Настоящий полковник (СИ) - Страница 5

Изменить размер шрифта:

– Кирилл Афанасьевич, – сунулась в приоткрывшуюся дверь голова племянника Сергея, – Там комбат пришёл, спрашивает, не нужен ли доктор, я ему сказал, что вы болеете. Говорит, у него лучшие доктора во всём СССР.

– А ну их… – договорить Мерецков не успел, так как в комнату, легонько отстранив племянника, вошёл тот самый неугомонный комбат. Брехт – необычная фамилия. Писатель есть такой и видный деятель Коминтерна.

– Товарищ начальник штаба армии, разрешите вас мои доктора посмотрят, испанка же лютует, не ровён час. У меня на самом деле лучшие доктора в стране, китаец так просто волшебник.

Лень было возражать, лень прикрикнуть на нарушителя дисциплины… Или на самом деле нужен врач, вон, голова болит и знобит.

– Китаец говоришь? Ну, зови, а русского нет что ли, я слышал, у тебя в батальоне целый медсанбат есть, не по чину, – знобит, хотел пошутить, не получилось.

– В Греции всё есть! Найдём русского, у нас целый профессор бывший есть.

– В Греции? Какая Греция.

– Это шутка. Известная фраза Антона Павловича Чехова из водевиля «Свадьба». Сейчас будут вам врачи, Кирилл Афанасьевич, – лопоухий комбат исчез и в комнату легко поклонившись, вошёл китаец в своих лёгких шёлковых одеждах. Бритый налысо, но с длинной седой, аж светящейся белым, бородой.

Настоящий полковник (СИ) - _7nZ60C4Ohb1I_B5Vlhl1_A.jpg

Глава 3

Событие пятое

Корреспондент берет интервью у таможенника:

– Скажите, почему вы решили стать таможенником?

– Знаете, я в детстве посмотрел фильм «Белое солнце пустыни». Меня потряс образ бескорыстного, преданного Родине таможенника Верещагина…

И опять же эта тарелка чёрной икры…

Иван Яковлевич специально подкормленным штабистом был о визите большого начальства предупреждён. А по официальным источникам так ни слова, ни полслова и не прозвучало. Никто даже телеграммы не отбил, что встретьте, мол, дорогие хозяева. Как эти «генералы» в своих длиннющих шинелях десять километров вышагивать собирались. Инкогнито, ёксель-моксель! Представил себе гуськом идущих начальников, под дождём и приличном ветре. Даже мысль появилась поступить таким образом. Передумал сразу. Лучше наоборот, встретить по первому разряду, как дорогих гостей. С ними ещё работать и работать, тьфу, служить и служить. Будут хорошо к тебе относиться, и, смотришь, какие блага обломятся дополнительно.

К инспекции этой внеплановой готовиться не нужно. Траву, там, в зелёный цвет красить и паребрики в белый. Паребрики сделаны из гранита, и красить их совсем не обязательно, хоть смотрится и не так парадно. Помнил Брехт в молодости к первомайской демонстрации все рабочие коллективы и школьников старших классов выгоняли на улицы города перед «Праздником Мира и Труда» порядок наводить. Субботник, хоть и не в субботу, а целую неделю. Нужно много было чего сделать, и траву причесать на газонах, выбирая прошлогодние листья и мусор, за зиму накопившийся, собрать. Один пачку сигарет пустую выбросит, второй. Бычки эти чёртовы, как специально, в траву сухую напиханы. А ещё обязательно известью покрасить низ деревьев и паребрики. А потом ровно один день город стоит чистый, вымытый, парадный. И демонстрация. Зря потом будут говорить про то, что людей туда загоняли. Может лишь отдельные ленивые особи. А так люди приходили радостные с детьми маленькими, если те ещё не годились по возрасту для колонны школьников. Играет музыка. Исподтишка ходит рюмка с «солнцедаром» или другим каким вермутом, а то и беленькая плещется. Гармошки кое-где наяривают. Люди смеются, дети берегут шарики друг от друга. Своя-то вязанка разноцветная должна быть большая и невредимая, а вот бросить стёклышко в шарик соперника (по красоте) – это святое дело.

