Наследство из преисподней - Страница 24
– Не узнаю… – На холеном лице Алика появилось недоуменное, и даже испуганное выражение.
Похоже, Бананом его уже давно никто не называл.
– А ты спустись ниже, может, тогда узнаешь.
– Минуту… – Он наморщил лоб, что должно было означать усиленную работу мысли. – Стив!?
– Ну, наконец-то…
– Стив, чертяка! – Алик расплылся в улыбке. – Вот так встреча… Поднимайся.
Мы обнялись и долго тискали друг друга под виноватыми взглядами охранников. Похоже, у них душа ушла в пятки – как же, они обидели друга самого босса. Кто знает, как он на это посмотрит…
Алик не доверил своей секретарше священнодействовать над сервировкой стола, а сделал все сам. Наверное, из-за уважения к моей персоне. И спустя десять минут мы уже отдавали дань хорошему коньяку и разным деликатесам.
– Еще несколько дней такой шикарной жизни, и я растолстею, – сказал я, треская слабопросоленную семгу.
– Ты о чем?
– Ты третий, кого я встретил из ребят нашего класса, и все кормили меня как на убой.
Я сказал это – и прикусил язык. Идиот! Надо же такое ляпнуть. И так все идет к тому, что меня могут завалить в любой момент. Не хватало мне прихватить на тот свет за компанию и своих приятелей.
– А кто были первые двое? – спросил Алик.
– Галюня и Чабря.
В этом вопросе я решил не темнить, потому как знал, что в нашем городе слухи распространяются быстро.
Нельзя, чтобы Алик посчитал меня лжецом.
Когда-то он был неплохим парнем, и мне хотелось верить, что он таким и остался. Хотя бы потому, что я намеревался разжиться у него конфиденциальной информацией и желал, чтобы он не юлил и не прикидывался валенком.
– Как поживает этот прохиндей?
– По-моему, работает по своей прежней "профессии", – ответил я, улыбаясь.
– Вот жук.
– Как говорили древние, каждому свое. Кстати, мне доложили, что ты на операции.
– А, мелочи… Пару раз скальпелем вжикнул – и готово.
– Я так понимаю, ты кандидат наук…
– Стив, ты плохо обо мне думаешь. Бери выше.
– Неужели тебе удалось защитить докторскую диссертацию?
– А что здесь удивительного? Ты, наверное, забыл, сколько мне лет. Кое-кто в мои годы уже был академиком.
– Поздравляю. Да-а, голова у тебя варит. И руки, похоже, на месте…
– Стив, не кидай мне леща. Говори прямо, что тебе нужно. Я так понимаю, ты пришел сюда не ради воспоминаний о далекой юности, чтобы уронить слезу умиления на моем плече.
– Почему так думаешь?
– Не забывай, в какое время мы живем. Кругом сплошные прагматики. Романтика погибла, пошла ко дну под бременем буржуазных отношений. Когда я работал в Первой городской больнице, мы почти каждую неделю выезжали на природу. А сейчас и машина есть, и денег хватает, и молодых телок валом, но нет желания вырваться из тесного мирка, в котором я верчусь сутками: дом – работа – дом – работа; иногда какая-нибудь презентация или концерт заезжей знаменитости… Мрак. От такой жизни я уже совсем отупел.
– Да, ты прав. Я ехал сюда вовсе не для того, чтобы предаваться ностальгическим воспоминаниям. Мало того – я даже не знал, что ты здесь работаешь.
– Признаюсь – ты меня удивил. Неужели тебя угораздило заболеть? А с виду не скажешь… Нет-нет, помоему, болезнь тут ни при чем. Я угадал?
– На здоровье пока не жалуюсь. Правда, в сырую погоду иногда ноют старые раны. Но это не в счет.
– Тогда колись, с чем пожаловал.
– Алик, я хотел бы встретиться с лечащим врачом Зямы Мошкина.
Мне показалось, что Алик напрягся, будто перед прыжком. У него даже выражение лица изменилось.
– Хм… – хмыкнул мой одноклассник, опуская глаза. – Интересно…
– Что именно?
– Да это я так… А зачем тебе врач?
– Надо поговорить, – ответил я уклончиво.
– Темнишь, Стив, темнишь… Нехорошо. И очень странно. В последнее время имя Мошкина что-то чересчур часто стали вспоминать. Часто и назойливо. А ведь по нему уже давно справили тризну. С чего бы весь этот звон?
