Научиться не тонуть (ЛП) - Страница 34

  «Эй, я приеду домой на День Благодарения, и на Рождество,» сказал Люк. «И мы будем поддерживать связь. Не волнуйся.»

* * *

На следующий день Мама и я высадили Люка на автобусной остановке.

  «Хотела бы я, чтобы Питер и твой отец были здесь,» сказала Мама, когда она обняла Люка. «Хотела бы я, чтобы мы могли сделать еще одну семейную фотографию, прежде чем мы уедем. Наверно, я просто не ожидала, что ты решишь остаться здесь.»

  «Я вернусь раньше, чем ты об этом подумаешь,» сказал он. Потом, «Я люблю вас, ребята.» Люк обнял меня, выдавив из меня воздух. «Я буду в порядке. Обещаю. Я напишу или позвоню, когда устроюсь.»

  Я держала его так крепко, насколько я могла, пытаясь уловить все малейшие детали Люка – как его рука обнимала меня за спину, его запах, звук его голоса, то, как его глаза светились надеждой. Я сдержала всхлип и убедила себя, что это не последний раз, как я его вижу.

  «Эй, Птенчик, не плачь,» сказал Люк, когда он отпустил меня. «День Благодарения. Обещаю.»

ТОГДА: Возраст Четырнадцать

 Когда мне было четырнадцать, совет женщин решил сделать семейные фотографии для церковного справочника после Рождественской мессы, идея состояла в том, что это будет очень успешно, поскольку почти все пришли на службу сегодня утром, красиво одетые в их выходные костюмы.

  Мама, Папа, Питер и я ждали в длинной очереди перед дверью церкви в жутком холоде, пока фотограф выстраивал каждую семью перед пуансеттиями вокруг алтаря. «Ладно, встаньте в линию. Посмотрите на меня. Улыбнитесь. Раз. Два. Три. И спасибо. Следующие.»

  Семья Джордан была перед нами, целиком, с обоими комплектами дедушек и бабушек Менди, которые приехали из Нью Йорка и Флориды.

  «Разве это не замечательно, что вся семья в сборе на Рождество?» Прыснула Люсилль Маме.

  «Да, вам очень повезло,» вежливо ответила Мама.

  Я не могла точно сказать, была ли Люсилль слепой или просто была сукой. Я хотела сказать, «Какая вся семья? Я не вижу здесь моего старшего брата. Будь счастливой со всей своей семьей где-нибудь в другом месте.»

  Мы тихо ждали в очереди, неприятное напряжение росло, пока мы слушали, как Люсилль гудела о забитом доме и о том, каким прекрасным сокровищем будет ее семейная фотография.

 Наша фотография появилась в почтовом ящике в тот же день, что и письма от Люка.

  Мама раздраженно вздохнула, «Почему они настаивают на том, чтобы Люк писал название тюрьмы и его номер в обратном адресе? Это же смущает.»

  Я подняла брови. То что Люк в тюрьме, не было секретом, так почему же это должно было смущать? Я знала, что на самом деле она имела ввиду, что ей не нравится об этом вспоминать. Что без этого номера тюрьмы она могла притвориться, то он просто был где-то далеко, живя нормальной жизнью.

  «Хочешь, чтобы я поставила это в рамку?» Спросила я Маму, протягивая нашу Рождественскую семейную фотографию в одной руке, старую рамку в другой.

  Ее лицо немного исказилось. Старая фотография была трехлетней давности. Мне было одиннадцать, с брекетами, а моя прическа выглядела подозрительно, как кефаль. Было бы неплохо обновить нашу семейную фотографию в нашей гостиной. Пусть даже Люка на ней нет.

  «Не думаю,» сказала Мама, наморщив нос. «Это не настоящая семейная фотография.» Потом ее голос стал мягче, когда она добавила, «Вот твое» протянув мне письмо от Люка.

  Мне было все равно, что Люк в тюрьме, потому что его обвинили в краже. Я была рада слышать его.

Дорогой Птенчик,

  Спасибо за твое письмо и за твой набор по уходу. Даже на словах не могу передать, как сильно мне нужны были эти вещи. Чистая футболка, трусы и носки здесь считаются роскошью.

