Научиться не тонуть (ЛП) - Страница 38

СЕЙЧАС

 Осталось всего две недели лета, и я практически пряталась, оставаясь дома, от взглядов и вопросов. Скелет был повсюду. Когда я покидала дом: шепот, шепот, шепот. Я знала, что люди собирают разные факты, смешанные со сплетнями, придумывая истории: что Люк и я воры, что я была его водителем для побега, что мы сбежали в Теннесси, чтобы убежать от закона, что мои родители прячут Люка где-то и не говорят полиции. Вся наша семья: преступники. Я никак не хотела возвращаться в школу. Но в то же время мне не хватало того отвлечения при учении истории, английского, науки и даже математики. Единственная вещь, которая позволяла мне чувствовать себя лучше, это скольжение стежка за стежком, чтобы создать детское одеяльце, слушая, как щелкают мои спицы, и наблюдая, как плавают мои рыбы.

  После двух дней успешного избегания всех, Дреа вломилась в мою комнату, сказав, «Ты не можешь здесь вечно прятаться. И, серьезно, тебе надо рассказать мне, что случилось. Вокруг ходят сумасшедшие слухи, что ты и Люк украли вместе какую-то хрень, и что тебя арестовали.»

  Я сказала ей, что ничего не украла, что я никогда не делала ничего неправомерного, не считая тех раз, когда мы с ней выпивали, превышали скорость и притормаживали, вместо того, чтоб полностью остановиться. Она была обижена и зла, что я не брала трубку и не писала сообщения. Ей хотелось больше информации, больше деталей о том, что случилось. Ей хотелось иметь возможность защитить меня. Ей нужно было, чтобы я рассказала ей больше.

  Было сложно столкнутся с таким разговором. Я хотела, чтобы она просто ушла, но я знала, что она так не сделает. Так что я сказала ей, что просто отвезла Люка, как одолжение. Если он и сделал что-то неправомерное – Ха! Я использовала слово Если. Я все еще пыталась защитить его. Если он и сделала что-то неправомерное, я не была в курсе этого.

  Я не сказала ей, что Люк использовал меня. Он использовал меня, из-за моей машины. И я не сказала ей, насколько зла и расстроена, и разочарована, и запутана я была.

  Под предлогом того, что я не могу говорить, пока полиция все еще ведет расследование, я позволила ее сменить тему на ее поездку, на новости от Лалы, и стипендию, которую только что получил Омар. Я позволила ей говорить со мной, будто все было в порядке. По крайне мере, это позволяло ей чувствовать себя лучше. Через примерно тридцать минут я выдумала какую-то работу, которую я должна была сделать для моей мамы, так что Дреа ушла.

  Я вернулась к вязанию. Я закончила последний ряд очередного детского одеяльца. Обычно, как только я заканчиваю очередное одеяльце, я сразу же отвожу его в Loving Hearts. У меня готово уже два. Но я боялась. Что если Пегги каким-то образом узнала? Не может быть. Приют находится в сорока пяти минутах от города. Но все же. Я не могла отвезти их сейчас. Я боялась увидеть ее разочарование во мне.

  Я свернула одеяльце, нежно обняв его, прежде чем положить его под кровать. В следующее мгновение я уже накручивала очередные 132 стежка. Это одеяльце также никуда не пойдет. Теперь я просто вязала, чтобы слушать щелканье спиц.

Начались школьные дни. Я и мои друзья сидели в тени ели во дворе, жуя наши обеды, слушая, как Райана бил в свой бонго, а его друг Гари играл на акустической гитаре, окруженные красотками из Cranberry Hill. Флайер на их предстоящий концерт в Luv-a-Latte  лежал рядом со мной.

  Я ждала взглядов в начале года, и первый день был немного трудным, но теперь казалось, что никто уже ничего не говорил обо мне. Даже мои друзья. Дреа, должно быть, поговорила с ними. Они ничего не спрашивали, и я не рассказала им ничего нового. Даже Лала, которая обычно не может оторваться от сплетен, ни разу не завяла об этом разговор.

  «Видали, сколько у нас домашки? И всего неделя прошла. Они уже меня убивают!» Омар вскинул брови, почти как в мультиках.

