Наверху рушились города - Страница 5

Костя лежал и пытался вспомнить, из-за чего очутился в больнице. Дверь открылась, в палату вошла женщина с добрыми зелёными глазами. Костик почувствовал, как на несколько мгновений прекратило биться его сердце.

– Не рад меня видеть? – она нависла над пациентом. Пощупала ему лоб, проверила приборы в изголовье.

Костя смотрел на её редкие волосы, на новенький белый халат, на цепочку, видневшуюся на шее, и не мог сам для себя ответить, рад он или нет.

– Где я? – задал он вопрос, показавшийся резонным, если учитывать, что предпоследнее его воспоминание было о том, как он выезжал с рабочей парковки.

– В безопасности, – женщина что-то внимательно изучала на мониторе. – Скоро будешь как огурчик.

– А в безопасности это где? – Костя внимательно наблюдал за её мимикой. – Какая больница?

Женщина немного замешкалась, пытаясь за деятельностью скрыть неловкость. Она пощёлкала тумблеры на непонятном устройстве, немного прижала регулировочный зажим на капельнице.

– Это не больница, – наконец сказала она. – Отдохни. Завтра начнём с тобой лечебную физкультуру.

– Послушайте… – начал Костик.

– Отдохни, – настойчиво повторила женщина и положила ему прохладную ладонь на лоб. Это движение неожиданно возымело успокаивающий эффект. Костя даже закрыл глаза от удовольствия.

Скрипнула дверь. В палату вернулся старик. Прошёл к своему креслу и с кряхтением уселся. Взял учебник истории, но тот выпал из старческих непослушных пальцев. Звонко шлёпнулся обложкой на линолеум.

– Простите, – прошептал старик.

Костик видел, как тот нагнулся и поднял книгу. С удивлением заметил, что старик принялся читать без очков, хотя на вид ему было лет под семьдесят.

Глаза начали слипаться. Женщина стояла рядом и по-прежнему держала прохладную ладонь на лбу.

– Что хоть произошло? – заплетающимся языком поинтересовался Костя.

– Не знаю, – со вздохом призналась женщина. – И никто не знает, – добавила чуть тише.

Ночью умер один из соседей по палате. Костя проснулся от противного писка. Поначалу, сквозь сон, ему показалась, что рядом с кроватью пищит большущая мышь. В следующий миг Костик выбрался из объятий Морфея и понял, что разрывается один из приборов возле противоположной стены. Помимо писка он ещё и мигал, как новогодняя ёлка. На кресле встрепенулся старик, книга соскользнула с его колен и вновь шлёпнулась на линолеум. Он достаточно прытко для своего возраста вскочил и бросился к двери. Впотьмах да спросони не сразу нащупал ручку. Костик услышал его удаляющиеся шаркающие шаги.

Вскоре в палату заскочила женщина с зелёными глазами. Она щёлкнула выключателем, комнату залил яркий белый свет люминесцентных ламп. Её короткие русые волосы были всклокочены, на заспанном лице отпечатался след от подушки. Под наспех запахнутым халатом виднелось обнажённое тело. Костик с сонным равнодушием подумал, что неплохо бы узнать её имя. А ещё сказать, что у неё очень красивые глаза. В полусонном состоянии он наблюдал, как женщина и старик совершали какие-то манипуляции рядом с телом. Вроде делали непрямой массаж сердца, искусственное дыхание. Потом кто-то из них, наконец, отключил противное пищание и Костик уснул. Сквозь сон чувствовал, что чуть позже и возле него совершали какие-то манипуляции: пискнул прибор в изголовье, вытащили иглу из вены, грюкнуло судно.

Утром койка возле противоположной стены оказалась пуста. На смятых простынях ещё остался отпечаток человеческого тела и пота. Костик лежал, смотрел на пустующую койку, а в голове крутились невесёлые мысли, о том, что всё, совершённое тобой абсолютно бессмысленно. Когда-нибудь, обязательно, и тебя так же попытаются спасти и не спасут. Мир продолжит жить, будто и не было тебя никогда. Причём неважно, какой ты занимал пост, сколько у тебя было денег, сколько ты совершил добра, или даже зла. Миру на всё это глубоко плевать.

