Не гламур. Страсти по Маргарите - Страница 19

– Не бойся любить. Это самое главное в жизни.

Ксения Александровна видела, что мой взгляд скользнул в сторону. Она знала о словах матери, про сладкую тюрьму. При жизни она их не оспаривала, но теперь, умирая, повторила:

– Не бойся любить. Иначе жизнь пройдет впустую. – Потом она помолчала, прислушалась к чему-то внутри себя и сказала с улыбкой: – Ухожу на Тот свет. Ты понимаешь? Он тоже – свет. И плохими словами его никто не называет. Просто он не Этот, а Тот.

Я встретила ее смерть без отчаяния, как будто она этими несколькими словами смогла подготовить меня к примирению с тем, далеким еще для меня, светом.

После ее похорон я сдала последний экзамен в ЛИАП. И у меня не было ни одной четверки! Еще месяц я жила в ее комнате, даже не зная, что эта комната уже давно – моя. Дарственную я нашла совершенно случайно. Она лежала под той самой кружевной скатертью, которая теперь, за старостью, покрывала высокий комод с бельем. На дарственной стояла дата пятилетней давности. Тогда, пять лет назад, я была глупенькой озлобленной дикаркой, думала, что никому не нужна и никто меня не любит. Ведь я ничего не умела. Я даже не знала, что непременно надо мыть руки перед едой и после туалета и говорила «ложить» и «ништяк». А в меня уже верили. И любили. И я дала себе слово оправдать это доверие.

Однокомнатная квартира, выменянная мною за обе комнатки, находилась возле станции метро «Пионерская». Она была большой и светлой, какой должна была стать вся моя жизнь.

– Роза, очнись, – тормошила меня Катька, – посмотри, за окном уже стемнело, пора по домам.

– Катюша, я же еще ничего не успела, не дается мне эта статья. Ну и досталась же мне тема – «Лапушки и работа». У меня и опыта нет никакого, всего-то и работала в двух местах.

– Будет плакаться-то! – В редакции ходят слухи, что ты охмурила какого-то там крутого небесного начальника и перед тобой открылись блестящие перспективы, – в лукавом взгляде Катьки проскользнуло любопытство.

– Ну, и кто же эти слухи распускает?

– Догадайся с трех раз, – весело рассмеялась Катя.

На самом деле в авиацию я попала совершенно случайно. После окончания института удача повалила мне со всех сторон. Страна рушилась, ломая глиняные ноги, а я все крепче держалась на своих двоих. Из питерского НИИ пришел запрос на меня и еще трех ребят. Остальные, помахав дипломными вкладышами с трояками, разлетелись кто куда. Страна еще обучала специалистов, но уже не нуждалась в них. А во мне, выходит, нуждалась. Правда, недолго. Через год ВПК стал таять, и наш НИИ расформировали одним из самых первых. Что у меня осталось кроме диплома? Внешность и уверенность в себе. И еще желание посмотреть мир. Я без труда окончила курсы бортпроводников, но, прежде чем попасть на международные линии, полгода летала по маршруту Санкт-Петербург – Казань. И, наверное, застряла бы там до пенсии, если бы не его величество случай. Руководство нашей авиакомпании объявило конкурс на звание Королевы пятого океана, и я решила принять в нем участие.

– Асланова, – голос, прозвучавший прямо над моим ухом, заставил меня вздрогнуть. Я поднялась, приказала своим рукам замереть и не оправлять ничего и нигде, гордо вскинула голову и прошла в конференц-зал вслед за вихлястой секретаршей. Где она так научилась шарнирить бедрами, одному Аллаху известно. Ну уж не в проходах салона самолета, это точно. Если бы все стюардессы так виляли задницей, то самолеты испытывали бы бесконечную болтанку.

Пятеро мужчин в летной форме словно сошли с обложки журнала «Пятый океан». Да, что ни говори, а форму мужчины придумали не зря. Даже самое незначительное лицо и не совсем атлетическая фигура запросто скрашивались формой, всяческими блестящими бирюльками со знаками отличия, и даже фуражки они придумали не просто так. Первым их изобрел наверняка лысеющий дядя. Вероятно, для того, чтобы придать конкурсу большую объективность, этих летных красавцев окружали грымзы. И если у мужчин глаза были уже слегка подмаслены, то у грымз они были сухими и завистливыми, готовыми открыть огонь на поражение при первом же моем промахе.