– Алик, даю слово, что я все тебе расскажу. Но только тогда, когда сам разберусь с некоторыми странностями, связанными с усопшим Мошкиным. А пока мне нужен его лечащий врач.
– Наверное, хочешь взглянуть на амбулаторную карточку Зямы…
Алик смотрел на меня каким-то странным взглядом, прищурив глаза так, что они превратились в две узкие щелочки.
– Да.
– Опоздал ты, братец, опоздал. Карточку изъяли сотрудники "конторы". Ну, той, что на проспекте Победы.
На проспекте Победы при советской власти располагалось здание КГБ. Теперь эта служба в Украине называлась СБУ.
– Ого, – сказал я удивленно. – "Контора" – это серьезно. Чекисты не размениваются по мелочам. Даже нынешние, пусть и украинские.
– Верно. И я так подумал. А вслед за ними пришли менты, за ментами братва, а теперь ты… И всех вдруг резко заинтересовал несчастный Зяма, который безвременно вознесся на небеса.
Последнюю фразу Алик произнес с иронией, но его глаза оставались серьезными. Я почувствовал себя неуютно под его пристальным взглядом и отделался невразумительным мычанием.
Но Алик неумолимо продолжал:
– А теперь скажи, друг ситцевый, тебе-то какое дело до Зямы? Насколько мне помнится, ты с ним здорово рассорился. Если не сказать больше. Или это тайна?
– Ладно, тебе откроюсь. Надеюсь, что этот разговор останется между нами.
– Стив, – с укоризной сказал Алик, – я ведь врач. А потому просто обязан соблюдать конфиденциальность в своей работе.
И я рассказал ему о завещании Зямы. Но о своих злоключениях в родном городе я не обмолвился даже словом – чтобы не испугать Алика. -… Так что завещание, как ты сам понимаешь, уже никакая не тайна. – Этими словами я закончил свою "исповедь".
– Это понятно, – задумчиво и, как мне показалось, с облегчением сказал Алик. – То есть, в той части, которая касается перечисленного тобой имущества. А как насчет "империи" Мошкина?
– Империи? Ты хочешь сказать фирмы. В моем понятии империя – это что-то колоссальное.
– Чудак человек… – Алик снисходительно улыбнулся. – Впрочем, тебе простительна неосведомленность, ты ведь приезжий и, похоже, не успел, как следует, вникнуть в суть дела. Зяма создал мощную транснациональную корпорацию. Она что, тоже досталась тебе?
– Нет. Ее прибрал к своим рукам Мошкин-старший. Скорее всего, он и был главным компаньоном сына.
– Странно все это… – Алик задумчиво потер подбородок.
– Ага. Еще как странно. Но мне сейчас не хочется вникать в мотивы, которыми руководствовался Зяма, подписывая завещание. Я хочу найти лечащего врача Зямы и спросить у него, не было ли у Мошкина какойнибудь неизлечимой болезни.
– Понятно… – Алик скупо улыбнулся. – Считай, что ты уже нашел его.
И он поднял правую руку, как школьник на уроке, когда рвется к доске.
– Ты!?
– Твое удивление выглядит, по меньшей мере, наивно. Я один из лучших врачей города. Говорю это без ложной скромности, потому что так оно и есть. Так кого должен был взять себе в личные врачи нувориш Зяма, у которого денег куры не клевали? То-то… Тем более, что мы еще и старые друзья.
– Друзья?
– Не цепляйся к словам. Ладно – мы были приятелями. А если начистоту, то это Зяма помог мне организовать частную клинику и дал денег взаймы, чтобы выкупить это здание.
– Алик, я в отпаде. Так это все твое!?
– Теперь уже мое. К счастью, я успел погасить задолженность, пока Зяма был жив. Иначе старый Мошкин попортил бы мне крови. От него уже приходил поверенный. Но я показал ему соответствующие бумаги, и он ушел, несолоно хлебавши.
– Что ж, поздравляю. Здание козырное. Притом, в центре города. У тебя, наверное, лечатся только тугие кошельки?
– В основном, – не очень охотно ответил Алик.
Я не стал больше касаться этой болезненной для него темы и вернул разговор в прежнее русло:
– Так был Зяма болен или нет?
– Что тебе сказать… – Алик налил стопку и выпил, даже не поморщившись. – Не знаю.