Научи меня любить - Страница 25

Но воспоминания не оставляли, шли за ним по пятам. Внезапно вдруг возникали в голове. Стоило увидеть какую-нибудь семью за обедом в местном кафе, или мужа и жену за покупками в бакалее, или юношу и девушку, держащихся за руки, и боль возвращалась. Видеть чужое счастье было просто невыносимо.

И Джек убегал, оставляя позади знакомых и друзей, бросая все ради другого города, заполненного чужими людьми. Некоторое время все было нормально. А потом прошлое вновь возвращалось в виде мучительных воспоминаний.

Вот как сейчас.

Пейдж воскресила их, потому что в последние несколько дней показала ему счастье, о котором он и не мечтал. Она сумела пройти через те защитные стены, которыми он отгородился от людей, сумела проникнуть в его сердце. И ему это нравилось. Он полюбил ее.

Джек понял это, когда затормозил на дорожке у родного дома. Да, он действительнополюбил ее.

Он опустил глаза. Сомнений нет, это любовь. Но вместо того, чтобы обнять ее, прижать к себе и наслаждаться близостью с ней, он сбежал, примчался сюда.

Да, черт побери, она права. Он на самом деле боялся с кем-нибудь сблизиться. Но в одном Пейдж все же ошиблась. Перспектива осесть и жить на одном месте его не пугала. Он уже это сделал.

Эта мысль пришла ему в голову, когда Джек шел по до боли знакомому коридору родного дома в свою комнату, которую занимал с самого рождения. Здесь было его место. И все его вещи: кровать, спортивные награды на полочке на стене, его первое седло, переброшенное через стул в дальнем углу, первая голубая лента, которую он получил на смотре лошадей в Остине. Да, здесь было его место, наполненное воспоминаниями о прошлом. Здесь были его корни.

Он подумал о Сесиле Макгроу из бакалейной лавки, об Уэйне и Нелл, о многих других знакомых ему с детства жителях города. Его города. Здесь он вырос. И всегда возвращался сюда. Ему не нужно было начинать жизнь где-то еще. Не нужно было пускать корни, потому что они уже были пущены здесь, в Инспирейшне. Его прошлое, то, чем он был и чего хотел, — все таилось в маленьком техасском городке, где жили его семья, его друзья и его женщина.

Его мысли вернулись к Пейдж. Он вспомнил страх и отчаянье, застывшие в ее глазах. Когда Джек уходил, она была напугана и пыталась защищаться, а потом прогнала его.

И он охотно ушел, потому что и сам боялся. Но теперь страх пропал. Джек вошел в свою комнату с твердым намерением больше никогда не позволять Пейдж отталкивать его.

Он взял свой верный чемодан и принялся распаковывать его. Через несколько минут все вещи заняли свои прежние места в ящиках и на вешалках в шкафу. И на него снизошло спокойствие. И свобода. Подлинная свобода. Еще большая, чем та, какую он чувствовал, летя на своем мотоцикле по ночному безлюдному шоссе.

Джек понял, что освободился от прошлого, от всех страхов, не дававших покоя. Теперь можно без тревоги смотреть в будущее. Ему нужна Пейдж Кэссиди. Отныне и во веки веков. Оставалась лишь одна проблема: Пейдж прогнала его и не хочет больше видеть.

Но это пока.

— И тогда я сказала ему: «Норм, я не стану надевать желтое платье. Возможно, это любимый цвет твоей мамы. Но меня она ненавидит. И желтый мне не идет».

— Вот молодец!

— Так держать, Дороти!

— Правильно ты его!

— Я хочу сказать, если бы его мать была со мной хотя бы любезной, я бы надела хоть оранжевое платье, хоть лимонное. Но она же постоянно критикует мою курицу и клецки.

— Ничего себе! Твои клецки?

— Вот ведьма!

— И мой яблочный штрудель.

— Коммунистка недобитая — вот она кто!

— Да разве так можно?

— И мой воздушный лимонный мусс…

Пейдж отчаянно старалась сосредоточиться на теме дискуссии. Очень старалась. Но как только ей удавалось уловить нить разговора, что-то напоминало ей о Джеке и прошлой ночи. И главное, о том, что она перешла ту грань, за которой нет возврата. Она прогнала его. Теперь он, скорее всего, ее ненавидит.

Ну и что? До приезда Джимми и Деб осталось всего три дня. А потом Джек уедет. Так какая же разница, что он о ней думает?

