Nautilus Pompilius - Страница 6
С тех пор Бутусов с Кормильцевым стали гораздо друг к другу ближе. Но оба всегда и со вниманием прислушиваются к словам Шевчука.
Завершилась эта история значительно позже, в 1988-м, на сочинской набережной, где после гастрольного концерта прогуливались в полумраке и по обыкновению спорили Бутусов и Белкин. Егор, следует заметить, относился к “Делону” давно и плохо, а с некоторых пор вел совершенно разнузданную “антиделоновскую” агитацию, сводившуюся к требованию “подзаборных песен не исполнять”. Слава все не соглашался, и надо же такому случиться, чтобы в районе гостиницы “Ленинград” из кустов донесся нестройный, невпопадный юношеский хор, в добрых дворовых традициях поминавший под расстроенную гитару известного французского киноактера.
– Слышал? – возопил ликующий Белкин.
Слава промолчал. Но больше про “Алена Делона” уже никто и ничего из его уст не слыхал. А жаль.
Однако вернемся к исторической реальности: альбом все-таки записали, и “Наутилус Помпилиус” явился в свет собранно, мелодично, пусть даже слегка выпивши. Важнее всего в тот момент для ребят было перейти из разряда рок-н-ролльных друзей в разряд собственно рок-н-ролльщиков.
К тому времени достаточно уже знаменитый “свердловский рок” в реальности представлял собой замкнутую группу человек из десяти, между собою задолго и накрепко переругавшихся. С одной стороны, друг друга они терпеть не могли, с другой – новичков в свой гадюшник старались не допускать. Что ни говори, а дело не только в амбициях: время стояло позднесоциалистическое, полувоенное, чувство опасности распространялось на всех, даже на близких друзей. В мае 1985-го уже вяло дул “апрельский ветер перемен”, а в Уфе газетные статьи приговаривали Юру Шевчука чуть ли не к расстрелу...
Рокеры могли с тобой дружить, пить, разговоры разговаривать, но всегда существовала некая корпоративная грань, переступить которую не удавалось почти никому. Над наусами, которых все знали еще со времен рок-семинаров, зависла некая неопределенность: “Невидимкой” “махры” готовы были даже восхищаться, но авторов все еще пытались при встрече милостиво по головке погладить. Но был ход: старые супергруппы дружно приказали долго жить и о себе вспоминать, начиналась “эпоха сольников”. Тут “махры” готовы были с наусами посотрудничать, но на вторых – для “Hay” – ролях. Слава с Димой, которым юношеской гордыни в те времена было тоже не занимать, мудро стерпели. Они пошли в “наймиты”.
Уже в мае 1985-го они в качестве сессионных музыкантов работают в проекте Жени Димова, бывшего руководителя и барабанщика группы “Трек”, записывают с ним ультраметаллический альбом под названием “Мост”. Чуть позже, в июне–июле, тоже в качестве сессионников работают над записью альбома Егора Белкина “Около радио”. Там же, во время перерыва, всем “Наутилусом” записывают с Настей Полевой Славину песню “Клипсо-Калипсо”, записывают просто так, чтобы Насте помочь. В августе помогают Пантыкину записать музыку к спектаклю Свердловского ТЮЗа “Три пишем, два в уме”; это, кстати, одна из самых смешных их записей, пели песни Андрея Макаревича “в оригинальной упаковке”, веселились до упаду.
Но и в рамках “Hay” двигались вперед: чуть не каждый день – репетиции, 1 июня состоялись первые гастроли в Челябинске, там играли в каком-то заводоуправлении с Настей в роли вокалистки, но без Шевчука, который обещал приехать и не смог.
В результате к осени неожиданно для “махров” оказалось, что “Hay” – “в доску свои”. Результат, кстати, замечательный, тому же “ЧайФу” потребовалось еще почти полтора года на то, чтобы “войти в топ”. Уже в середине октября вполне серьезно обсуждается перспектива совместных концертов с “Урфином Джюсом”, в тот же день вечером в обкоме ВЛКСМ разбирались программы трех групп: “УД”, “Hay” и “Флага”. И после длительного разговора – вердикт: все три группы допущены к фестивалю! Сейчас трудно сказать, к какому именно из несостоявшихся фестивалей, но определенно следующее: на внешнем – пусть внутрисвердловском – фронте “Hay” одержали победу. На фронте внутреннем дела шли иначе.
