Наследники страны Ямато - Страница 24
В это же время Хитоми делали точно такую же причёску.
– Достань моё любимое кимоно «Тысяча журавлей», что подарила мне сестра. Да, и, пожалуй, оби с вышивкой горы Арасияма.
– Госпожа, а как же юката? – удивилась служанка.
Юрико было всё равно, какое нижнее кимоно будет сокрыто под «Тысячью журавлей», в конце концов, замуж выходит Хитоми… От этой мысли у неё всё похолодело внутри: что она говорит!? – как Хитоми?
– Хорошо, достань юката из китайского атласа, и кимоно с рисунком «Колотый лёд».
Служанка замерла.
– Но…
– Что? Ты не поняла? – удивилась Юрико.
– Сейчас не сезон для «Колотого льда», – робко возразила она.
– Ну и что, всё равно сверху надену «Тысячу журавлей». Поторапливайся!
Служанка беспрекословно открыла сундук и извлекла из него названные наряды.
Нобунага ходил по замку чернее грозовой тучи. Слуги боялись попадаться ему под руку, дабы не навлечь на себя хозяйского гнева.
Он вышел во двор, где служанки складывали в крытую повозку заранее тщательно приготовленное приданное Хитоми… Женщины при виде господина засуетились пуще прежнего. Не выдержав этой картины, даймё решил подняться в покои дочери.
Девушка была одета, правда решила отступить от правил и приказала сделать старинную причёску. Служанки боялись, что господин Нобунага останется недоволен внешнем видом дочери, в довершении всего та отказалась надевать праздничную обувь, потребовав простые гета, мотивируя тем, что может излишне волноваться и оступиться с высокой подошвы, причём весьма некстати.
Нобунага окинул дочь придирчивым взглядом: да прошло достаточно времени с тех пор, как в Адзути отмечали её Совершеннолетие, гости были веселы, дочери счастливы, жизнь казалась прекрасной…
Теперь же Нобунага испытывал чувство вины перед дочерьми, главным образом оттого, что не смог противостоять сёгуну и, спасая клан, вынужден пожертвовать их интересами и, возможно, даже жизнью.
Даймё смотрел на младшую дочь: она была необычайно хороша в праздничном фурисодэ. Он ничего не сказал о причёске, служанки облегчённо вздохнули и накрыли невесту по традиции прозрачным, словно дымка, тончайшим шёлковым покрывалом.
Нобунага понимал: он в последний раз видит Хитоми. Придавала сил лишь надежда на то, что задуманный план всё же удастся воплотить. Иначе – СМЕРТЬ!
Хитоми и Юрико в сопровождении отца и Хисикава-старшего спустились во внутренний двор замка. Нобунага едва сдерживал нахлынувшие чувства, понимая, что не имеет право давать им волю. Ведь внешне всё должно выглядеть убедительно: Хитоми едет к жениху в Исияму, Юрико же сопровождает её до Киото, где собирается погостить в доме судьи Токинобу.
Девушки поклонились отцу в знак дочерней любви и покорности, сели в роскошный паланкин, специально задрапированный белым шёлком с вышивкой кланового герба.
Хитоми трясло от страха, Юрико же с первого взгляда казалась спокойной, ибо была уверена в успехе предстоящего предприятия.
Слуги подхватили паланкин, девушки в последний раз взглянули на Адзути и на Три стрелы башен-ягура.
Хитоми почувствовала, как на глазах выступают слёзы. Неимоверным усилием воли она заставила себя успокоится, иначе грим мог пострадать, хотя она и взяла все необходимые принадлежности, но в дороге пользоваться ими было несподручно.
Немного отъехав от замка, Юрико запахнула занавес паланкина и сказала:
– Не бойся, Окамэ непременно поможет нам. Я в этом уверена.
Хитоми кивнула и пристально посмотрела на сестру, увидев в ней своё отражение…
– Пришло время слиться в единое… – шёпотом сказала она.
– Да. Обойдёмся без служанок, пусть едут в повозке. Кто знает, из чьего рта потечёт![93] – согласилась Юрико.
– Ты права… помоги мне развязать оби и снять кимоно.
Хитоми скинула шёлковую накидку и начала раздеваться при помощи сестры. Единственное, что они не стали менять – так это нижние кимоно.