Никакой. В этом она и пыталась себя убедить. Что такое три дня? За прошедшие полторы недели ей удалось многому научиться. Несколько дней ничего бы не изменили.

Пейдж старалась не забывать об этом. Старалась поверить в это. Но собрание кружка «СПГ» закончилось, она попрощалась с женщинами, собравшимися вокруг стола с закусками, и поняла, что убедить себя не сумела.

Три дня — это три дня. Почти половина недели. Целая вечность для той, что совсем не умела доставлять удовольствие мужчинам, не владела этим искусством. А вдруг Джек не всему научил ее? И без этого вся его наука насмарку? Она не могла себе позволить упустить даже мелочь, не говоря уже о трех ночах.

Пейдж не хотела признаваться себе в том, что хочет видеть Джека в эти три ночи, что ждала их, рассчитывала на них и совсем не собиралась его отталкивать. Она опасалась, что ее мысли о нем далеки от желания научиться искусству страсти, что она жаждет встречи с ним, потому что Джек Мишен ей небезразличен.

Он красив, сексуален и такой милый. Внимательно слушал все, что она говорила, рассказал ей о своем прошлом. У них оказалось столько общего.

Но с другой стороны, между ними пролегла непроходимая пропасть.

Вдруг у нее по спине побежали мурашки от странного предчувствия. Пейдж обернулась.

Пропасть пропастью, а сейчас их разделяли считанные метры.

Джек стоял в дверном проеме, улыбался и картинно раскланивался с последней участницей кружка «СПГ», выходившей из зала, держа в руке тарелку с конфетами. Не успела Пейдж перевести дыхание, как молодой человек закрыл дверь и повернул замок.

Попалась.

Попалась? Что за глупости? Но именно так она подумала, когда он подошел ближе. Словно хищник, загнавший свою жертву в угол.

— Ты на меня не сердишься, ведь правда? Мне не стоило говорить то, что я сказала. Это ведь не мое дело.

— Нет, ты имела полное право сказать это. Я спровоцировал тебя. Ты ведь описала все как есть на самом деле.

— Но твои страхи и принципы — твое личное дело.

Джек остановился в нескольких сантиметрах от нее, отрезав ей все пути к отступлению или побегу.

— А чего ты боишься, Пейдж?

— Давай не будем снова начинать этот разговор.

— Но мы ведь его так и не закончили. Ты во всем оказалась права. Да, я боялся сближаться с людьми.

Боялся?Раньше? А теперь, значит, все изменилось?

— Все верно, — кивнул он, словно прочитав ее мысли. — Больше я этого не боюсь. Я хочу сблизиться. — Джек наклонился, коснулся ее щеки и приподнял ее подбородок. — Ты не ошиблась. И я готов признать твою правоту. Теперь я хочу, чтобы ты открылась мне. Теперь между нами не должно быть никаких секретов. Ничего, только прикосновения, поцелуи и чувства.

Теперь.

Девушка всем телом ощутила его близость, голодный взгляд его глаз. Они были совершенно одни в зале, залитом ярким солнечным светом, с запертой изнутри дверью.

— Я хочу видеть тебя. — Джек начал расстегивать верхнюю пуговичку на ее блузке. — Прямо сейчас.

— Сейчас? Но ведь сейчас еще день…

— Сейчас. — Он закончил с первой пуговичкой и переключился на вторую. Потом на следующую… Пока не расстегнул все.

— Я… ну, я думаю… — Слова застряли у нее в горле, когда Джек коснулся ее груди, обтянутой тонким кружевом бюстгальтера. Не дав ей опомниться, он расстегнул крючочки.

Девушка испугалась и сделала глубокий вдох.

Успокойся. Ты ведь не абсолютно голая. На тебе еще есть блузка, пусть даже расстегнутая, и юбка, скрывающая все недостатки.

Звук расстегивающейся молнии эхом отдался в зале. Юбка упала на пол. За ней последовала нижняя юбка. Пейдж осталась в блузке и трусиках.

— Сейчас, — как зачарованный твердил Джек, взявшись за их край.

Она поймала его руку.

— Нет. Не надо.

Пейдж понимала, что это глупо. За последнюю неделю она была с ним в постели много раз, но теперь отчего-то почувствовала смущение и страх, словно невеста в первую брачную ночь. Да, они предавались любви, но всегда в полутьме, в сумерках, только не в ярких лучах солнца.