Научно-фантастические рассказы американских писателей - Страница 71

— Вам не заполучить моего Джима, нет, ни за что!

Вдруг снова как нельзя некстати раздался голос незнакомого мальчугана, сидевшего на горке, так высоко, что в сумерках он был почти неразличим, — мальчугана, в котором Андерхилу снова почудилось что-то знакомое. Приветливо махнув рукой, мальчик крикнул:

— Хэлло, Чарли!..

Андерхил остановился, притих и маленький Джим.

— До скорого свидания, Чарли!..

Лицо мальчика внезапно напомнило Андерхилу Томаса Маршалла, его прежнего сослуживца. Он жил всего лишь в одном квартале от Андерхила, но не виделись они уже несколько лет.

— До скорого свидания, Чарли!

“До скорого свидания? До скорого? Что за чушь говорит этот мальчишка!”

— А я тебя знаю, Чарли! — снова крикнул мальчик. — Хэлло!

— Что?! — мистер Андерхил даже поперхнулся от неожиданности.

— До завтрашнего вечера, Чарли. Э-эй! — и мальчик ринулся вниз. Вот он уже на земле, у подножия горки, с лицом белым как мел, а через него, падая и кувыркаясь, стремглав летят другие.

Ошеломленный мистер Андерхил замер на месте. Но маленький Джим снова захныкал, и мистер Андерхил, таща за руку упирающегося сына, провожаемый немигающими взглядами лисьих морд, устремленными через решетку, поспешил домой, остро чувствуя в воздухе холодок осени.

На следующий день, пораньше закончив дела в конторе, мистер Андерхил с трехчасовым поездом вернулся домой. В три двадцать семь он был уже в Грин-Тауне и вполне мог позволить себе насладиться теплом последних коротких и неярких лучей осеннего солнца. “Странно, как в один прекрасный день вдруг наступает осень, — думал он. — Вчера еще было лето, а сегодня ты уже в этом не уверен. То ли изменилось что-то в воздухе, то ли иным стало благоухание полей? Или просто старость, засевшая в костях, в один прекрасный вечер проникает в кровь, а потом и в сердце, и ты чувствуешь ее холодящее дыхание. Вот и еще год, еще один год, ушедший безвозвратно. Не это ли?”

Он шел мимо детской площадки и думал о будущем. Кажется, ни в одно время года человек не строит столько планов, как осенью Должно быть, причиной этому — вид умирающей природы. Человек и сам начинает думать о смерти и невольно припоминает все, чего не успел еще сделать. Итак, решено. Джиму нужен репетитор. Его сын не должен попасть в одну из этих ужасных школ. Правда, это отразится на его скромных сбережениях, но зато ничто не омрачит детства Джима, Они с сестрой сами будут подбирать ему друзей. Задиры, драчуны, лишь только они посмеют коснуться Джима, будут немедленно изгнаны прочь… А чго касается детской площадки, то, разумеется, о ней не может быть и речи.

— Здравствуй, Чарльз.

Мистер Андерхил быстро поднял голову. У чугунных ворот детской площадки стояла его сестра Кэрол. Она назвала его Чарльз вместо обычного Чарли — и он сразу заметил это. Значит, вчерашняя размолвка не была еще забыта.

— Почему ты здесь, Кэрол?

Она виновато покраснела и бросила взгляд за решетку парка.

— Нет, не может быть!.. — воскликнул мистер Андерхил, и его встревоженный, ищущий взгляд остановился на ораве дерущихся, куда-то мчащихся, визжащих детей. — Ты хочешь сказать, что…

Сестра посмотрела на него с еле заметным любопытством и кивнула головой.

— Я думала, что если отведу его пораньше…

— …то, вернувшись в обычное время, я ничего не узнаю об этом? Ты это хотела сказать, да?

Да, она именно это хотела сказать.

— Боже мой, Кэрол, где же он?

— Я сама только что пришла посмотреть, как он себя здесь чувствует.

— Неужели ты бросила его здесь одного? На весь день!..

— Нет, всего на несколько минут, пока я делала покупки…

— Ты оставила его здесь? Боже милосердный! — Андерхил схватил ее за руку, — Идем! Надо немедленно же забрать его отсюда.

Они оба посмотрели туда, где за оградой, словно преследуемые кем-то, носились мальчишки, девчонки отчаянно царапались и хлестали друг друга по щекам, а от одной из кучек ссорящейся и дерущейся детворы вдруг отделилась маленькая фигурка и понеслась куда-то, сшибая всех на пути.

