Наследники страны Ямато - Страница 14

Речь госпожи Аояги опечалила даймё.

– Всё слишком серьёзно, если Фусю умрёт – мои дни сочтены. Сёгун подошлёт ко мне убийц. Насколько мне известно, некий клан ниндзей на протяжении многих лет служит Тоётоми…

– Но что ему мешало убить вас раньше? – удивилась Аояги и тут же спохватилась: – Простите за мой излишне прямой вопрос.

– Влияние Фусю и его умение убеждать, а если надо и покупать союзников прекрасно известны. После его смерти всё изменится… Я не знаю, кому при дворе можно доверять?..

– Мне…

Нобунага пристально воззрился на госпожу Аояги: ей бы он доверил свою жизнь…

– Насколько мне известно, господин Фусю успешно сформировал Личную императорскую гвардию …

– Да, – кивнула госпожа Аояги, – в неё вошли китайские воины. Надо отметить их преданность. Ещё бы, Главный советник положил им огромное жалование!

– Необходимо сохранить Личную гвардию. Она послужит гарантом безопасности императора. Вы меня понимаете? – Нобунага многозначительно посмотрел на Аояги.

– Конечно. После кремации Фусю вероятность претензий Тоётоми чудовищно возрастёт.

– Вот именно…

За разговором кортеж Яшмовой госпожи и отряд Нобунаги достигли ворот Объявления мира и вступили по императорской дороге на священную землю монастыря Энракудзи.

Во времена правления династии Огимати монастырь Энракудзи[70] достиг своего наивысшего расцвета. Основатель династии, император Нориёси Го-Мураками приказал построить на горе Хиэй небольшой храм, где он мог бы предаваться размышлениям о бренности мирской жизни. Он назвал его храмом Гармонии и Мира, который впоследствии стал одним из пяти павильонов монастыря.

Следующий император Юнатари Тёкей, тяжело переживая смерть своей любимой жены, навсегда покинул столицу, поселившись на вершине Хиэй, приняв монашество. Трон Аматэрасу занял его сын Хиронари Го-Камеяма. Именно в этот период Энракудзи стал центром буддизма Поднебесной.

Люди, узнав, что сам император принял монашество, вкушает простой рис и носит хлопковое кимоно наравне с буддийскими монахами, потянулись в храм, принося щедрые дары.

Энракудзи разрастался, появились павильоны: Вечного счастья, Колеса закона, Десяти тысяч радостей и последний, построенный по приказу императора Огимати Митихито, – Золотой.

Кортеж миновал Сад камней, Башню Будды и повернул к южной части монастыря, где и располагался Золотой павильон. До слуха паломников донесся звон колокола – звонили на башне Будды, возвещая настоятелю монастыря о прибытии Яшмовой госпожи.

Госпожа Аояги и дайме покинули паланкин, ступив на Святую землю. Нобунага, на всякий случай, пристегнул мечи и огляделся: перед павильоном возвышалась статуя Будды, вырезанная из сандалового дерева.

Даймё, хоть и был убеждённым синтоистом, но это обстоятельство не помешало ему восхититься статуей и окружающими постройками. Действительно, Энракудзи оправдывал свой статус – центра буддизма Четырёх морей.

Из паланкина, украшенного голубым шёлковым балдахином, появились две молодые фрейлины из свиты госпожи Аояги. Они были стройны как тростник, их тёплые кимоно цвета глицинии смотрелись безупречно. Невольно Нобунага залюбовался прелестницами, правда, к своему удивлению отметив, что фрейлины несколько странные – уж слишком зорко осматриваются и банты на оби завязаны подобно юдзё[71]…

Со стороны павильона Десяти тысяч радостей, к паломникам приближался настоятель и Содзу, духовный наставник госпожи Аояги.

Несмотря на то, что стоял конец осени, и приближались зимние холода, буддисты по-прежнему облачались в традиционные оранжевые одежды, единственная роскошь, которую они позволяли себе – короткие стёганые куртки и сандалии.

– Госпожа, Аояги, – почтительно произнёс настоятель. – Вы оказали мне честь, посетив Энракудзи.

