Наследство из преисподней - Страница 39

– А почему он должен был вам это говорить? Или вы его компаньон?

– Избави Бог! – взмахнул руками отшельник и перекрестился на иконы. – Я ничего не смыслю в бизнесе, да и годы мои уже далеко не те.

– Тогда я могу высказать предположение, что вы его исповедник, – сказал я с легкой иронией в голосе.

– Я мог бы и не отвечать… – Сильвестр уколол меня вдруг потяжелевшим взглядом, в котором мелькнула сумасшедшинка религиозного фанатизма. – Но коль вы друг Зенона… Да, я приобщил его к церкви. К истинной церкви. Но никогда не требовал от него исповеди. Человек по моему уразумению должен исповедываться только перед самим господом Богом. Ему посредники в этом деле не нужны.

– Возможно. Но существуют церковные каноны…

– Перестаньте! Каноны устанавливаются людьми, и не всегда бескорыстно или по Божьему велению.

Исповедник – это провода в небесную канцелярию, если перевести его функциональные обязанности из языка церковного на язык общепринятый. И если провода худые или вообще не туда присоединены, то можно представить, куда попадет чистый душевный порыв человека.

– Хорошо. Давайте оставим схоластические споры. Богу – богово, а кесарю – кесарево. Рассмотрим проблему под другим углом. Может, у Зенона была какая-то неизлечимая болезнь? Он не хотел испытывать большие страдания и…

– Про болезнь мне ничего не известно, – хмурясь, ответил Сильвестр.

– Ну, он мог вам этого и не сказать. Но, возможно, вы замечали какие-нибудь странности в его поведении…

– Нет! – отрезал лесной житель.

Он старался держать себя в руках, но мне показалось, что его уверенность несколько поколебалась. Неужто я прав и Зяма действительно был болен? Но тогда почему вскрытие ничего не показало?

Ха! Не будь наивным, Стив. Ты что, видел протокол?

Но ведь Алик говорил… А можно ли ему верить? Вдруг на него тоже надавали, как на Самуила Абрамовича. И даже не сейчас, а раньше, когда он нечаянно сунул свой нос туда, куда его не просили.

Вот Алик и лепит горбатого, вешая клиентам, интересующимся обстоятельствами смерти Зямы, лапшу на уши. Поди, проверь, правду он говорил мне или врал.

А если проверить? Как? Да очень просто – найти патологоанатома, который делал вскрытие Зямы и побеседовать с ним по душам.

Так он и откроет тебе свою душу… А не попробовать ли отмычку от дяди Сэма? Не думаю, что пока неизвестный мне патологоанатом откажется от энной суммы зеленой "капусты"…

За окнами громыхнуло, и по крыше забарабанил дождь, вскоре перешедший в ливень. Я озабоченно нахмурился – вот незадача. Как теперь выбираться из этой тьмутаракани?

Я посмотрел на Илону. Она откровенно скучала. Ничего, подумал я, скоро тебе станет весело… когда будем выталкивать машину из колдобин, заполненных грязью.

Дождь лил до самого вечера, не переставая. О поездке на машине по раскисшей грунтовке и думать было нечего. Это понял и отшельник, а потому предложил нам переночевать в его обители. А к утру земля подсохнет и тогда можно будет тронуться в обратный путь.

Сильвестр угостил нас ужином и постелил спать на лавках все в том же флигельке. Я бы не сказал, что ужин был чересчур сытным – одна жареная рыбешка и немного грибов, тушеных с луком и лесными ароматными травами, – но червячка все равно мы заморили, а потому отправились на боковую с легким сердцем.

Хозяин скита ушел спать в дом-башню…

Конечно, широкая лавка, пусть и застеленная рядном, совсем не походила на цивилизованную постель, и первое время мы ворочались с боку на бок ежеминутно.

Горницу освещала тлеющая лампадка, наполняя ее таинственными тенями, и мне вдруг показалось, что время повернуло вспять и на дворе, по меньшей мере, шестнадцатый век. Вот сейчас отворится дверь, войдет куренной атаман и скажет, что пора собираться в поход, чтобы пощипать турецкого султана и вернуть с полону ясыр…

Я тряхнул головой, прогоняя наваждение, и вдруг услышал голос Илоны:

– Стив, ты спишь?

– Нет.