— Он там, среди них, я знаю! — воскликнул в отчаянии мистер Андерхил, и в то же мгновение они увидели Джима. С воплем и плачем он мчался через лужайку, преследуемый несколькими сорванцами. Вот он упал, поднялся, снова упал, не переставая издавать дикие вопли, а его преследователи хладнокровно обстреливали его из духовых ружей.

— Я заткну эти проклятые ружья им в глотки! — разъярился мистер Андерхил. — Сюда, Джим! Сюда.

Джим устремился к воротам, на голос отца, и тот подхватил его на лету, словно брошенный кем-то узел с мокрой и грязной одеждой. У мальчика текла кровь из носа, штанишки были изодраны в клочья, и весь он с головы до ног был измазан грязью.

— Вот тебе твоя площадка! — сказал мистер Андерхил сестре и, опустившись на колени, прижал к себе сына. — Вот твои милые невинные малютки из хороших семей. Да это же настоящие маленькие фашисты! Если я еще раз увижу своего сына здесь, скандала не миновать! Идем, Джим. А вы, маленькие ублюдки, марш отсюда! — прикрикнул он на детей.

— Мы ничего не сделали, — хором ответили дети.

— Боже мой, куда мы идем! — патетически воскликнул мистер Андерхил.

— Хэлло, Чарли! — вдруг снова услышал он знакомый голос. Опять этот мальчишка! Он отделился от группы детей и, улыбаясь, небрежно помахал мистеру Андерхилу рукой.

— Кто это? — спросила Кэрол.

— Откуда я, черт побери, знаю! — в сердцах воскликнул мистер Андерхил.

— До свидания, Чарли. До скорого свидания, — крикнул мальчик и исчез.

Подхватив сына на руки и взяв за локоть сестру, мистер Андерхил направился домой.

— Отпусти мой локоть, — промолвила Кэрол.

Ложась спать, мистер Андерхил буквально дрожал от гнева. Чтобы успокоиться, он выпил кофе, но это не помогло. Он готов был размозжить головы этим отвратительным сорванцам; да, да, именно отвратительным, с дьявольски хищными лисьими мордами. Сколько хитрости, злобы, коварства, бессердечия запечатлелось на них! Во имя всего прекрасного, что существует еще на свете, — кто оно, это новое поколение? Банда головорезов, висельников, громил, молодая поросль кровожадных кретинов и истязателей, в кровь которых уже проник страшный яд безнадзорности? Мистер Андерхил беспокойно ворочался в постели. Наконец он встал и закурил папиросу. Но и это не помогало. Вернувшись домой, они с Кэрол сильно поссорились. Они некрасиво кричали друг на друга, подобно павлинам, дерущимся в прериях, где приличия и условности были бы смешной и нелепой причудой. Теперь ему было стыдно за свою невыдержанность. Нельзя отвечать грубостью на грубость, если ты настоящий джентльмен. Он хотел спокойно поговорить с ней, но Кэрол не дала ему. Черт возьми! Она решила сунуть мальчишку в эту чудовищную машину, чтобы она раздавила его. Она хотела, чтобы поскорее поставили на нем штамп, номер, чтобы побои и пинки сопровождали его от детской площадки и детского сада до самых дверей школы и университета, а потом даже и там. Если Джиму повезет, то в университете истязание и жестокость примут более утонченные формы, не будет крови и слюны, они останутся по ту сторону детства, и у Джима к годам его зрелости появится бог весть какой взгляд на жизнь, может, он сам захочет стать волком среди волков, псом среди псов, дьяволом среди дьяволов. Однако зла в мире слишком много и без этого, больше, чем следует. Мысль о десяти-пятнадцати годах мучений, которые предстоит перенести Джиму, заставила мистера Андерхила содрогнуться. Он чувствовал, как хлещут, жгут, молотят кулаками его собственное тело, как выворачивают суставы, как избивают и терзают его. Он содрогался, он чувствовал себя медузой, брошенной в камнедробилку. Джим не выдержит этого, он слишком хрупок, он слишком слаб!

Все эти мысли лихорадочно проносились в голове мистера Андерхила, пока он шагал по комнатам спящего дома. Он думал о себе, о сыне, о детской площадке и о том гнетущем чувстве страха, которое не покидало его. Казалось, не было вопроса, который он не задал бы себе мысленно, не переворошил бы и не обдумал.