Верховному докладывать будем? – министр как-то неопределенно обратился и к начальнику Генштаба, и к начальнику Главного оперативного управления Генштаба.
– Для этого мы здесь и собрались, чтобы обсудить, – хмуро ответил начальник Генштаба.
– Ладно. Давайте, соображайте. И спокойно. Я так понял, ничего катастрофического не произошло. Когда будем у Верховного, не должно быть никакого мандража. Второе, не пытайтесь угадать мнение Верховного и под него подстраиваться. Ничего плохого не будет, если ваше мнение с его не совпадет или он примет другое решение. Помните, он очень сильно уважает специалистов, профессионалов своего дела. Очень уважает их мнение. При этом будет лучше, если мы особое внимание обратим на продолжающуюся практику не решения проблем в Сирийской арабской армии. И при этом не должно быть никакого нытья о том, что нам самим чего-то не хватает. Ну, и помните, я с вами, я рядом, и если всё сделаете, как я вам говорю, все будет нормально.
После ухода министра обороны нормально поработали. Появились первые очертания замысла. Совещание уже подходило к концу, и тут начальник Генштаба берет трубку какого-то телефона, коих у него очень много.
– Так, товарищи офицеры. Через полчаса встречаемся все внизу. Вас там будет ждать специальная машина из службы безопасности Президента. Летим в Сочи в моем салоне, там договорим.
Когда мне сообщили, что поедем к Владимиру Путину на дачу, я подумал, что речь идет о его подмосковной резиденции. А тут Сочи! Также думали и остальные. А еще позже выяснилось, что правильно мы сначала подумали. Действительно, должны были поехать за город, это позже он решил нас в Сочи принять.
Начальник Главного оперативного управления Генштаба остался в Москве. Позже сообщили, что и министр тоже остался в Москве. Причины нам не объясняли.
Почти в два часа ночи вошли в просторный, но не очень большой зал.
Перед этим нас угостили отличным кофе, чаем, разнообразными бутербродами. Впрочем, мы не были голодными, так как в салоне начальника Генштаба тоже перекусили перед тем, как продолжить работу.
В какой-то момент в зал вошло около десятка гражданских. Понял, что один из них – это заместитель министра иностранных дел, у него был самый хмурый и недовольный вид из всех присутствующих. Еще один – руководитель администрации Президента, в то время эту должность занимал бывший министр обороны С. Иванов. Остальные помощники и советники. Все здоровались за руку и внешне были очень приветливы с нами.
Верховный стремительно вошел в зал, скромно поздоровался за руку только с начальником Генштаба, со мной, полковниками моего управления и заместителем министра иностранных дел. Видимо, остальных в этот день он уже видел.
Я осторожно, почти украдкой, заглянул в глаза Президенту. Несмотря на его бодрый вид, понял, что он очень устал.
Карта Сирии, с отработанной обстановкой, отображалась на специальном стенде. На столе был разложен карта-план Алеппо с пригородами. Напротив каждого участника совещания стояла табличка с фамилией, именем и отчеством.
Начал Верховный Главнокомандующий.
– Все здесь сидящие в курсе той военно-политической обстановки, которая сложилась в Сирии. Прошу подробно доложить нам ход проведения военной операции. Кто начнет? – спросил Верховный, обратив свой взор на начальника Генштаба.