Навечно моя (ЛП) - Страница 2

— Да, да, я знаю, братан. Я не собираюсь ничего делать. Просто присмотрю за ней, пока ты не протрезвеешь. Все в порядке?

Блейк коротко кивнул, прежде чем его глаза затрепетали. Когда они закрылись, я поставил мусорное ведро рядом с его кроватью, а затем бутылку воды с парой обезболивающих на прикроватный столик. К тому времени, когда я вышел из комнаты и закрыл дверь он уже храпел.

Когда я подошел, Ларами была на кухне, наполняя чайник водой. Она поставила керамический горшочек на плиту и увеличила огонь, развернувшись, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, когда я опустился на один из табуретов. Кухня была просторной, с открытой планировкой, как и весь остальной дом. Моим любимым местом был "укромный уголок", где мы ели большую часть наших блюд вместе, шутя, что мы втроем всегда неразлучны как палочки и эскимо.

Мы выросли вместе, а это означало, что Ларами и Блейк были для меня семьей. Единственной, которая у меня была. Мой отец бросил мою мать вскоре после моего рождения, и она влюбилась в бутылку в последующие одинокие ночи. Пьяная почти каждый вечер, она забывала покормить меня больше раз, чем я мог сосчитать. Когда однажды в пятницу мама Блейка и Ларами пришла проведать меня, она заметила, что я грязный, голодный и простуженный.

Мне было всего семь. Это была последняя ночь, которую я провел со своей матерью. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как я переехал жить к Купманам. Десять с тех пор, как она удосужилась позвонить или заскочить меня проведать. Я понятия не имел, жива ли она еще, и мне было на хрен все равно. Она повернулась ко мне окончательно спиной, когда мне стукнуло двенадцать. К черту ее.

Купманы приняли и полюбили меня, как будто я был одним из них. Я был должен им больше, чем когда-либо смогу вернуть. Даже по сей день я все еще жалел, что не могу сделать что-нибудь, чтобы доказать свою благодарность.

Столешница была чистой и почти сверкала, когда мой взгляд упал на гладкую гранитную поверхность передо мной. Открытая книга лежала лицом к столу, и я прочел на открытом корешке. «Преследуемый волк», таково было название. Что, черт возьми, это такое? Неужели она узнала о притоне разврата из какого-то любовного романа? Покачав головой, я вздернул подбородок и не смог скрыть своего веселья.

— Так вот как ты проводишь свое свободное время? — Спросил я, беря книгу, чтобы прочитать отрывок вслух. — «Я начал медленно двигаться, покачивая бедрами в нежном ритме, чтобы она могла приспособиться к этим ощущениям. Каждая унция самообладания, которой я обладал, была потрачена на то, чтобы удержаться от того, чтобы трахнуть ее, как дикий зверь. Она была тугой, влажной и абсолютно идеальной. Моя свободная рука блуждала по изгибу ее бедра, и я не мог насытиться ощущением ее подтянутого тела и плоти под моей ладонью».

Ни хуя себе.

— Отдай мне это! — Взвизгнула она, протягивая руку, когда я высоко поднял руку, убирая книгу подальше от ее хватки.

— Что, черт возьми, я только что прочитал, Лара?

Она покраснела и вскочила, чтобы схватить книгу.

— Ронин!

— Ты маленькая грязная развратница, не так ли? — Спросил я, наслаждаясь румянцем, окрасившим ее щеки. — А я-то думал, что ты невинная и милая.

Она вздохнула, отворачиваясь от меня, тогда я бросил книгу на прилавок, а затем схватил ее за руку, притягивая ближе к своей груди. Ее спина прижалась к моему животу, моя рука скользнула по ее животу и удержала ее там. Все влечение, которое я испытывал, внезапно показалось мне слишком диким, чтобы его сдерживать.

Грудь Ларами быстро поднималась и опускалась, она тяжело дышала, откинув голову назад, когда я наклонился и прошептал ей на ухо:

— Ты думаешь обо мне, когда читаешь эти истории, Лара? Ты представляешь мое лицо и мой голос, когда просовываешь свой пальчик в трусики и спускаешься к клитору, воплощая свои фантазии?