Прошла демонстрация, люди компаниями разбрелись по домам продолжать праздновать этот самый «Мир – Труд – Май», а город опять замусорен. Опять бычки прямо слоем лежат там, где стояли, собираясь, цеховые колонны. Бутылки по кустам акации, полопанные шарики разноцветные, брошенные тополиные ветки с пророщенными в банке с водой на подоконнике заранее листочками. Не Армагеддон, но неприятно. Идёшь мимо такого сборища окурков и удивляешься. Вот, в трёх шагах урна. Пустая. Неужели нельзя подойти и бросить?

Отвлёкся. Ни одного окурка в воинской части у Брехта не валялось, по той простой причине, что никто не курил. От слова «совсем». Приходили и офицеры курящие, и солдатики, особенно, если не из крестьян, а городские, но с солдатами проще. Объявлялся перекур во время занятий и те, кто по недомыслию шли в курилку, а она имелась, брались на карандаш. Красивую такую беседку построили. Не для себя, а для проверяющих. Их не переделать быстро. Пусть так мучаются. Их пропащая жизнь. А солдатики или офицеры, что клюнули на замануху с курилкой, подвергались геноциду. Их заставляли столько тренироваться без всяких перекуров, пока они не давали «честное комсомольское», что бросят курить и не командиру слово давали, а коллективу. И потом весь коллектив за беднягой следил и обнюхивал, за донесение про нарушение слова обещано увольнение в город. Срывались, конечно, слаб человек. Начинали крутить самокрутки из хвои и листьев. И попадались, естественно. Опять геноцид, ещё жёстче. Второго срыва не бывало, ну, пока, по крайней мере.

Так что «хоронить бычок» отдельный батальон ещё ни разу не пробовал. Нарядчиков хватало, всегда всё подметено. Дома белить тоже не надо. Дома всё чёрного цвета. Всё обшиты древесиной и опалены паяльной лампой до обугливания, а потом чёрное дерево пропитано олифой. Век такая древесина простоит и ничего ей не сделается.

Цементный завод почти в два раза теперь больше даёт продукции, корейцы пашут, как пчёлки, а зыки и настоящие, и бывшие следят за оборудованием, занимаются рационализацией и прочими улучшениями. Почему бывшие тоже, так всё просто. Они отсидели, кто три, кто пять лет и сразу давай домой собираться. Пришлось Брехту долго и не по разу беседовать с каждым и объяснять, что с такой статьёй нельзя ехать домой. Сразу снова арестуют, найдут к чему придраться или тупо выбьют показания о причастности к троцкистскому заговору и тогда уже или десятка лет на лесоповале, которую мало кто переживёт или расстрел, а ещё арест семьи врага народа и детей определят в приюты. Надо вам?! Оставайтесь здесь и выписывайте семьи срочно сюда, а то их там начнут сажать и притеснять. Срочно!!! Мать вашу!!!

Все согласились и ни один не пожалел. Семьи в письмах ни о чём таком не писали, а когда приехали и рассказали, как их по-всякому притесняли, как заставляли детей от отцов отрекаться, как жёны могли устроиться только подсобными рабочими и техничками, несмотря на высшее образование. Как голодали. Там в центре никто карточную систему не отменял, там только завершился голод, унёсший миллионы жизней.

Карточки? Карточки спасли миллионы людей от смерти голодной, но прожить на них было, ох, как не просто. Хлеба рабочий получал 800 граммов в день, а вот дети нисколько, иждивенцы и прочие трудящиеся, в том числе жены и старики по 400 грамм. Крупа – по 3 килограмма в месяц рабочим, по 750 грамм прочим, а дети и этим не обеспечивались вовсе. Мяса по 200 грамм в день гегемонам и по сто остальным, но за ним нужно ещё отстоять огромные очереди. А вот очередей власть старалась не допускать. Милиция разгоняла, тогда придумали номера на руке. Так милиционеры ходили и смывали надпись химическим карандашом. А ещё придумывали переворачивание очереди. Брали и последних пропускали в магазин первыми. Словом, карточки есть, но получить по ним продукты совсем не простое мероприятие, особенно если у тебя нет бабушки или взрослых детей, которые могут убить день, например, на покупку растительного масла. Норма-то всего 750 граммов в месяц, на обычную семью из двух работающих взрослых полтора литра. Маленький бидончик. И целый день зимой в тоненьких ботиночках нужно простоять на морозе пацанёнку.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com