– И я тоже…

"Понял, лапуля…" – ответил я мысленно Илоне. Поднявшись, я взял ее на руки и бережно положил на пол.

Какое-то время в горнице были слышны лишь наша возня и бурное дыхание. Затем снова раздался ее голосок, в котором сквозили виноватые нотки:

– Не могу я… Прости…

– Что с тобой?

– Эти иконы… Они как живые. И глядят…

Я посмотрел на иконостас. Действительно, игра света и тени оживляли лики святых. Для впечатлительного человека это было и впрямь жутковатым зрелищем. Бедная Илона…

Мы снова разбрелись по лавкам. Я был неудовлетворен, а потому немного зол, но старался не подавать виду. Думаю, что Илона тоже чувствовала себя не лучшим образом. И тоже не спала.

Дикий вопль, прозвучавшей в лесной тиши, буквально сбросил меня с лавки. Я так быстро вскочил на ноги, что зацепился за какую-то загогулину и грохнулся на пол. Илона тоже подхватилась, как ошпаренная, и вскричала:

– Что это, Стив!?

– Бля! – Я поднялся и начал тереть ушиб рукой. – Извини, – спохватившись, сказал я Илоне. – Что это может быть?

– Это я у тебя спрашиваю.

Мы прислушались. Тишина. И вдруг вопль раздался снова – жуткий, нечеловеческий. И доносился он, как мне показалось, из дома-башни, где ночевал Сильвестр.

– Туда! – воинственно скомандовала Илона, указав пальцем на темную глыбу дома, смутно виднеющуюся в окне.

И бросилась к двери.

– Не так быстро, милочка, – сказал я, переводя дух. – Не ходи во двор.

Да, этот вопль и у меня все перевернул внутри. Кто бы это мог быть? Сильвестр? Его что, убивают? А если убивают, то уже поздно что-либо предпринимать.

– Почему!? Сильвестр в опасности.

– Если это так, то мы – тем более.

– С какой стати? Неужто ты боишься? Эх, мужики… Все, я пошла. – Илона решительно отодвинула засов и отворила входную дверь.

Я с интересом наблюдал за ее действиями, не имея ни малейшего желания последовать примеру девушки. И оказался прав: со двора раздалось злобное рычанье, и она пулей вернулась обратно.

– Там!.. – Илона ткнула пальцем в направлении двери, которую поторопилась закрыть на засов. – Эти волчары… бр-р-р! Они едва не набросились на меня.

– А мне показалось, что ты не боишься собак.

– Если бы днем…

– Да с дубиной в руках, – продолжил я мысль Илоны. – Вот и я об этом – на дворе ночь и собаки настороже, выполняют свои охранные функции. К ним теперь может подойти только хозяин. Мы тут сидим под живым, весьма надежным, замком. И я не думаю, что Сильвестра убивают. (Ну, разве что у него, кроме нас, есть еще и другие гости). Мимо тех "милых зверушек", что мотаются по двору, и тень в дом не проскользнет.

– Но этот крик…

– Будем считать, что нам все это приснилось. И дождемся утра.

– Вроде тихо…

Илона прислушалась.

– Подозрительно тихо…

Я выглянул в окно, прижавшись щекой к стеклу – чтобы лучше видеть.

Дождь закончился и между туч появился месяц. Он уже шел на убыль и скукожился до тонкого серпа, а потому его свет, изливающийся на подворье, был слаб.

Но и при таком плохом освещении я видел черные фигуры псов, беспокойно мечущихся туда-сюда, а также дом-башню, который по-прежнему стоял как черная скала, не подавая никаких признаков жизни.

Может, Сильвестр уже преставился? А что если он исполняет в этих лесах роль Синей Бороды и в данный момент развлекается в потайной комнате с очередной своей жертвой? Только кто ему поставляет женщин?

Ведь Зямы уже нет.

Да мало ли кто…

Стоп! Опять тебя занесло, дружище. Смотри на вещи проще, без фантазий. И вообще – нужно ждать утра. К тому времени – я на это очень надеялся – все образуется. И мы получим объяснение ночного инцидента.

Нужно дождаться…

Судя по виду Илоны, ночью она почти не спала. Чего не скажешь обо мне. Сон тоже какое-то время не шел ко мне, но сначала я считал слоников, а потом просто приказал себе: "Спи, сволочь! Завтра тебе может быть не до сна…", и тут же уснул, как убитый.