Мой голос понизился до гортанного, соблазнительного тона, и я знал, что это неправильно. Мне не следовало так с ней разговаривать после того, как я пообещал Блейку. Она была слишком соблазнительна, и пройдет еще два года, прежде чем она станет легальной. Между нами было всего три года разницы, но закон воспринял бы это иначе.

Ее резкий вдох был единственным ответом.

Моя рука скользнула на несколько дюймов ниже, и я чуть не застонал, когда почувствовал жар ее тела сквозь тонкий материал леггинсов. Под эластичный пояс было бы так легко проскользнуть, и тогда я наконец смог бы прикоснуться к ней так, как мне хотелось.

— Если я проникну внутрь, обнаружу ли я, что ты влажная для меня, детка?

Она застонала, когда моя свободная рука скользнула под ее футболку, а затем под резинку на талии. Материал был эластичным и вообще не имел никаких барьеров, как я и предполагал. Кончики моих пальцев медленно скользнули ниже, пока не заскользили по шелковистой, обнаженной коже ее холмика.

— Ты хочешь, чтобы я остановился? — Спросил я, борясь с желанием развернуть ее к себе лицом. Если бы я это сделал, я бы поцеловал ее, и тогда ситуация быстро бы обострилась. По крайней мере, так я мог доставить ей удовольствие, не боясь потерять контроль. — Скажи мне, Лара.

— Ронин, — выдохнула она, содрогнувшись, — не надо.

— Не надо? — Спросил я, высвобождая свою руку.

Она остановила меня, схватив за запястье.

— Не останавливайся. Чего бы ты ни захотел, я твоя.

— Это опасные слова, малышка Лара, — прорычал я, возбужденный больше, чем когда-либо за долгое время. — Блейк надерет мне задницу.

— Ему не нужно знать, что ты прикасался ко мне сегодня вечером.

Только сегодня вечером?

Должно быть, она почувствовала мой невысказанный вопрос.

— Одна ночь. Здесь только ты и я. Прикоснись ко мне, Ронин. Я хочу, чтобы ты заставил меня почувствовать себя живой.

Живым. Вот что она заставляла меня чувствовать. Как будто я был разрядом электричества по проводу, танцующим в волнах эйфории, которые скользили по моему телу. Лара была опьяняющей, как раскат грома, прекрасной, как удар молнии.

— Раздвинь бедра, — хрипло приказал я, наслаждаясь тем, что она подчинилась без колебаний.

Два пальца скользнули в ее щель, и я застонал, когда почувствовал ее влагу, покрывающую ее скользкий вход. Осторожно я ввел в нее оба пальца и начал медленно поглаживать их внутрь и наружу, тяжело дыша ей в ухо, чтобы она могла слышать, что она со мной делает.

— Ты такая мокрая, детка. Такая тугая. Ты пососешь мои пальцы, как хорошая девочка.

— Ронин, — выдохнула она, медленно покачивая бедрами в такт моим движениям и громко выдыхая.

— Как это ощущается? — Спросил я, поворачивая руку так, чтобы мой большой палец мог одновременно обводить ее клитор. — Чувствуешь, эту вязкую, маленькую струйку, вытекающую из твоей киски? Тебе это нравится, не так ли?

Что-то неразборчивое слетело с ее губ.

— Я тебя не слышу, детка. Ты должна сказать мне, — пробормотал я, медленно целуя ее в ушную раковину.

— Ронин, о… — выпалила она, слегка дернувшись, когда я увеличил давление и темп.

— Ты собираешься кончить? Намочишь эти трусики специально только для меня?

Она кивнула, и я лизнул ее в шею, не в силах удержаться от того, чтобы покачать бедрами в ответ.

Звуки, которые мы оба издавали, были настолько эротичными, что я был уверен, что кончу в штаны еще до того, как это закончится. Мы должны были осознавать, что нас окружает, тот факт, что Блейк может застукать нас или ее родители могут вернуться домой и обнаружить мою руку у нее в штанах. Блядь. Я все равно собирался сорвать их с нее и нырнуть в воду лицом вперед.

Момент между нами достиг своего пика, и она сильно дернулась, выкрикивая мое имя самыми сладкими губами. Ее бедра колыхались, когда она сжала мою руку и выплеснула свое удовольствие, откинувшись на мою грудь, когда я высвободил свою руку. Не в силах сопротивляться, я поднял пальцы и слизал с них сливки, полностью пристрастившись к ее вкусу в течение нескольких секунд.