Наследник (СИ) - Страница 3
Шагистика сменялась сокольской гимнастикой, гимнастика строевой подготовкой, а та — преодолением полосы препятствий под огнем… и так по кругу. Полчаса на завтрак, час на обед и полчаса на ужин. Плюс личное время, которое обычно уходило на приведение в порядок формы. Которую, кстати, они уже несколько раз сменили. Потому что ни одна форма больше недели не выдерживала. К тому же все передвижения — только бегом…
— Строиться, обезьяны! Запевай, папуасы недокормленные! — вахмистр смотре на поредевший строй — Что понурились, бабуины! Всего-то три версты пробежали, а тащитесь как пассажирский поезд Москва — Порт-Артур. Ножку! И раз, и раз… и раз, два, три! Песню!
— Как новичок в десанте, он от страха весь дрожал.
Проверил парашют он и что дальше будет ждал.
Летел он в самолете, под двигателей рев:
«Он не будет прыгать вновь!»
Кровавый, очень странный выбран способ умереть,
Кровавый, очень странный выбран способ умереть,
Кровавый, очень странный, остается только спеть:
«Он не будет прыгать вновь!
— Оставить песню! — ошеломленный вид Шварцмана, не ожидавшего, что его рекруты споют, вместо обычных строевых, песню штатовских десантников, радовал парней недолго. Клаус сразу нашел выход из положения:
— Бегом, арш!..
Спасали от этой армейской карусели только наземная подготовка и стрельбы. Стреляли на ближайшем полигоне, куда бегали со всей выкладкой раз в три дня. Для стрельбы им выдали старенькие винтовки образца восемьсот девяносто первого года, доработанные под новый патрон. А на уроках наземной подготовки рекруты детально изучали устройство и практическую укладку парашюта, старательно тренировались, неоднократно повторяя различные элементы прыжка. В том числе «прыгали» с макета самолета — стоящего на земле старого списанного Си-ДвадцатьДва с отрезанными крыльями. Изучали, пока в теории, управление парашютом в воздухе, приземление, сбор парашюта после приземления. Потом шло выполнение прыжка с парашютом с вышки и обучение десантированию в составе подразделения.
А потом настал день первого прыжка. Легкий К-четыре взмыл в воздух, унося в своем корпусе шестерку будущих десантников и инструктора. Самолет набирал высоту, а взволнованный Олег смотрел на сидящего напротив всегда невозмутимого Остапа, из полтавских малороссов, и надеялся, что на его лице испуг не нарисован столь же откровенно. После команды «Встать!» стоящего у открытой двери инструктора, все десантники с лицами, в основном сильно искаженными мужеством, неуклюже соскочили со своих скамеек. Перестроились в одну шеренгу. И развернулись, цепляя крюки парашютов за специальный трос. Отчего стоящий первым Олег перестал видеть что-нибудь, кроме открытой двери за которой голубела бездна неба.
Вспыхнувшая лампочка и крик инструктора: «Пошел!», скользнули где-то по краю сознания. Почувствовав толчок в плечо, Олег просто шагнул вперед. И начал мучительно долго падать, считая про себя»
— «Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три. Где…?»
Тут его с силой дернуло вверх, падение сменилось полетом и успокоившийся Олег наконец смог осмотреться. И насладиться красотой неба и земли. Внизу виднелись желтые и черные квадраты полей. Далеко вдали темнел край леса с игрушечными, размером со спичечный коробок, сельскими домиками. Острота новых впечатлений захватила Олега целиком. Он с жадностью запоминал свои ощущения, стараясь не пропустить, не забыть ничего, чтобы потом описать в письмах родным и в своем дневнике. И увлекшись, чуть было не пропустил момент приземления. Спас его отвлекший от созерцания дикий крик прыгнувшего позже него и летевшего чуть выше Остапа.
Земля твердо ударила по ногам успевшего сгруппироваться Олега, свалив на бок. Однако он успел захватить две нижние стропы и, накрутив их на кисть, погасить купол. Встал и увидел приземляющегося неподалеку, продолжавшего что-то кричать Остапа. И победно засмеялся, осознав, что сделал еще один шаг к своей мечте…
Тихий океан. Десятая оперативная эскадра ТОФ[4]. Октябрь 1960 г.
Приближающийся шторм пока уже чувствовался в усилении порывов ветра и волнения на поверхности моря. Однако командир дисколета «Сова», появившийся в пассажирском отсеке дирижабля, оставался невозмутим и спокойно доложил, что воздушный корабль приближается к флагману эскадры.
— … Из-за ухудшения погоды высадку можно производить только беспосадочным методом, господин адмирал, — закончил он доклад.
— Ничего страшного, господин капитан второго ранга. Готовьте высадку, — контр-адмирал Белов, выглядевший моложе своих сорока лет, с усмешкой посмотрел на изменившееся лицо своего флаг-офицера и старательно изображающего невозмутимость командира «Совы».