Яшмовая госпожа смирено поклонилась настоятелю, затем Содзу, те также ответили глубоким поклоном.

– Я хотела бы провести в стенах монастыря несколько дней, медитируя и, очищая разум постоянным чтением сутр, – пояснила она.

– Прошу вас, госпожа, в мои покои, – пригласил настоятель. – О ваших людях позаботятся. – Сдержанно пообещал он, прекрасно узнав спутника Яшмовой госпожи. В его памяти отчётливо всплыли те далёкие дни, когда воины Оды Нобунаги осаждали стены монастыря.

Госпожа Аояги хлопнула в ладоши, к ней подошли четыре слуги, державшие на специальных носилках увесистый сундук, наполненный дарами. После чего Яшмовая госпожа направилась в Золотой павильон.

Даймё проводил вожделенным взором фрейлин-юдзё, следовавших за госпожой, и ещё раз невольно взглянул на сандаловую статую Будды…

Нобунага, самураи и свита госпожи Аояги расположились в Золотом павильоне. Сооружение было достаточно комфортным. Несмотря на то, что покойный император Огимати тяготел к просветлению разума, но всё же не забывал о привычных удобствах. Павильон состоял из нескольких помещений: зала для приёма пищи, с огромным очагом в центре, который в холодное время года служил и источником тепла; трёх спален, комнат для прислуги, телохранителей, стражи и молельни, где совершалась медитация и чтение сутр.

Не успели паломники расположиться, как монахи подали привычную еду: рис, приправленный овощным соусом, запечённую рыбу, рисовые лепёшки-моти и немного сливового вина, дабы согреться.

По традициям Энракудзи все паломники вкушали пищу в одном помещении за общим столом. Это несколько удивило Нобунагу, но он не стал пренебрегать установленными правилами и, показав личный пример самураям, расположился за столом рядом с фрейлинами госпожи Аояги и принялся с аппетитом поглощать предложенные блюда.

Как только началась трапеза, в зал вошёл юный монах и привычно, словно он вырос в аристократическом доме в Киото, заиграл на бива, развлекая присутствующих.

Вскоре появилась госпожа Аояги и присоединилась к общей трапезе.

Вкушая пищу, Нобунага получал двойное удовольствие – насыщение плоти и духовную радость – нет, отнюдь он не пребывал в радости оттого, что находится на Священной земле Будды, но оттого, что видит перед собой её…. – Аояги.

Боковым зрением даймё успевал наблюдать и за поведением фрейлин: они вели себя безупречно, непринуждённо. Но всё же их высокие причёски с обилием серебряных шпилек, противоречили нынешней дворцовой моде.

Хотя Нобунага допускал: у юдзё – несколько иные понятия о красоте и моде. Увы, но он отстал от светской и жизни давно не посещал киотских красавиц. Но и те, в объятиях которых он проводил время, были другими, и явно не обладали глазами, словно у быстрой лани… Да, и потом: зачем госпоже Аояги юдзё в качестве фрейлин? Неужели для этой роли не нашлось благовоспитанных девушек из аристократических семей?.. Немного поразмыслив, даймё решил: возможно, у Яшмовой госпожи существуют веские причины, дабы держать при себе фрейлин-юдзё.

Нобунага отвлёкся от этих мыслей, представив себе, как ночью овладеет прекрасной вдовой.

Остаток дня пролетел незаметно. Слуги установили жаровню в спальне, где Аояги в час Змеи, сняв верхние кимоно, готовилась ко сну.

– Положите футон[72] рядом с жаровней, – приказала госпожа, – и накройте его шёлковым покрывалом. Поставьте кувшин сливового вина на стол.

Служанки исполнили все пожелания и с поклоном удалились. Госпожа Аояги возлегла на ложе в ожидании Нобунаги. И он не заставил себя ждать…

Раздвинув фусуме, даймё вошёл в спальню. Аояги, едва справляясь с охватившим её желанием, поднялась навстречу.

– Река Томину ждёт нас… – томно произнесла Аояги.

Нобунага, распалённый страстью и ожиданием, отбросив все приличия и прелюдии, набросился на Аояги, словно изголодавшийся зверь….