  Это время года очень тяжелое для меня. Мне просто хотелось бы оказать с вами дома. Здесь так одиноко. Все, о чем я только думаю, это снег, трещащий костер, Мамина еда и Рождественская елка с нашими специальными украшениями. Все, о чем я только думаю, это все, чего мне так не хватает.

  То, что я сделал, было неправильным. Я знаю это, и я плачу за это.

  Никогда не делай ничего, что может привести тебя в тюрьму. Здесь убого, хуже, чем ты себе это представляешь.

  Обещаю, что, когда  выйду отсюда, я больше никогда не совершу ошибок, как эта. Я найду хорошую работу. Я куплю дом. Я найду кого-нибудь очень милого, с кем создам семью.

  Все бросили меня, кроме тебя, Мамы и Папы. Не знаю, что бы я делал без вас. Не бросайте меня. Прошу. Ваши письма значат для меня больше, чем вы думаете. Пишите мне.

С любовью,

Люк

  Прочитав это, я еще сильней поверила в то, что мои письма имеют значение. Что в них была некая сила, которая не только помогла Люку преодолеть его тюремный приговор, но и изменяла его навсегда. Но во мне таился страх, что, если я не продолжу поддерживать его, все надежды, что он вернется к нормальной жизни, исчезнут.

СЕЙЧАС

 Черт. Черт. Черт. Черт. Черт.

  Папа позвонил из дома.

  Сказал, что полиция спрашивала по поводу поиска моей машины.

  Потом Мама посадила меня на Бабушкин диван, взяв меня за обе руки и спрашивая вновь и вновь: Было ли что-то, о чем она должна была знать? Сделала ли я что-нибудь незаконное? Совсем ничего? Я сказала ей, что нет, но я знала, что она мне не верит.

Папа был в аэропорту с полицией, когда мы приземлились в ЛА. Они поинтересовались, могу ли я ответить на пару из вопросов.

  Так что теперь я была в полицейском участке, сидя прямо на жестком стуле рядом с моем мамой – которая должна присутствовать, потому что я несовершеннолетняя – ожидая, ожидая, ожидая, чтобы узнать, какие у них вопросы. Скелет сидел в углу, скрестив ноги, читая дрянную газету. Он уже был здесь раньше.

  Мужчина, который пришел допрашивать меня, казался приятным парнем. У него наверняка была хорошая семья, с хорошо обученными детьми, которые, наверно, играли в карты на заднем дворе в ожидании возвращения домой их тяжко трудящегося папы.

  Он сказал, что просто хочет со мной поговорить немного, что меня не арестовали, но все же нужно перечислить мне мои права. Все это было не так, как это показывают по телевизору. Его голос бы спокойным, и он перечислял их с такой интонацией голоса, будто он предлагал мне что-нибудь поесть. Когда он подошел к части с адвокатом, он остановился и посмотрел на меня, сказав, что, если я не сделала ничего плохого, адвокат мне не понадобится. Я не сделала ничего плохого. Мне так кажется. Так что мне не понадобится адвокат, правильно? Но нужен ли он мне? Если я попрошу его, я буду казаться виновной, правильно? Но если я не попрошу, может получиться так, что я скажу или сделаю что-нибудь, что приведет меня к неприятностям?

  Он спросил, все ли я поняла, и я сказала да. Затем он сказал, что пришло время мне ответить на пару вопросов. Я посмотрела на Маму. Желая знать, вмешается ли она и попросит адвоката, но она лишь кивнула. Может, она мне не верила.

  Но, возможно, возможно, я оказалась не в том месте, не в тот час.

  Не в том месте, не в тот час. Мое сердце начало биться. Не в том месте, не в тот час. Мой взгляд на секунду затуманился, и все, что я видела, был Скелет, тычущий в чеки на полу моей машины. Мой взгляд сосредоточился на следователе, который вновь начал говорить.

  Он сказал, что знает, что я хорошая ученица. Он знает, что у меня есть планы пойти в колледж. Он знает, что я не прогуливала школу, что у меня никогда не было повесток в суд, что я добровольно работала спасателем в детском лагере, который организовывала школа. Он сказал, что также знает, на какой машине я езжу, и что однажды я заезжала в три разных магазина с моим братом Люком.