Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус - Страница 74
Конечно, зачастую это действительно так. Многое зависит от контекста и намерений. В четвертой главе «Науки Плоского мира» мы назвали эту полезную неправду и полуправду «ложью для детей». Не стоит путать ее с менее доброжелательной «ложью для взрослых», иногда также называемой «политикой». Ложь для взрослых строится с явным намерением сокрытия намерений и введения в заблуждение. Некоторые газеты с успехом печатают ложь для взрослых, а другие хоть и стараются изо всех сил, но у них получается лишь ложь для детей на языке взрослых.
В двадцать пятом романе о Плоском мире, который называется «Правда», на Диск приходит журналистика в лице Вильяма де Словва. Его карьера начинается с ежемесячной новостной рассылки для видных плоскомирских деятелей. Обычная ее цена составляла пять долларов, но один иностранец платил за нее полтелеги фиг два раза в год. Де Словво пишет одно письмо и платит граверу Резнику с улицы Искусных Умельцев, чтобы тот изготовил из него гравюру, а затем печатает с нее пять копий. Так, с малого, когда у де Словва развилась способность вынюхивать истории, а гномы изобрели подвижную литеру, и был запущен первый в Анк-Морпорке новостной листок. Ходят слухи, что гномы придумали, как превращать свинец в золото, – и, учитывая, что литера сделана из свинца, это в некотором смысле можно назвать правдой.
Главная журналистская линия романа повествует о битве за тиражи между «Анк-Морпоркской Правдой» («ИСТИНА СДЕЛАЕТ ВАС СВОБОДНЫМИ») и «Анк-Морпорк ИНФО» («НОВОСТИ – ЭТО НАША ПРОХВЕССИЯ»). «Правда» представляет собой престижный широкоформатный новостной листок, выходивший с заголовками вроде «Патриций нападает на секретаря с ножом (Нож был у патриция, а не у секретаря)» и проверявший факты перед тем, как пускать их в печать. «ИНФО» же – бульварная газетенка с заголовками типа «ЭЛЬФЫ ПОХИТИЛИ МОЕГО МУЖА!», которая экономила на историях, придумывая их самостоятельно. В итоге она может обойти своего престижного конкурента благодаря более низкой цене и более интересным историям. Но в конце концов «Правда» торжествует над дешевой бессмыслицей, а де Словво узнает у своего издателя Сахариссы фундаментальный принцип журналистики:
– Взгляни на происходящее с другой стороны, – посоветовала Сахарисса, открывая в своем блокноте чистую страницу. – Некоторые люди – герои. А некоторые только пишут о героях.
– Да, и все же…
Сахарисса подняла голову и улыбнулась ему.
– Но иногда это один и тот же человек.
На этот раз голову опустил Вильям. Из скромности.
– И ты считаешь, что это действительно так? Что это правда?
Она пожала плечами.
– Правда ли это? Кто знает? Но мы работаем в новостном листке. А значит, до завтрашнего дня это – правда[78].
Ложь для детей – даже напечатанная в широкоформатном новостном листке, – как правило, безобидна и полезна, и даже если это не так, она имеет положительные намерения. Ее цель – проложить тропу, которая в итоге приведет к более сложной лжи для детей, отражающей сложности реальной жизни. Мы изучаем науки, искусство, историю и экономику посредством тщательно продуманной лжи. Историй, если вам так больше нравится… Впрочем, мы уже отметили, что истории – это ложь.
Учитель естествознания объясняет цвета радуги преломлением лучей, но игнорирует ее форму и расположение цветов. Хотя если вдуматься, это еще более интересная загадка, и нам еще сильнее хочется узнать, почему радуга выглядит именно таким образом. Здесь дело не просто в каплях, принимающих призматическую форму. Возможно, позже мы откроем новый уровень лжи и станем показывать детям изящную геометрию лучей света, проходящих сквозь сферическую каплю, преломляющихся, отражающихся и преломляющихся обратно так, что каждый цвет при этом фокусируется под слегка иным углом. Позже мы вам объясним, что свет вообще состоит не из лучей, а из электромагнитных волн. В университете мы учим студентов, что эти волны на самом деле никакие не волны, а крошечные квантовые волновые пакеты – фотоны. Только вот понятие «волновой пакет», используемое в учебниках, не совсем точно… И так далее. Таковы все наши представления о природе – ни одно из них не отражает Истинной реальности.
