Назад в СССР 2 (СИ) - Страница 52
Я стоял на набережной и смотрел на чаек. Поздней осенью и зимой в городе почти не остается приезжих.
Местные на побережье не очень любят чаек, несмотря на их природную красоту.
В сезон чайки жируют на остатках еды, которую оставляют за собой люди на пляжах. Нередко они могут внаглую подлетать и на лету выхватывать еду у зазевавшихся прохожих.
Люди сами приучили птиц к такому поведению. Кормить чаек Это одно из любимых удовольствий курортников. Бросает курортник кусок хлеба, чайки ловят его в воздухе. Некоторые деруться.
Местные проходили мимо с молчаливым осуждением.
Сколько не объясняй, что такая еду вредит и птице, и человеку, и портит местным жизнь — всё одно.
Курортники думали, что совершают благое дело и лучшем случае игнорировали замечания, в худшем огрызались.
Мало кто знает, как выглядит гнездо чайки. Мы плавали с мальчишками в детстве к скалам и рассматривали их жилища. Гнездо — это травинки и веточки хаотично накиданные и оставляющие впечатление ненадежной, беспорядочной, неустроенной лунки. Самцы и самки внешне мало различимы.
Сейчас чаек никто не подкармливал и им приходилось охотиться или ловить рыбу. А ведь чайки прекрасные рыболовы, а охотятся они на моллюсков и крабов.
Если чайке повезет и она выхватит крупного краба, то она поднимает его вверх и сбрасывает на камни с двадцатиметровой высоты, чтобы разбить панцирь и получить доступ к тому что внутри.
Чайка хорошо видит глубину. Она, как бы сканирует толщу воды, в которой на разной глубине плавает добыча.
Если чайка видит рыбу, когда парит над водой, то она зависает над ней. Чайка наблюдает рыбу, а она ее нет.
У взрослых птиц оперение головы, шеи, низа тела и хвоста полностью белое.
Верхняя часть туловища, включая мантию широкие крылья достигающие полутора метров в размахе, тёмно-серые или буровато-чёрные.
А светлое брюхо и внутренняя сторона крыльев у чайки белые, скрывают тело птицы от рыбы, на которую они охотятся.
Видимо рыба принимает их за небольшие облачка, парящие, там в совсем другом мире, над поверхностью моря.
Рыба не знает, что ее судьба предрешена. Есть место случайности, когда чайка может промахнуться, но такое случается редко.
Чайки очень рациональны. Они не тратят силы понапрасну. Все выверено и рассчитано. Даже когда море волнение, они безошибочно просчитывают действия и траектории добычи.
Калькулятор в голове у птицы все высчитал. Она моргает и покачивается на ветре.
А потом, повинуясь, только одну ей известному алгоритму понимает, что пришло время атаки. Чайка внезапно, складывает крылья и камнем падает вниз.
Она превращается в снаряд. Тело чайки вытягивается. Иногда перед самой поверхностью охотник расправляет крылья и тормозит, чтобы схватить рыбу у поверхности, иногда ныряет в воду.
Я наблюдал за процессом и думал о том, что КГБ так же как чайка парит и видит все, что происходит на глубине на том участке, где им выдалось охотиться.
Рыба иногда уходила, преступники иногда уходили. Но чаще охота и у тех и других заканчивалась успешно.
Самцы и самки чайки внешне почти неразличимы.
Мало кто знает, как выглядит гнездо чайки. Мы плавали с мальчишками в детстве к скалам и рассматривали их жилища.
Гнездо — это травинки и веточки хаотично накиданные и оставляющие впечатление ненадежной, беспорядочной, неустроенной лунки.
Интересно, а как был устроен быт среднестатистического рядового сотрудника КГБ, в советское время? О генералах речь не идет.
Рыба которую они ловили, чувствовала себя очень вольготно. Она хоть и пока стеснялась, подводные обитатели партийных аквариумов для своих уже не чувствовали себя равными среди народа.
Все начиналось с маленького. На первых порах они позволяли себе чуть больше, чем другим и считали, что заслужили это.
