Наследство одной ведьмы - Страница 4

Нажал две кнопки — включил компьютер. Дождался приглашения, ввел пароль и имя подсмотренные двумя днями раньше.

Сеть была замкнутой, и чтоб не бегать каждый раз из комнаты в комнату нашли программу, которая рассылала сообщения по сети.

Именно ее я и запустил.

Я размял пальцы и коснулся клавиш, набрал адрес.

Что-то родное и проснулось в моей душе. Я, кажется, не говорил что до войны я работал клоподавом. Иными словами — телеграфистом.

— Привет, — отбил я.

Я ожидал крика, шагов по лестнице. Но нет, в коридоре было тихо.

И ответ, появившийся на экране был для меня неожиданностью:

— Привет.

Вечная проблема — что сказать второй фразой при знакомстве. Какая сегодня погода? Да достаточно посмотреть в окно. Который час? Так часы висят на экране. Как пройти в библиотеку? А что делать, если ответит? Идти по указанному направлению? Спросить — кто ты? Но ведь я и так знал. Я неделю только то и делал, что лез в ее жизнь. Ну что же, сформулируем вопрос иначе:

— Кто я?

— Никто, — был ответ.

— Ну а кто говорит тогда с тобой? Неужели меня нет?

— Тебя нет, — согласилась она, — ты вирус в компьютере, ты — случайные помехи на линии.

— А может, я все же существую.

Я задумался, размял пальцы. Страдают ли призраки отложением солей? Вряд ли — но мои пальцы отвыкли от клавиатур. Хотя, о прогресс, клавиши телетайпов «Telefunken» и «Tesla», на которых мне приходилось работать, нажимались трудней.

Наконец, я придумал что ответить:

— Тогда зачем ты пришла?

Надо отметить, что набирала она гораздо быстрей меня. На то была еще одна веская причина — последний раз я печатал семьдесят лет назад на машинке с немецкой раскладкой. Здесь раскладка была другая. Но я знал — еще немного я и привыкну. Ведь я имперский клоподав — мой телеграфный адрес «parabellum»…

Пришел ответ:

— Посмотреть в глаза своему безумию.

— Отлично! — набрал я. — Я не стану отводить взгляд. Сама подойдешь, или мне зайти?

Я тут же отправил, даже не вникая в смыл написанного. И лишь когда сообщение было в пути, подумал: не стоило так расставлять акценты.

Но выбор сделан, камень брошен.

Я поднялся с места, по пандусу спустился на первый этаж аудитории, вышел в коридор.

Именно там мы и столкнулись.

В полутемном коридоре, который из-за своей ширины и длины именовался Бродвеем, мы сделали то, чем минутой раньше грозились друг другу — посмотрели один одному в глаза.

Я бежал, бежала и она. Мы вылетели — она из двери, я из стены и я просто проскочил через нее.

Мы остановились, обернулись, стали лицом к лицу, смотрели в глаза. И вот оно! Я видел свое отражение в ее зрачках. За моей спиной было метров триста коридора, но ее зрачки были маленькими — она смотрела на меня.

Я сделал полушаг назад и вправо. Она зеркально повторила мое движенье.

— Привет! — сказал я.

— Уже здоровались, — ответила она.

— Видишь, я существую и без проводов. Кто я?

Мы кружили, рассматривая друг друга, будто танцевали — каждый с собственной тенью.

— Ты легкое расстройство рассудка. Ты плод воображения.

— Чьего? Твоего? Или своего?

Я был сильней, я был готов к нашей встречи — ведь все же это был второй человек, который мог меня видеть. Она же видела первого в своей жизни призрака.

И конечно же она не выдержала:

— Уйди, — сказала она. — Ты силен ночью, ибо ты сон. Но попробуй явиться днем! Уйди! Изыди!

Затем она осенила меня крестным знаменем.

И я сделал то, что она просила. На пятках повернулся через левое плечо и ушел в ближайшую стену.

Я сделал, что она просила. Но не из-за крестного знамения — я могу зайти в церковь, потушить свечку, пройти сквозь алтарь — и мне ничего не будет.