Глава 27
Нехватка Шекспира
Волшебники никогда не знали наверняка, где находятся в тот или иной момент, – ведь это была не их история. А названия история получает только потом: Эпоха Просвещения, Великая депрессия. Впрочем, это не означает, что люди не могли впадать в депрессию от окружающего их просвещения или находиться в приподнятом настроении в мрачные времена. Периоды также называли в честь королей, будто вся страна характеризовалась тираном с каменным лицом, который злым умыслом прорвался к власти, и будто люди только и говорили: «Ура, правление династии Чичестеров, время раскола веры и непрерывных конфликтов с Бельгией, подошло к концу, и теперь мы предвкушаем эпоху Лутонов – период экспансий и улучшения образования! Пахота больших полей отныне станет более интересным занятием!»
Волшебники договорились называть время, в которое прибыли, буквой D и теперь сидели в нем. Некоторые из них к этому моменту успели хорошо загореть.
Они снова заняли библиотеку Ди.
– Похоже, первый пункт себя вполне оправдал, джентльмены, – объявил Думминг. – Теперь этот мир гораздо ярче. Очевидно, мы… э-э… помогли эльфам в эволюции существ, которых я рискнул назвать Homo narrans, или «человек рассказывающий».
– Но они все ведут религиозные войны, – заметил декан. – И вывешивают головы на пиках.
– Да, но теперь у них на то более интересные причины, – возразил Думминг. – Это же люди. Воображение есть воображение. Оно применимо ко всему. Как для поразительных произведений искусства, так и для ужасных пыточных инструментов. Как называлась та страна, где у профессора современного руносложения случилось пищевое отравление?
– Кажется, Италия, – ответил Ринсвинд. – Все остальные ели спагетти.
– Так вот, там полно церквей, войн, ужасов, но там же собраны самые выдающиеся шедевры. Они лучше, чем те, что у нас дома. Мы должны этим гордиться, джентльмены.
– Но когда мы показали им ту книгу с цветными картинками, которую библиотекарь нашел в Б-пространстве, про великие шедевры… – пробормотал заведующий кафедрой беспредметных изысканий, словно ему пришла какая-то мысль, но не мог ее как следует выразить.
– Тогда что? – спросил Чудакулли.
– …ну, это же было не совсем жульничество, правда?
– Разумеется, нет, – ответил аркканцлер. – Они все равно должны были где-то это нарисовать. В каком-нибудь другом измерении или в другом кванте. Ну, там, параллельные возможности или что-то вроде того. Это неважно. Все движется по кругу, а потом случается здесь.
– А по-моему, мы слишком многое рассказали тому крупному парню с залысиной, – сказал декан. – Ну, художнику, помните? Может, это двойник Леонарда Щеботанского? Тоже с бородой и хорошо поет. Зря вы ему проговорились о летающей машине Леонарда.
– Да он столько всего уже накорябал, что никто и внимания не обратит, – ответил Чудакулли. – И вообще, кто будет помнить художника, который даже улыбку не может нарисовать как следует? Суть в том, джентльмены, что фантастическое и… э-э… практическое изображение идут рука об руку. Одно ведет к другому, и их нельзя разделить при помощи какого-нибудь большого рычага. Прежде чем что-то сделать, сначала нужно представить это у себя в голове.
– Но эльфы по-прежнему здесь, – заметил профессор современного руносложения. – Все, чего мы добились, – это выполнили за них работу лучше, чем они сделали бы это сами. Я не вижу, какой в этом смысл!
– А это уже пункт номер два, – сказал Думминг. – Ринсвинд?
– Что?
– Ты хотел рассказать нам о втором пункте, помнишь? Кажется, ты говорил, что хочешь привести этот мир в порядок.