Не с этого ли всё начало скользить под откос? С модных виски и мальборо привезенных кем-то крутым из «загранки», слегка замутняющих кристальную чистоту помыслов.
Уже тогда, словно черви в спелом абрикосе, паскудные идеи общества потребления, пробивали себе дорогу в головах и душах «советской элиты», которая уже не являлась советской и ещё не являлась «элитой»
Внешне плод пока еще оставался привлекательно желтым или оранжевым. Но червоточина с черными точками навсегда оставляла свой след.
Фарш невозможно провернуть назад. Им хотелось все больше и больше отличаться от простых смертных. Гордыня и чванство.
Через пятнадцать минут, меня ждала аудиенция у моего партнера по шахматам, генерала, который пригласил меня на беседу.
Разговор с генералом оказался шокирующе откровенным.
Наше знакомство в больнице вообщем-то оказалось случайным, так же, как и моя встреча с Солдатенко в столовой.
Хотя теперь уже бывший заместитель председателя горисполкома узнал меня, как сына своего соперника сразу.
А вот госпитализация Солдатенко оказалась совсем не случайной. Он искал любую возможность выйти на генерала. Чувствуя, что ему нужны прочные связи не только по хозяйственнои и партийной линии, он пытался попасть на глаза.
Солдатенко прекрасно чувствовал себя в компании с начальником милиции города, но имел проблемы в прокуратуре с отцом Маши.
Он считал, что если заручится поддержкой в КГБ, то это уравновесит баланс сил.
— Но ему не удалось очаровать меня, как ты понимаешь. Я презираю подобную мразь, — говорил мне генерал, угощая меня на своей кухне чаем с терновым вареньем, — на фронте я с таким быстро бы разобрался.
— А сейчас?
— А сейчас нельзя. Последние десять лет при немощном Леониде Ильиче нам ничего нельзя.
— Я считал, что вы, ваша организация всесильны в Советском Союзе. И не только. Неужели вам, что-то нельзя, товарищ генерал?
— Если так пойдет дальше, то не станет Союза.
Его слова глубоко потрясли меня. Он понимает, что его слова окажутся пророческими?
— Как это не станет, товарищ генерал?
— Ты думаешь война закончилась? Нет дружок, сейчас просто перемирие.
— А кто наш враг, американцы? Немцы-то побеждены, вроде
— Врагов много. Но наш с тобой первый враг внутренний. Тот который хочет быть, как американец или как немец, или как француз, или британец. Кто хочет выглядеть, как американец, думать как американец, говорить как американец
— Ну это несерьезно, товарищ генерал, вы мне сейчас каких-то хиппи с расклешенными штанами описываете.
Генерал посмотрел на меня так, что мне захотелось провалиться сквозь землю.
— Ты пойми Максим, эти старые маразматики уже ни на то не способны. Им-то Союз, конечно, нужен дожить свой век уютно попердывая в свой плед и срывая аплодисменты во время глупейших речей с партийной трибуны. Так они себя чувствуют значимыми и любимыми.
— Ну не только им. Народу тоже нужен Союз.
— И нам с тобой Союз нужен. А вот таким, как Солдатенко он не нужен!
Я молча слушал его. Генерала успокаивало то, что он находил в моих глазах понимание.
— Растащат по своим углам страну, такие, как Солдатенко. Им все эти слова про Родину и совесть до лампочки. Пустой звук.
— Я тоже это чувствую. Его не сильно заботит положение в стране. Его интересут только деньги, и чтоб его зад был в тепле
— Они, пользуясь усталостью, безразличием народа, прикончат его росчерком пера в бане, собравшись вместе. Так же, как в свое время Золотая Орда распалась на улусы под влиянием слабости центральной власти и господства местных ханов, по такой же схеме развалится могучий Советский Союз.
— Может, люди одумаются не позволят?
— Их никто и спрашивать не будет. Если так пойдет, то он разломился по нарисованным искусственным границам, вопреки воле и интересам сотен миллионов населяющих его людей. Лет через десять-одиннадцать.
Я посмотрел на отрывной календарь, до развала СССР оставалось 11 лет.
— Но ведь есть такие люди как вы, ваше поколение у руля, товарищ генерал…