Не буду утверждать, что Бога нет. Напротив, я верю в него всем сердцем, хотя становиться на колени, бить поклоны, возносить молитвы — определенно не мой стиль. Бог есть — по крайней мере у меня в душе. И пока он есть там — он будет вездесущим, в том числе и на небесах. И мне кажется, что там, вверху кто-то ко мне очень хорошо относится.

Свечка же — это такой пустяк, я потом отдам с процентами.

Я ушел по ее просьбе, но не против своей воли.

Дать ей спокойствие до утра, даже до понедельника, чтоб она выспалась в теплой постельке до такой степени, чтоб поняла — вокруг нее реальность, и если мир ущипнет за попку, будет синяк и будет довольно больно.

Больше чем на двое суток я оставил ее в покое.

В выходные институт замирал, запертый за периметром забора. Из трех проходных работала только одна, да и та в полсилы.

В воскресенье пошел дождь — погода стояла славная и выбрался погулять. Всю жизнь мечтал выходить сухим из воды…

Потом отправился в библиотеку — в каморке лаборант оставил открытой том Иосифа Флавия «Об иудейской войне». Уже давно я пытался восполнить пробел в знаниях и все же узнать, как был разрушен Иерусалим.

Спать лег рано, почти с закатом, но долго не мог заснуть.

Я долго успокаивал, что даже если просплю, в запасе есть все остальные дни недели, что я легко наверстаю. И вообще — проспать я не смогу, потому что я призрак и сплю мало…

… И конечно же проспал…

Место в катакомбах института, которое я избрал своей резиденцией, находилось в тридцати метрах под землей.

Там было тихо и темно — идеально для призрака, страдающего бессонницей. Когда-то здесь оборудовали бомбоубежище на случай атомной войны для ректората, обставили шикарной мебелью. Но власть поменялась, чертежи, и планы, как водиться, потерялись, хотя электрики так и не обесточили это убежище.

Я проснулся нехотя и с мыслю, типа: «кстати а который сейчас час». В убежище хронометры имелись в избытке, но все они остановились лет тридцать назад, а завести их я не имел сил.

Я поднялся вверх — там во всю светило солнце. Я прикрылся от него рукой. Не то чтоб я боялся солнце, как прочая нежить — просто за ночь в полной темноте я отвык от света.

Наверху был день. Именно день, ибо почти все утро я проспал. По институту бродили студенты.

Забежал в бухгалтерию, посмотрел на часы — половина двенадцатого, выругался, рванул в деканат знать ее расписание. Со звонком на пару вбежал нужный корпус, взлетел по ступенькам и лишь после преподавателя вбежал в аудиторию. Она сидела на предпоследнем ряду, одна за партой. Я упал рядом:

— Ну что, я не сильно опоздал?

Она посмотрела на меня краем глаза, вздохнула и вернулась к своим тетрадям.

Тут преподаватель начал читать лекцию — что-то скучнейшее о преобразовании матриц. Подобное я слышал многократно, и мог бы прочесть лекцию сам. При условии, конечно, если бы мог писать на доске и меня кто-то слышал. За последние пятьдесят лет в этой методике ничего не поменялось. Я откровенно заскучал сперва бродил по аудитории. Заглядывал всем в тетради, затем долго стоял у окна.

Потом все же не выдержал:

— Да ну его, — сказал я Василисе. — Пойду погуляю. Я вернусь!

Возвращаться пришлось два раза — первый раз в маленький перерыв. Но увидев меня Василиса тут же скрылась в дамском туалете и появилась только после звонка.

Я опять ушел — но недалеко. Остановился у выхода из корпуса, чуть в стороне, за живой изгородью. и моя осторожность оказалась не лишней — за пять минут до конца пары она выпорхнула из корпуса. Осмотрелась по сторонам, но меня не заметила. Кивнула и побежала.

Догнать ее мне не составило особого труда, но я не стал ее останавливать, а просто шел рядом с ней. Удивительно, но она так и ни разу не обернулась. Боялась, что ли увидеть там меня.

За проходной института была маленькая булочная. За сдобой вытянулась очередь. Василиса встала в конец. Когда подошла ее очередь, я стоял рядом с булочником.

Она расплатилась, взяла требуемое и мы не спеша вышли на воздух:

— И снова здравствуй, — сказал я щурясь от яркого дневного света. — пары прогуливаем, значит… Не хорошо…