Напоминающий огромную летающую тарелку, накрытую крышкой, дисколет плавно, слегка покачиваясь при порывах ветра, заходил с кормы на флагманский корабль эскадры, авианосец «Император Николай Второй». Но причальную мачту на авианосце поднимать не стали. Дисколет снизился над палубой и выбросил гибкий трап, нижний конец которого палубные матросы зацепили за специальные крепления. Но даже с учетом умелого парирования колебаний воздушной тарелки во время порывов ветра летчиками «Совы», спуск пассажиров на палубу походил на цирковой номер. Из тех, которые сопровождаются криками: «Только один раз! Смертельный номер!»… Но каким-то чудом все обошлось без смертей и даже без происшествий. Хотя спустившийся последним флаг-офицер выглядел словно приговоренный к казни, вытащенный из-под петли в самый последний момент.
Между тем погода очень быстро портилась. Налетевший ветер уже поднимал огромные волны, все больше и больше захлестывающие корабли. Поэтому палубный матрос акробатическим маневром отцепил трап, который сразу же начал болтаться из стороны в сторону. Дисколет, на ходу втягивая трап внутрь, отвернул в сторону и начал набирать высоту, одновременно набирая скорость и убегая куда-то на восток, подальше от надвигающегося шторма. А встречу на палубе не стали затягивать. Поздоровались, адмирал приказал: «Без доклада». И сразу, балансируя на заметно качающейся даже у огромного авианосца палубе, отправились к «острову»[5].
В просторном командном центре, кроме дежурной вахты, прибывшего контр-адмирала ждали старший офицер корабля и старшие офицеры, или как сейчас стало модно говорить «начальники боевых частей». Ждали у карты-планшета с нанесенной на нее обстановкой. Дружно поздоровались.
— … Господа офицеры, задача нашей эскадры, — поздоровавшись в ответ, адмирал перешел к инструктажу. — как вы понимаете, остается прежней. Сохраняя вторую степень боеготовности мы должны продолжать крейсировать в заданном районе, разделяя территориально эскадры североамериканцев и германцев. В связи с метеоусловиями разрешаю всем кораблям, кроме дежурных кораблей дальнего РОН дозора, ввести первую степень боеготовности, — адмирал вдруг подмигнул и неожиданно улыбнулся. — Без чинов, господа. Ну что, господа офицерА, штормовать, так штормовать?
— Так точно, Михаил Михайлович, — степенно ответил за всех командир авианосца капитан первого ранга Дудоров. Добавив скаутский лозунг. — Всегда готовы.
— Ну, раз готовы, расходимся по своим постам. И ждем, когда Нептун наконец перестанет злиться, — разрешил адмирал. И добавил своему флаг-офицеру — Алексей, ты к связистам сходи. Пусть на корабли ДРОН передаст, циркулярно, чтоб бдительность усилили. А то кто-нибудь из наших «партнеров» — он так выделил это слово, что все невольно усмехнулись, — попробует провокацию устроить, пользуясь непогодой.
А шторм усиливался ежеминутно. Даже авианосец обдавало целыми водопадами, достигавшими, казалось, ходового мостика. При этом все корабли болтало, как игрушечные. Легкий крейсер «Боярин» при повороте накрыло волной так, что он почти лег на бок. Казалось еще немного и он перевернется. Но в последний момент крейсер чудом качнулся в обратную и выровнялся. На командный пункт авианосца, являющийся также и пунктом управления эскадры, непрерывным потоком шли донесения об отказах в различных системах кораблей. Шторм, бушуя, буквально обивал корабли волнами, разбивавшимися о настройки и оставлявшими, отхлынув в воздухе, на надстройках, мачтах и на корпусе корабля всепроникающую мелкую водяную пыль, не считая увесистых брызг. Вот эта водяная пыль и брызги, поднимавшиеся выше самой высокой мачты. Оседавшие на всем подряд, а затем постепенно замерзавшие на них, приводили к помехам или к отказам антенных систем. Большинство эсминцев оказались фактически безоружны против воздушного противника — применять зенитное вооружение из-за сильного волнения и обледенения конструкций надстроек стало практически невозможно. Через час адмирал отозвал ближе к ордеру эсминцы ДРОН. Держать их в охранении с плохо работающими или вовсе отказавшими радарами не имело смысла. Немногим лучше держались более крупные крейсера, особенно тяжелые. Но еще через полчаса отказы радиоэлектронных систем начались и на них. Но доставалось не только крейсерам и эсминцам. Тяжело приходилось даже таким сравнительно крупным кораблям, как авианосец «Император Николай Второй» водоизмещением в восемьдесят тысяч тонн и линкор «Кинбурн» с его сорока пятью тысячами.