Обмен одеждами продлился достаточно долго, хоть слуги и осторожно несли паланкин, стараясь его не раскачивать, но сказывалось волнение девушек и ограниченность пространства. Заговорщицы опасались делать резкие движения, дабы занавес паланкина не дрогнул, что могло бы вызвать нежелательный интерес самураев.
Наконец Юрико привела свои одежды в порядок, приколола на пояс брошь в виде Парящего дракона и накинула на плечи шёлковое покрывало. Хитоми также поправила пояс, спрятав в него припасённый миниатюрный кинжал.
– Вот и всё, теперь следует запастись терпением, – констатировала Юрико.
Хитоми промолчала.
Спустя примерно дзиккен отряд ступил на узкую дорогу, пролегавшую среди множества холмов. Девушки напряглись, самураи выслали вперёд разведчиков, те же доложили, что не заметили ничего подозрительного.
– Это случиться именно здесь… я чувствую… – задыхаясь от волнения, сказала Хитоми. – Холмы хранят множество тайн.
После короткой остановки, на которой командир самураев убедился, что с девушками всё в порядке – те же были немногословны и поблагодарили его за беспокойство вымученными улыбками – отряд продолжил свой путь.
Моронобу и ниндзя, специально нанятые его отцом, затаились в засаде. Они буквально слились с холмами в своих серых одеждах, ожидая отряд сёгуна.
Моронобу подавил все чувства, ибо они порождают волнение и неуверенность, и как истинный самурай приготовился достичь намеченной цели. Он искренне надеялся, что ниндзя, которые многократно оказывали клану услуги за соответствующее вознаграждение, проявят себя и на этот раз достойным образом.
И вот на извилистой дороге среди холмов появились всадники, все они, как один были облачены в доспехи. Но похоже, это обстоятельство ничуть не смутило ниндзя. Они разделились на две группы – по пять человек с обеих сторон дороги.
Моронобу же укрылся чуть поодаль. Покуда ниндзя своими действиями отвлекут самураев, он пробьётся к паланкину и выкрадет Хитоми, переодетую в кимоно Юрико. После того, как они благополучно скроются, старшая сестра поднимет крик: «Этот недостойный Хисикава Моронобу всё же добился своего – украл Юрико! Всем в Адзути известно его недостойное поведение! Какое пятно на чести клана!» И в довершении всего горько разрыдается…
Раздался свист сюрекенов, стремительно пронзая воздух, они впивались в шеи лошадей.
В первых рядах самураев началась сумятица: лошади, обезумевшие от боли вставали на дыбы, пытаясь скинуть своих седоков, или же, повинуясь инстинкту самосохранения, ускакать, покинув опасное место.
Самураи, следовавшие рядом с паланкином, также не успели спешиться, их раненные лошади заметались, истекая кровью и, сбрасывая седоков.
Воспользовавшись замешательством, царившим в отряде, часть ниндзей продолжала метать сюрекены, стараясь поразить самураев, что было достаточно сложным из-за доспехов, а часть, обнажив мечи, поспешила вместе Моронобу к паланкину.
Командир сегунского отряда, выхватив меч из ножен и громко крича, пытался собрать вокруг себя своих людей. На данный момент безопасность девушек для него была превыше всего. Но достичь должного результата оказалось весьма сложным, ибо часть самураев были ранены сюрекенами; лошади метались, внося ещё большую сумятицу в данной ситуации.
Моронобу яростно пробивался вперёд, орудуя обеими мечами. Молодой самурай впервые участвовал в настоящем сражении, но страха перед опасностью и смертью он не испытывал. Моронобу отбросил все чувства, представив себе, что противник вооружён бамбуковыми мечами и он – всего лишь на тренировочном поле: выпад, защита…и снова – выпад, защита…
Его руки действовали ловко, словно отдельно от тела и разума. Вот Моронобу ловко уклонился от вражеского меча, сделав «семя льна»[94], тем самым, опередив противника на мгновенье и получив преимущество, подрубил катаной тому ноги чуть выше щиколоток. Лезвие меча без труда разрубило кожаные поножи – самурай, издав душераздирающий вопль, рухнул на колени; в тот же миг левая рука Моронобу, сжимающая вакидзаси, ударила противника прямо в горло. Алая кровь брызнула во все стороны, словно фонтан, – клинок повредил артерию.