Научная фантастика. Возрождение - Страница 166

Лвов слышала неровное, хриплое дыхание женщины.

— Слушай, Лвов, я знаю, ты боишься, но если будешь докучать мне глупыми вопросами, это тебе не поможет. Как только двигатель подойдет к границе, все решат секунды нестабильности. Мгновение — и мы окажемся дома. Во Внутренней Системе во всяком случае. Или…

— Или — что?

Гоб не ответила.

«Или нет, — закончила за нее Лвов, — Если Гоб вызовет новую нестабильность правильно, волна Алькубьерре отнесет нас домой. Если же нет…»

Пламя GUT-привода приближалось, становясь ослепительным. Лвов попыталась дышать спокойно, не напрягать мышцы…

— О Лета! — прошептала Гоб.

— Что? — вскинулась Лвов.

— Взгляни на Плутон. На Кристи.

Лвов присмотрелась.

Там, где прошли тепло и свет GUT-двигателя, Кристи бурлил. Азот волновался. И среди бледных фонтанов открывались норы. Крышки откидывались. Яйца трещали. Крохи снежинки реяли над землей, сети и шелковинки их паутины трепетали в восходящих потоках воздуха.

Длинные искрящиеся нити плыли над Плутоном и тянулись вверх, к Харону. Некоторые детки-хлопья уже преодолели расстояние больше диаметра планеты, направляясь к своей луне.

— Бабье лето, — выдохнула Лвов.

— Что?

— Когда я была маленькой… молодые пауки пряли паутину, взбирались на высокие стебли травы и плыли по ветру. Бабье лето — и летящие паутинки.

— Похоже, — скептически хмыкнула Гоб. — Что ж, видимо, они движутся к Харону. Пользуются атмосферными испарениями для подъема… Возможно, они следуют за нитями прошлого года. Снежинки должны отлетать каждый перигелий, всякий раз восстанавливая свой паутинный мост. Они решили, что сейчас перигелий. Тепло двигателя… поразительно! Но почему к Харону?

Лвов не могла оторвать взгляд от парящих хлопьев.

— Из-за воды, — произнесла она.

Теперь, когда она увидела снежинки в движении, все обрело смысл. На поверхности Харона должно быть жидкое стекло. Крошкам снежинкам оно нужно для постройки тел. Питательные вещества они получают из глубин Плутона, а кристаллическую структуру обретают на Хароне… Им нужны ресурсы обоих миров, чтобы выжить…

— Лвов!

GUT-двигатель пронесся мимо них, стремительный, сияющий, и нырнул в поврежденную границу раздела.

Вспышка цвета электрик омыла ее.

За спиной громоздился ослепительный неземной шар света, впереди маячил неровный лоскут мрака, точно брешь в пространстве. Приливные силы мягко толкались в ее животе, руках, ногах.

Плутон, Харон, бабье лето исчезли. Но звезды, вечные звезды сияли для нее как в детстве, на Земле. Она смотрела на них, верила им и не чувствовала страха.

Где-то далеко-далеко — так показалось девушке — радостно вскрикнула Гоб.

Прилив слабел. Тьма перед Лвов отступила, сменившись сиянием и теплом Солнца.

Джеймс Хоган (р. в 1941 г.), наряду с Робертом Л. Форвардом и Чарлзом Шеффилдом, возглавлял новое поколение представителей твердой научной фантастики в начале 1980-х годов. Когда Грегори Бенфорд и Грег Бир подняли литературный уровень фантастической прозы, Хоган вступил в игру, находясь под сильнейшим влиянием Хайнлайна, Азимова и Кэмпбелла. Популярность ему принесли романы «Наследуй звезды» («Inherit the Stars», 1977), «Машина генезиса» («The Genesis Machine», 1978), «Два лика завтра» («Two Faces of Tomorrow», 1979), «Трижды во времени» («Thrice in Time», 1980) и «Кодекс Творца» («Code of the Lifemaker», 1983), полные технических подробностей и свежих идей. Роман «Наследуй звезды» («Inherit the Stars») стал первым в серии «Эксперимент Минервы» («Minervan Experiment»), за ним последовали «Кроткие великаны с Ганимеда» («The Gentle Giants of Ganymede», 1978) и «Звезда великанов» («Giants's Star», 1981). По сути, эта серия — научно-фантастическая притча о происхождении человечества. Хоган предлагает концепцию, согласно которой земляне — потомки крайне агрессивной расы, некогда населявшей пятую планету Солнечной системы, и раса эта покорила бы всю Галактику, если бы не уничтожила сама себя. Два романа Хогана, «Путешествие из прошлого года» («Voyage from Yesteryear», 1982) и «Множественный человек» («The Multiplex Man», 1992), удостоились премии «Прометей».