1985-й двигался к концу на всех парах, то есть на нервах. К осени наусы не на шутку дергались: над группой висела странная неопределенность. Все вокруг будто бы оживало, в городе наметились кое-какие подвижки с рок-клубом, в воздухе, если не считать исчезнувшего алкоголя, витало ощущение послаблений; “Наутилус” топтался на месте в судорожных попытках обрести собственное лицо. Которое почему-то не обреталось. Сотрудничество с Настей, общей любимицей, ни к чему определенному не привело и понемногу сходило на нет. Успели, правда, записать по случаю Славину песню “Белые волки”, Настя пела, подпевала трогательным голоском очаровательная Славина дочка, шестилетняя Анечка, дальше не пошло.
26 октября состоялся первый “настоящий” концерт “Наутилуса” в Свердловске, в ДК МЖК. Пифа, Настя, Слава, Дима. Затеял его Володя Шахрин, в те времена депутат райсовета и строитель собственной квартиры в рамках “молодежных движений”. Концерт был подпольный, то есть знали о нем все кто ни попадя; при входе случилась давка, каждый второй проходил, называя фамилию Пантыкина, отчего самого Сан Саныча организаторы впускать отказались. Звук был плохой, свистело, музыканты начали бодро, но скоро скисли. Выступление вышло сырым, непродуманным... Зал орал, хлопал, свистел... Ушли с импровизированной сцены разбитыми, потом долго пили и огорчались.
Шахрину, кстати, данная инициатива чуть не стоила честно заработанной квартиры: ответные меры не замедлили разразиться, и решено было Шахрину, как виновнику безобразия и вообще человеку, для руководства МЖК неудобному, в выдаче квартиры отказать. Заминали скандал силами будущего рок-клуба, Дима со Славой беспомощно ругались, Коля Грахов ходил в обком то ли партии, то ли комсомола. Кое-как утряслось.
В последних числах ноября была предпринята последняя, отчаянная во всех отношениях акция: запись нового альбома. Устроились у Славы дома, но дело не пошло: вещи были новые, да получались по-старому, по-невидимковски. То есть хуже. Слава нервничал, Дима то веселился, то ругался. Дошло до того, что в “Нес и не донес” Слава никак не мог придумать гитарную партию, остальные считали, что она совсем не нужна, в конце концов записали без Славы, пока он спал. Проснулся и, разумеется, разозлился. Вылилось все в ссору со звукооператорами.
Чтобы спасти положение, позвали Андрея Макарова, тогда он и стал “своим” звукарем группы; альбом дописали, но после долгих обсуждений решили не выпускать. И только почти годом позже стало ясно, что решение это было мудрым: чтобы прийти к “Разлуке”, нужно было новое дыхание.
А в стране творились странности, в рок-порядках происходила судорожная, пока невнятная активность, все говорили о переменах, комсомольское и околокультурное начальство вдруг сделалось вежливым: хотя и не стало еще явно заигрывать “со всякой шпаной”, однако разрешило некоторые собрания и разговоры о роли рок-музыки в деле воспитания подрастающего поколения. Каждую неделю шли бурные заседания полуразрешенного рок-клуба, на которых наусы выполняли главным образом функцию увеселительную. А то вдруг являлся на собрание чайфовец Вовка Бегунов, чем вызывал панику среди новичков: приходил в рабочей одежде, а работал он милиционером...
Как-то Бутусов шел на собрание, а у входа в ДК Свердлова стоял “синий коробок”. И рявкнуло из динамика: “Гражданин Бутусов, подойдите к машине!” Слава на подгибающихся ногах кое-как до машины доковылял и только там понял, что внутри сидит тот же Бегунов. По причине душевного потрясения Бутусова пришлось портвейном чуть ли не на месте отпаивать... Так кончался год, весело.