Настанет день - Страница 3

– Он и много чего похуже сказал, – призналась Лайла. – Но ты к нему не лезь, милый. С ним шутки плохи.

Когда Лютер все-таки полез к нему возле скамейки запасных, Риз мигом перестал скалиться и устремил на него первобытный тяжелый взгляд, свидетельствовавший о том, что мучительный труд под лучами палящего солнца – не такое уж давнее дело. Лютер только успел подумать: «Ого!» – а Риз уже молотил его по лицу своими железными кулачищами. Лютер отбивался изо всех сил, но Джефферсон Риз, который прожил на свете вдвое дольше и десять лет оттрубил домашним лакеем, – этот самый Риз долго копил в себе ярость, и она вырвалась наружу с неистовой силой. Он вбивал Лютера в землю, пока из того ручьями не полилась кровь, мешаясь с грязью, мелом и пылью.

Эней Джеймс, друг Лютера, сказал ему в благотворительном отделении больницы Святого Иоанна:

– Черт тебя дери, парень, у тебя же быстрые ноги, почему ты просто не смылся, как только увидел, что у старого психа сделались такие глаза?

У Лютера было целое лето, чтоб как следует обдумать этот вопрос, но ответа он не нашел. Да, у него быстрые ноги, он сроду не встречал никого быстрее. Может статься, ему просто до смерти надоело удирать.

Но теперь, глядя на пялившегося на него здоровяка, сильно смахивавшего на Бейба Рута, он поймал себя на мысли: «Думаешь, ты повидал на своем веку настоящие перебежки, белый? Не-е. Сейчас увидишь. Еще внукам будешь рассказывать».

И он сорвался со второй базы, как только Джо Бим по прозвищу Клещ сделал свой осьминожий бросок: Лютер улучил мгновение и успел заметить, как у белого выпучились глаза, круглые, точно его брюхо, но собственные ноги уже сами несли Лютера, и земля неслась под ним, как бурная река в весенний паводок. Имейте в виду, сэр, в бейсболе главное – скорость, а я – самый что ни на есть быстроногий сукин сын из всех, каких вы в жизни повидали. Когда Лютер поднял голову, то прежде всего увидел у своего уха перчатку Тирелла Хока, «сторожа» третьей базы. А уже потом мяч, стремительно приближающуюся слева летучую звезду, словно бы дымящую. Он мгновенно присел с криком «У-ух!», и мяч просвистел под перчаткой Тирелла, чиркнув Лютера по затылку, раскаленный, точно бритва в парикмахерской Моби на Меридиан-авеню. Оттолкнувшись мыском правой ноги, Лютер рванул дальше, земля под ним мчалась так быстро, что он подумал – она вот-вот вырвется из-под ног, и он сорвется с края в пропасть, может быть – с самого края мира. Он слышал, как кетчер Рэнсом Бойнтон требует мяч, кричит: «Сюда! Сюда!» Он поднял взгляд, увидел прямо перед собой Рэнсома, почувствовал по его глазам, по его напрягшимся коленям, что мяч близок, набрал в грудь побольше воздуха и превратил свои икры в пружины, а ступни – в отбойные молотки. Он налетел на Рэнсома с такой силой, что сам почти не почувствовал удара, просто перескочил через беднягу и увидел, как мяч стукается в деревянное ограждение за домашней базой в ту же секунду, что его, Лютера, нога касается пластины. Он услышал два звука сразу, один – четкий и громкий, другой – глухой и мягкий. И он подумал: ну чего, видали? Быстрей вам и не снилось!

Он остановился, лишь натолкнувшись на груди своих товарищей по команде. Переходя из одних объятий в другие, он обернулся глянуть, какое теперь лицо у этого белого, но белый уже не стоял у ряда деревьев. Нет, он был уже почти на второй базе, бежал через поле к Лютеру! Его младенческое лицо озарялось улыбкой, и глаза его плясали, словно у пятилетнего ребенка, которому пообещали подарить пони, и вот он дергается, прыгает, носится в порыве восторга.

Лютер как следует вгляделся ему в лицо и подумал: «Ух ты, не может быть».

Но тут Рэнсом Бойнтон встал рядом с ним и объявил:

– Верьте не верьте, да только к нам сюда шлепает сам толстяга Бейб Рут, несется, что твой товарняк.

– Можно мне сыграть?