Рассказ «Мадам Баттерфляй» впервые был опубликован в антологии «Свободный космос» («Free Space»), составленной Брэдом Линавивером и Эдвардом Крамером, единственной политически ангажированной антологии десятилетия, в которую также вошли рассказы Джона Барнса, Грегори Бен-форда и Роберта Сойера. Сюжет «Мадам Баттерфляй» отчасти связан с пресловутым «эффектом бабочки».

В одном местечке, в маленькой долине далеко от Токио, которую ей пришлось покинуть много лет назад, этот цветок называли ямацуми-су, что означает «цветок горного духа». Он походил на крохотную лилию с тонкими и длинными желтыми лепестками в фиолетовых крапинках и прожилках. Если верить легенде, рос он лишь на определенных холмах в северной части Хонсю — видимое воплощение божества по имени Кио, обитающего возле деревни Кимикае-но-сато и с древних времен защищающего ее жителей. Когда фиолетовый цвет насыщен и ярок, значит, Кио радостен и в добром здравии и о будущем тревожиться нечего. Когда же фиолетовый бледнеет и туманится, грядут тяжелые времена. В данный момент Кио воистину глубоко переживал.

Старуху звали Тифуми Симото. Она не видела ямацуми-су со времен своего давным-давно минувшего детства — с тех времен, когда жизнь была проста и беспечна до того как Япония стала простой провинцией, частицей какого-то грандиозного плана, которого женщина не понимала, до того как все обнаружили, что в той или иной степени затронуты правилами, заимствованными у чужеземцев, с их сомнительными ценностями и неисповедимыми путями. Оставалось только догадываться, как он мог вырасти в этом дворике на задах «Нагоми-билдинг», со всех сторон окруженном мрачными, серыми бетонными «скалами».

Она увидела цветок, когда вышла с полным мешком всякого хлама, вытряхнутого из мусорных корзин верхних офисов, где она убиралась после окончания рабочего дня. Растеньице храбро цеплялось за жизнь на пятачке растрескавшегося асфальта за парковкой грузовиков, едва не раздавленное куском отброшенной кем-то стальной трубы с одной стороны и грудой булыжника, посягающей на цветок, с другой. Маленький, он выглядел уже смертельно уставшим, выросшим до того предела, который могло позволить его жалкое убежище. Со двора никогда не выветривались выхлопные газы, воздух был грязным, спертым, и солнечные лучи не дотягивались до дна бетонного колодца. Протекшее масло и копоть с машин смывали водой из шланга, так что то, что было когда-то землей, превратилось здесь в вязкую грязь. Если Кио хочет выжить, ему нужен дом получше.

Почти во всех офисах книжные полки и подоконники были заставлены горшками с самыми разными цветами. Вымыв чашки и пепельницы со столов и пропылесосив пространство между голубенькими компьютерными столами и выдвижными шкафчиками, Тифуми отыскала под раковиной на одной из кухонь склад пустых цветочных горшков.

Она выбрала тот, что поменьше, наполнила его землей, взяв по ложке у каждого из многочисленных комнатных растений, и с горшком в руках снова спустилась вниз, во двор. Встав на колени на жесткую, неровную площадку, она осторожно, не повредив корней, извлекла цветок из его ненадежного жилища и поместила в приготовленный ею приют.

Вернувшись в помещение, старуха напоила ямацуми-су чистой свежей водой и протерла его листочки. А потом поставила горшок на окно в кабинете на верхнем этаже, поближе к солнцу. Тот, кто работал в этом офисе, отсутствовал уже несколько дней. Если повезет, в ближайшее время цветок никто не потревожит, он наберется сил и оживет. К тому же других растений в комнате не было, так что, возможно, обитатель этого кабинета, когда вернется, будет благодарен и оценит подарок, подумала женщина.