«Фигушки, – подумала я, – никаких промахов», – и в первую очередь приветливо улыбнулась грымзам. Я рассчитывала, что мужчины уже поражены моей внешностью, походкой, изящными движениями, поэтому тратить обаяние на мужскую часть комиссии я сочла преждевременным. А вот дамы!.. Дамы сразу, будто сговорившись, бросили взгляд на мою узкую черную юбку ниже колен. Здесь тоже был простой расчет. Я помнила слова Ксении Александровны, что в женщине манит не открытость тела, а открытость души. Но и там, и там должна присутствовать доля таинственности. Дамам моя скромность понравилась. Мужчины, как зверята в цирке, тренированно подняли глаза на мое лицо, чтобы оценить все мои внешние достоинства. Потом они сделали вид, что их больше всего интересует как раз мое внутреннее содержание.

Только один член жюри, возможно, его председатель, был достаточно стар, чтобы им руководили гормоны. А может, он просто устал смотреть на все эти коленки, грудки, попки и разноцветные прически. При этом он выглядел сердитым, и был похож на старого американского коккер-спаниеля.

– Гав, гав, гав, – прочистил коккер прокуренное горло. – Итак, Роза Равильевна, что мы имеем, кроме желания заполучить королевскую корону?

Я попыталась встать со стула, но он нетерпеливо махнул рукой и раздраженно и коротко приказал:

– Отвечайте так.

– У меня высшее образование.

– Ну, высшее образование – это, конечно, хорошо. Развитый интеллект, широкий кругозор и так далее. Но для общения с пассажирами нужно кое-что еще. Нужно желание и умение общаться с людьми. Вы любите людей, Роза?

«Ненавижу», – чуть не ляпнула я. Но тут перед моими глазами возникло лицо Ксении Александровны, и я совершенно искренне воскликнула:

– Очень!

– Сколько энтузиазма, однако, – вновь прокашлялся коккер. – Вас с детства окружали только хорошие люди?

– Разные. Но я умею прощать.

– А прощать вы умеете только на русском языке?

Фраза была такой мудреной, что я едва разгадала ее смысл, но ответить решила в том же ключе:

– Любить и прощать я умею на русском, татарском и английском языках. Если позанимаюсь, то вспомню и французский. Я его в школе учила.

– Учила она, – опять недовольно буркнул коккер. Но я видела теперь, что он хочет мне помочь и только притворяется суровым. – У кого есть вопросы к Аслановой?

Когда шарнирная девица огласила список прошедших во второй тур, я смогла облегченно вздохнуть и расслабиться.

Со всеми заданиями, предложенными девушкам в этом испытании, я справилась отлично. Я с легкостью утихомирила не в меру разбуянившегося пассажира, оказала первую помощь расквасившему нос ребенку и даже провела переговоры с террористами. Меня огорчало только то обстоятельство, что другие претендентки на корону наступали мне на пятки, я выигрывала у своих соперниц какие-то сотые доли балла. Но джентльменам, которые, как известно, предпочитают блондинок, видимо, захотелось разнообразия, и они единогласно отдали свои голоса мне. Церемония награждения длилась, казалось, целую вечность: поздравления, цветы, фуршет и вдруг вальс Арбенина из кинофильма «Маскарад» и синие, до девичьего обморока глаза…

Так началась моя вторая жизнь, и называлась она «Жизнь имени Андрея Синельникова». Наш роман развивался красиво и стремительно. Наверное, сказывалась специфика нашей работы: прилетели, улетели, позвонили, прибежали. Мы безумно скучали друг без друга. Я видела, что Андрей влюблен, но во мне все время вспыхивали какие-то сомнения. Конечно, я должна признаться, что их стало гораздо меньше после той ночи, когда Андрей остался у меня.

В тот вечер нас настиг яростный весенний ливень, мы вымокли, как будто купались в реке прямо в одежде. Андрей целовал меня на прощанье, но неожиданно наткнулся взглядом на мою облепленную мокрой тканью грудь, она так зазывно и совершенно бессовестно выдавала мои желания острыми сосками, что не заметить этого мог только слепой. Андрей отбросил свою изрядно утомившую сдержанность, жадно обнял меня и принялся целовать. Мы сами не заметили, как оказались в моей квартире. Не было никаких банальных слов приглашения или согласия. Когда Андрей осознал, что он первым разрушил преграду, через которую еще никто не проникал, он на мгновенье остановился и простонал-прошептал: