Не дареный подарок. Кася - Страница 3

– В лесу было уютнее.

Ночи, полные подозрительных звуков и голодного воя опасных хищников, вылились в мое привередливое:

– В лесу было спокойнее.

И притопнув задней лапой, безапелляционно заявила:

– И пахло приятно.

В коридорах огромного замка, что волей судьбы и щедростью хозяина добрые триста лет назад превратился в военную академию, гулял сквозняк, принося густой запах браги, разбавленный иногда едкими ароматами бальзамического состава и пота. Жуткая смесь.

– Это крыло мужского общежития. Здесь плохо, неуютно и постоянно чем-нибудь воняет.

Хозяин мне достался жестокий, не чувствующий тонкую женскую натуру. И тут совсем не важно, что эта тонкая натура в особенно голодные годы не брезговала падалью и объедками. И пару раз даже пыталась умыкнуть детенышей из плохо охраняемых норок. Я была поражена в самое сердце, но последней каплей стало уверенное:

– Со временем привыкнешь.

Сопровождаемое небрежным похлопыванием по голове.

– А сколько тебе тут учиться осталось?

Мой унылый вопрос вызвал негромкий смешок.

– Полтора года. У тебя будет много времени, чтобы обжиться, ушастая.

– Хватит звать меня ушастой!

Прижав уши к голове лапками, я угрожающе клацнула зубами на потянувшуюся ко мне руку Илиса, решившего вновь потрепать меня по макушке.

– Имени у тебя нет, – напомнил он, не убоявшись моих зубов и все же растрепав шерстку, – и как мне тебя звать, ты не знаешь.

– «Ушастая» мне не нравится.

Из-за двери, мимо которой мы проходили, раздалось приглушенное «БАБАХ!», потянуло паленой шерстью. Илис хмыкнул и никак не прокомментировал это происшествие. А я только сильнее вцепилась когтями в его куртку.

Возвращение с практики выдалось изматывающим. Сначала мой слишком самоуверенный хозяин полчаса препирался с лекарем, требуя, чтобы его отпустили на свободу. Потом все оставшееся до отправки в родную академию время выслушивал сочувственные речи однокурсников, что жалели его, такого бедного, насильно мною озадаченного, и предлагали по-тихому свернуть мне шею, раз он, такой жалостливый, не может. А потом найти тех, кто его мною одарил, и проделать с ними то же самое.

Сначала я пыталась покусать безмозглых советчиков, но хозяин не дал, потом просто шипела, изредка взрываясь низким, утробным рычанием, а под конец и вовсе отсиживалась за пазухой у посмеивающегося Илиса, не желая видеть мерзкие рожи его однокурсников.

Выбралась, только когда мы оказались в академии. И тут тоже порадоваться было нечему. Темно, холодно, гулко. Периодически кто-то орет, воет, визжит, и что-то где-то постоянно взрывается. Спокойно, тихо и относительно уютно стало лишь тогда, когда мы оказались в комнате. Небольшой, скудно обставленной, но чистой.

– Миленько.

Я деловито обнюхала все углы, героически победила паука, решившего обустроиться со всеми удобствами в углу, между ножкой стола и стеной, и, пока Илис копался в шкафу, готовясь к походу в душ, успела попрыгать на кровати. На кровати не прыгалось. Твердая, как доска, она не имела пружин и повторить трюк, что я изобразила в одном из номеров постоялого двора, в который забралась через окно на свет и вкусные запахи, у меня не получилось.

– Хазяин, нам нужна другая кровать!

– Зачем?

Стягивая через голову рубашку, он не мог видеть, с каким озабоченным видом я тыкала лапой в тонкий матрас.

– На ней же невозможно спать! Это издевательство! Это не-пе-да-го-гич-но, заставлять студентов спать на таких неудобных кон-струк-ци-ях… наверное.

Многие слова и речевые обороты я выучила, подслушивая разговоры, еще когда жила в городе. И о значении некоторых имела довольно смутное представление.

– Можешь на ней не спать, – великодушно разрешили мне.

– Но как же? – Спрыгнув на пол, я деловито подошла к полуголому двухметровому мужику, не чувствуя угрозы. – Где я тогда буду спать?

– На полу, – предложил он и уронил мне на голову свою грязную, пропахшую потом и дымом рубашку. Мне бы стоило помнить, что большой – не всегда умный, а чаще всего очень даже дурак. Вот как мой хозяин, например. Он вроде бы хороший, и за целый день я смогла убедиться в том, что быть чьей-то намного лучше, чем быть ничейной, но порой так его покусать хочется!

Я замерла, тихо прошипев:

– Сними ее.

Со мной случались неприятности и похуже грязной мужской рубашки, но это было раньше. До того, как у меня появился хозяин и билет в новую, сытную и спокойную жизнь. А тут – раз! – и грязная, вонючая тряпка на голове.

– Скоро вернусь. Не скучай.

Проигнорировав мое требование, он собрал все необходимое и ушел, закрыв за собой дверь. Ушел мыться, а меня оставил одну в незнакомой комнате, на полу, под этим.

Шансов на спасение у рубашки не было. Забыв про брезгливость, я растерзала ее, превратив в половую тряпку, а в завершение сделала то, о чем мечтала второй час.

К тому времени как чистый и довольный жизнью хозяин вернулся, на полу его ждала изодранная, едко пахнущая отходами жизнедеятельности горных рагр кучка моего недовольства. Получасовые скачки по комнате со страшными ругательствами и обещаниями оторвать мне хвост и открутить уши можно было считать приятным бонусом и наслаждаться погоней.

Как оказалось, когда тебя пытаются поймать, не планируя сожрать, а всего лишь обещая всякие страшные ужасы, которые в жизнь едва ли воплотятся, играть в догонялки очень даже весело.

– Ушастая, ты же оттуда все равно рано или поздно слезешь…

– Лучше поздно! – со знанием дела сообщила я.

Взлетев на шкаф, забилась в дальний угол, прижимаясь к стеночке, и со злорадством глядела на тянущуюся ко мне руку. Не доставал. Аж десять сантиметров не доставал. Я нашла себе надежное убежище. И это в первый же день!

– Ушастая! – рявкнул он.

– Неправда! – вякнула я.

Наступившая после этого тишина была полна искреннего удивления.

– А какая тогда? – после долгой паузы наконец-то спросил он.

– Голодная.

Скептическое фырканье было мне ответом.

– Холодная.

Озадаченная тишина.

– И нисчастнай-а-а-а! – взвыла не своим голосом, цапнув-таки задумавшегося о чем-то Илиса за указательный палец.

– Уй! – Рука тут же исчезла, а я, подползя к краю шкафа на пузе, имела счастье лицезреть озадаченного хозяина, задумчиво изучавшего свой покусанный палец. – Надеюсь, ты не ядовитая.

– Вот завтра и узнаем, – мстительно сообщила ему, любуясь нахмуренными бровями и поджатыми губами.

– Слезай, – велел он, позабыв про свое боевое ранение.

Даже немножечко обидно стало. Я ж его до крови укусила, мог бы подольше по этому поводу попереживать.

– Зачем?

– В столовую пойдем. Было бы неплохо пообедать. Раз мы и вчерашний ужин, и сегодняшний завтрак пропустили.

– И правильно, что пропустили, – услышав о том, что меня сейчас накормят, я бесстрашно спрыгнула на хозяйское плечо, – скармливать утром живым, исправно функционирующим организмам то, что осталось с вечера, – отвратительная привычка!

Меня ухватили за шкирку и быстро стянули с плеча, удерживая на уровне глаз:

– Портить чужую одежду тоже плохо.

– Ка-а-акую такую чужую? Это же была твоя рубашечка, а ты мой хазяин, и у нас с тобой все теперь общее. И кровать, и одежда… и тарелка! – Поджав задние лапки, я как можно жалобнее заглянула ему в глаза и сообщила: – И пузо пустое у нас одно на двоих.

Это была победа. На меня плюнули, пообещали в следующий раз уж точно так просто все не оставить и понесли вперед. К светлому будущему. К еде. В столовую.

Сидя на столе, перед тарелкой, наполненной жареным мясом, я мечтала о том, чтобы оказаться в лесу. И пускай они сами жрут это свое аппетитное, вкусно пахнущее, такое манящее мясо. Лучше быть голодной, зато не помятой.

Стоило нам появиться в столовой, как Илис привлек внимание одной грудастой девицы, а я – пары десятков ее разноразмерных соплеменниц. Меня щупали, тискали, дергали, пару раз сжали так, что чуть не придушили, и, не переставая верещать, называли прелестью, лисанькой, пусенькой и лапопулечкой.