Костик чуть повернул голову и обнаружил на прикроватной тумбочке сложенную пижаму в чёрно-синюю полоску. Старика в кресле не оказалось. Костик поднялся. Кровь отхлынула от головы, перед глазами всё ненадолго почернело. Он немного посидел на кровати. Пошевелил пальцами на ногах. Худые бёдра показались смешными. Из открытого окна доносилось многоголосое чирикание воробьёв. Пахло лесом.

Вначале Костик натянул футболку. Ткань приятно прилегала к телу. Затем опустил ноги на прохладный линолеум. Опираясь копчиком на кушетку, надел штаны. Заодно разглядел человека на соседней койке. Мужчина лет пятидесяти с правильными чертами лица и копной седых волос.

Костик сел на койке. Уже подумывал лечь, когда скрипнула дверь. В палату, с подносом, вошёл старик. Сегодня он выглядел бодро, словно и не было ночью пробуждения. Костя ещё раз взглянул на пустую койку.

– Ешь, задохлик, – старик поставил поднос рядом с Костиком. – Вкусно, – похвалил он. – Сам только что уплёл три таких миски.

На маленьком красном подносе стояла тарелка с супом. Завёрнутая в салфетку лежала ложка. Одурманивающий запах опьянил. Только теперь Костя понял, насколько же он голоден. Хотелось схватить тарелку и залпом её осушить. Он даже попытался так сделать, но старик придержал его руки.

– Не спеши, торопыга, – усмехнулся он. – Никто у тебя не заберёт. Надо – ещё принесу, только не устраивай мне дополнительной работы, не заставляй после твоей жрачки убирать здесь всё.

Костик почувствовал, что краснеет. Взялся за поднос, примостил его на колени. Развернул ложку, салфетку отложил на край подноса. Старик уселся в кресло. Взял учебник истории, но открывать его не спешил. Наблюдал за Костиком.

Суп оказался божественным. Уже через пять минут пустая тарелка стояла на подносе. Костя вытер рот салфеткой. Сквозь тонкую бумагу почувствовал ощутимо отросшую бороду.

– Ни фига себе! – пощупал он собственный подбородок и шею. В шелковистых волосах ладонь утопала, усы щекотали нос. Бывший редактор никогда не отращивал себе такой растительности на лице.

– А ты думал столько валяться, – хмыкнул старик. – Тебя как звать-то, дикобраз?

– Константин.

– А меня можешь Фёдорычем называть. Меня здесь все так кличут, – произнёс старик с какой-то гордостью.

– А «здесь» это где? – Костик погладил заурчавший живот. Блаженное тепло разлилось по телу. Во рту осталось приятное послевкусие.

– В Бору. Сосновом.

– А разве в Сосновом Бору есть больница? – Костик приподнял левую бровь.

– А мы и не в больнице, а в лагере выживших.

– А можно с этого места поподробнее?

После еды новости подобного толка показались не такими и страшными. Так всегда, когда ты сыт, а за окном не стреляют, то кажется, что все сыты и счастливы.

– Поподробнее с тобой Пётр Валерьевич поговорит. Он здесь со всеми очнувшимися проводит… как бы это сказать… вступительную беседу. Назначает место, фронт работ. В общем, он тут главный.

– Скажите мне, хоть что произошло, – попросил Костик.

– А я почём знаю? – пожал плечами Фёдорыч. – Ляг, полежи. Сил наберись. Скоро они тебе понадобятся.

Костик хотел сказать, что его пугают заявления подобного рода, но в последний момент передумал. Он переставил поднос на пустующую прикроватную тумбочку и, по совету старика, лёг. Смотрел в потолок, оклеенный обоями с розовыми цветочками, и ни о чём не думал.

Сколько прошло времени, он бы не решился сказать. Скрипнула дверь и в комнату вошла женщина с зелёными глазами, под которыми сегодня набухли мешки. Она в первую очередь подошла к очнувшемуся пациенту.

– Привет, – устало улыбнулась.

– Доброе утро, – посмотрел на неё Костик. Вспомнил, что хотел узнать, как её имя. – А как вас зовут?

– Марина. И можно на «ты».

– Хорошо, – Костя смотрел в её зелёные глаза и не мог оторваться. Даже неловко стало. Он никогда не видел такой красивой радужки. Казалось, она сделана из самого дорогого изумруда.

– Идти сможешь? – Марина приложила прохладную ладонь к его лбу.