  Послышалось общее ворчание Дреи, Чейза, Скай и Лалы, и они продолжили шутить о школе и крайних сроках сдачи. Я ступила в разговор с обязательным недовольством.

  Я на самом деле рада дополнительному домашнему заданию, как причина, чтобы избегать ситуаций, где люди могут вспомнить Люка, избегать встреч с Райаном и Гари, играющими в кофейне, где Менди захотелось бы выпендриться перед девочками из Cranberry, задавая ее нелепые вопросы. Я была рада оставаться дома и прятаться за эссе. Но на самом деле я никогда не говорила об этом в слух.

* * *

К концу сентября в сумочке Менди пропал тюбик с ее помадой во время урока французского, единственного нашего общего урока. Когда она начала визжать, каждый взгляд в классе – даже Скай – даже Скай! – обратился ко мне. Не имеет значения, что я практически не ношу помады, тем более цвета темной лаванды, которая исчезла. Когда учитель настоял на том, чтобы Менди вытряхнула все содержимое ее сумки, прежде чем вызывать сыщика, она вынула даже подкладку, как доказательство. Скелет тыкнул на маленькую дырку, достаточно большую, чтобы через нее выпала помада. Помада цвета лаванды нашлась между подкладкой и обшивкой. Менди начала возмущаться по поводу того, как дешево сделана эта сумка, перебиваемая нашим учителем, которая говорила, «En Français, s’il vous plait!»² .

  Скай не смотрела на меня. Ее фарфоровая кожа покрылась темно-красным оттенком. Она подумала, что я была виновна. Может не снаружи, но где-то внутри она так подумала. Она мой друг. Она знает меня. Она до сих пор считала возможным то, что я украла помаду.

  Вместо того, чтобы пойти к Чейзу смотреть фильм вечером, я пошла домой в мою комнату.

  И так было трудно чувствовать себя нормальной, надеясь хотя бы, что мои друзья считали меня невиновной. Сейчас, зная, что Скай не уверена… Также ли постепенно бросят меня мои друзья, друг за другом?

Осенний ветер студил яблоню за моим комнатным окном. Ее тяжелы фрукты наклоняли ветки, упрощая мне собирание яблок.

Мы готовили их для яблочного пирога, яблочного пюре, яблочного желе. Питер, Папа и я помогали Маме резать и вырезать сердцевину. Почти как семья. Почти. Мама консервировала и запасалась так, будто миру пришел конец, и мы выживем лишь благодаря нашему подвалу, забитому продуктами из яблок.

  Полиция до сих пор не нашла Люка. Они больше не допрашивали меня. Люк не звонил; он не писал. В каком-то смысле это было странным облегчением. Мне начинало казаться, что, может, моя жизнь вернется к тому состоянию, в котором она была ранее. Я даже подала заявку на четыре работы в городе, надеясь, что кто-нибудь будет готов дать мне еще одни шанс.

  Но я также начала думать о том, если Люк никогда не будет найден. Будет ли это лучше, чем знать, что он в тюрьме? Он, возможно, где-то там на воле. С безопасным местом, где он проводит ночь. Может, у него даже есть работа. Друзья. Девушка. Но, возможно, он мертв. Он мог быть мертв, а мы бы даже и не знали. Я представила Люка, валяющегося в каком-то переулке. Передоз? Застрелили? Зарезали? Это казалось драматичными и нереальным, но, все же, возможным.

  Я хотела, чтобы Люка нашли, даже если это означало бы, что он вернется в тюрьму, но я хотя бы знала бы, где он, и что он живой.

  Впервые за все время, когда я вернулась домой от Бабушки, я достала кулон Люка и посмотрела на фотографию, желая, чтобы жизнь была такой, какой она была до того, как он впервые попал в неприятности. Я надела его на шею, но в следующую же секунду сорвала его. Слишком тяжело, и цепочка раздражает мою кожу.

  Я засунула кулон в деревянную коробку Люка. Закрыла ее и поставила ее на верхнюю полку шкафа.

25 октября. День Шапок. Я вытащила все шапки, которые я делала весь прошлый год, и положила их в мой рюкзак. Все, кроме одной: шапки Райана. Я не говорила с ним с тех пор, как уехала к Бабушке. Какими бы не были наши дружеские отношения, лето прошло. Я положила его шапку обратно в коробку.