Им не верилось, что Бейб Рут это сказал. Сначала он подлетел к Лютеру, приподнял его и произнес:

– Ну, парень, видел я перебежки на своем веку, но таких – никогда в жизни. – Потом он стал обнимать Лютера, хлопать его по спине: – Вот это да, ну и зрелище!

Потом он подтвердил, что он и вправду Бейб Рут, и даже удивился, что столько ребят вообще про него слыхали. Но Клещ Джо однажды видел его в Чикаго, а Рэнсому удалось пару раз глянуть на него в Кливленде. А остальные читали о нем в спортивных разделах газет и в «Бейсбол мэгэзин», и тут Рут даже брови задрал, словно не мог поверить, что на Земле проживают черные, умеющие читать.

– Наверно, вы автограф хотите? – спросил Рут.

Похоже, никого особо не заинтересовало такое предложение, и у Рута вытянулось лицо, когда он увидел, что при этих словах каждый нашел веские причины уставиться на свои башмаки или в небеса.

Лютера так и подмывало сказать ему, что тут перед ним стоят тоже довольно серьезные игроки. Взять хотя бы человека-осьминога. Или Энди Хьюза. И потом, только белые любят автографы. Да и какого черта, автограф – это ж просто чьи-то каракули на клочке бумаги, нет?

Лютер уж и рот открыл, чтоб ему это растолковать, но хорошенько всмотрелся в его лицо и понял: он же сущий ребенок. Размером с бегемота, весь колышется, но все равно – дитя, да и только. Лютер никогда не видал таких широко раскрытых глаз. Потом он много лет следил по газетам, как они меняются, но в тот день у Рута были глаза маленького толстого мальчишки на школьном дворе, глаза, полные надежды, и страха, и отчаянной решимости.

– Можно мне сыграть? – Он поднял свои лапищи сенбернара. – С вами, а?

Они так и покатились со смеху, но Лютер и бровью не повел, нет.

– Вот уж не знаю… – Он нарочно тянул время. Окинул взглядом остальных, снова уставился на Рута. – Подумать надо. Вы как, хорошо в игре-то разбираетесь, сэр?

Регги Полк так и рухнул на землю. Прочие зареготали, хлопая друг друга по рукам. Но этот самый Рут удивил Лютера. Глаза у парня сощурились, сделались прозрачными, как небо. Лютер живо смекнул: с битой в руке он не мальчишка, а взрослый, такой же, как они.

Рут сунул в рот незажженную сигару и распустил галстук:

– Да так, кое-чего нахватался в поездках, мистер…

– Лоуренс, сэр. Лютер Лоуренс. – Он сохранял полное бесстрастие.

Рут обнял его своей ручищей размером с Лютерову кровать:

– Ты на какой позиции играешь, Лютер?

– Центровым, сэр.

– Тогда тебе не о чем беспокоиться, просто вовремя пригибай голову.

– Пригибать голову, сэр?

– И смотри, как мой мяч будет над ней пролетать.

Лютер не смог сдержаться и расплылся в улыбке:

– И хватит называть меня сэром, ладно, Лютер? Мы же тут все бейсболисты.

Да уж, это было что-то, когда Клещ Джо в первый раз его обвел! Три роскошных гладких страйка, просто как по ниточке, и толстяк ни разу не коснулся мяча перчаткой.

После третьего он рассмеялся, указал битой на Клеща и от души кивнул ему:

– Тебя учить – только портить, старик.

Его не хотели ставить питчером, так что каждый иннинг он заменял кого-нибудь из полевых игроков. Ничего, можно и посидеть один иннинг, думали они. Все-таки Бейб Рут, не кто-нибудь. Без дурацкого автографа обойдемся, зато потом можно будет долго рассказывать про эту игру, и тебе будут выставлять выпивку.

В одном иннинге он играл слева, Лютер – в центре, а Регги Полк стоял у них питчером, прохлаждаясь между бросками, как обычно. Тут-то Рут и спросил:

– Лютер, а чем ты занимаешься, когда не играешь?

Лютер немного рассказал ему о том, как вкалывает на военном заводе под Колумбусом, о том, что война – жуткая штука, но помогает набить карман, и Рут ответил: «Точно», хотя Лютеру показалось, что он это просто так брякнул, чтоб что-нибудь сказать, а не потому, что действительно понял, и тут Рут спросил Лютера, что у него такое с лицом.

– Кактус, мистер Рут.

Послышался треск биты, и Рут, засеменив на цыпочках, как балерина на своих тупорылых носочках, подхватил и перебросил на вторую базу мяч.